|
|
|
|
|
|
Общество любителей древности 530 лет централизованного Русского государства Москва… как много в этом звуке Для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось! А. С. Пушкин I. “Руссы живут в верховьях Днепра” и Волги. Соль земли Русской. II. Господин Великий Новгород – вековой страж севера страны. Отношения с Литвой. “Промосковская партия”. III. Москва, причины быстрого роста. Соборный храм Успения Божией Матери. IV. Шелонская битва 1474 г. и “Коростынское докончание”. От Старой Руссы до д. Велебицы.
Введение 530 лет назад разрозненные русские земли объединились в одно мощное государство во главе с Москвой. Великий Новгород, властвовавший на необозримом пространстве от верховьев Волги до Студеного моря, от Ливонских рубежей до Печеры, стал частью его. Пала великая феодальная Республика, смолк вечевой колокол, исчезли посадники и тысяцкие… Как же все это произошло? Почему Республика не могла себя отстоять”?! Каковы предыстория вопроса, получившего именно здесь разрешение?! Отдавая должное великому событию, императрица Екатерина I в честь 250-летия Договора повелела построить в Коростыни Успенскую церковь, аналогичную соборному храму в московском Кремле. Иллюстрации: Из книги “Старая Русса в истории России”: с. 10 (Находки неолита); с. 16 (Борьба за независимость); с. 22 (“Руссы живут на острове”); с. 29 (Русса XI – XV вв. Рост Литовского государства); с. 89 (Город соли). Спасо-Преображенский монастырь. Воскресенский собор. Икона Старорусской Божией матери. Успенская церковь в Коростыни. Побережье Ильменя. Р. Дрянь, впадающая в Шелонь. Поклонный крест (6 м, дубовый). Карта сражения. Живоносный источник. I “Руссы живут в верховьях Днепра” и Волги. Соль земли Русской. Свыше двухсот лет длится дискуссия о происхождении термина “русь”. А. А. Шахматов связывал его с г. Старая Русса, откуда название переносилось на страну и вызывало у иностранцев представление о том, что она является островом. В связи с этим ученый приводил свидетельство арабского писателя начала IX века Ибн-Даста: “Что касается “Что касается до Русии, то она находится на острове, окруженном озером. Остров занимает пространство трех дней пути, покрыт лесами и болотами...”. В Итиле, как видно из сообщения другого писателя Ал-Бекри, – продолжал Шахматов, — знали, что “Волга течет в страну хазар из страны русов”. И это служит лишним указанием “на то, где искать древнейшую Русь”! К сожалению, Шахматов не достаточно убедительно обосновал свои выводы. Не удалось это и другим, в частности С. Ф. Платонову в специальной статье “Руса”. И как бы подводя итоги, Б. Д. Греков признал: “Пока нет возможности точно определить местонахождение “Русии на острове”. Может быть, эту загадку вообще не придется разрешить никогда”. И все же такая попытка была сделана в 1994 году, когда И. Н. Вязинин опубликовал статью “Русы живут на острове” в журнале “Вопросы истории”, № 9. Основание Руссы теряется в глубине веков. “Северных варваров” (“рош”) трижды упоминал в своей книге пророк Иезекиль в священной библии. Имя “рос” встречается в “Церковной истории” сирийского Псевдо-Захарии при перечислении ведомых ему пралюдей. В одной из наиболее ранних греческих записей VI века сообщалось о “руссах и роди, нарицаемых руси”. О русах в Приильменье будем говорить неоднократно, здесь же объясним синоним “Роди”! Рядом с Порусьей струится Редья (в писцовых книгах “Реде”), начинающаяся с одноименных озера и болота. Значительную территорию омывают р. Робья и 11 притоков с добавлением названия селений близ истоков, или устья (Боровская, Рядовская… и просто Заробья. Озеро Родино, речка Рядега. 17 гидронимов, не счсиатя топонимов финского происхождения, ибо “рада”, “рябы” означают болота, поросшие мелколесьем, или малодоступные места. Возможно, так назвались копачи болотной руды – “роуд” (на языке аборигенов). Писцовые книги только близ Курско, Устьян, Налючей называют их 698 раз! О Руссе, “едва не равнявшейся древностью с самим Римом”, – писал и Т. С. Мальгин (1794 г.), член АН в “Зерцало российских государей”. Он подчеркивал, что русы того же происхождения, как и псковичи, тверичи, москвичи, то есть по имени города. По-настоящему же заговорили о “росах” в Византии IX столетия… В 839 году к королю франков Людовику Благочестивому явилось их посольство с представителями “народа рос”. Император Феофил писал, что гостей направил к нему царь Хакан (глава государства – каган) “ради дружбы”. Но путь, коим они прибыли, ныне в руках “весьма жестоких народов”, и просил помочь вернуться северной дорогой (по Западной Двине?)… “Росы” упомянуты в двух проповедях патриарха Фотия, связанных с нашествием на Константинополь в 860 году… Довольно подробно путь “росов”, живущих в верховьях Днепра, к ромеям описал император Константин VII Багрянородный в книге “Об управлении империей” (952 г.). Характеризуя каждый из семи наиболее значительных порогов на реке, которые приходилось обходить по суше, назвал из по-росски. Это и был легендарный путь “Из варяг в греки”. Правда, Константин его еще так не именовал. В южном Приильменье начинался и Селигерский или Волжский путь, связывающий с Каспийским морем. Такое удачное географическое расположение сделало Руссу (Старую) крупным центром древнерусской и международной торговли. Мы видим местечко “Осно”, где оснащали суда перед выходом в Ильмень (море Словенское), “Железные ворота”, где цепями запирали вход в р. Полисть, на которой стояла Русса, и собирали пошлину. Связи с Царьградом окрепли с принятием христианства. И кратко осветим его здешнюю историю. Академик Б. А. Рыбаков отметил весьма любопытный факт – строение славянских жилищ похоже на базилики-храмы первых верующих. Это позволяет с большим доверием отнестись к свидетельству “Повести временных лет” о том, что апостол Андрей, водрузив крест на месте будущего Крещатика (позднее – Киева), проповедовал у скифов и пришел к славянам, где “ныне стоит Новгород”… Подобный крест был поставлен и близ озера Рдейского (возведен монастырь) и на высоком берегу Волхова у “Друзино” (Грузино). Если это и предания, то почему в них не мог отразиться реальный факт? Легенда составлена настолько тонко и точно, что категорически отвергнуть ее так никому и не удалось. В то же время она идейно укрепляла русскую церковь. “Византия приняла крещение от Андрея Первозванного. Русь тоже благословлена им”, – заметил в беседе с папским послом Иван грозный. Аргумент снимал политические претензии Ватикана, как ранее Константинополя, в стремлении подчинить “дочернюю церковь” и, тем самым, государство. Прав академик А. А. Шахматов, утверждая, что именно здесь надо “искать древнейшую Русь”. Не случайно же Воскресенская летопись сообщала, что часть славян, двигаясь от Дуная и Лабы (Эльбы) “седоша около Ильменя и нарекоша “Русь”, реки ради”. Это подтверждает и экономика. Все, кто бы ни пытался объяснить слова “рус”, “рос”, “русь” лингвистически — неизбежно (от древних греков) склонялись к тому, что они означали “дородный”, “богатый”. Летописи подчеркивали лучшую оснастку их судов и оружие. Так, Олег в походе на Царьград (907 г.) приказывал: “Шейте паруса шелковы руси, а славянам – крапивные”. Богатство давали солеварение и торговля одним из самых необходимых продуктов. Специфическое занятие дало и синоним "ВАРЯГ" в основу которого лег корень от глагола "варити" (выпаривать). И нет ничего удивительного, что в летописях подчеркивается тождество между ними. “От тех (варяг) прозвашася Русская земля”. “Новгородцы от рода Варяжска, прежде беша Словени”. “И беша у него Варязи и Словени и прочи прозвашася Русью". Нигде в Европе нет такого сгустка топонимов с корнями “рус” и “варяг”, как здесь. Подтверждения древности истоков “русы – рушане” находим при копке колодцев, возведении фундаментов. На мысу у Воскресенского собора в 1939 году была обнаружена стоянка времен неолита с кусочками кремня и осколками керамики с ямочным орнаментом. Позднее, в каких-то двухстах метров от нее в огороде откопали боевой каменный топор, а через двадцать лет подобный – в пригородной д. Медниково. Близ Никольской церкви (“в городу” – по летописи) нашли кремниевый скребок (1972 г.). Какой еще город сможет подчеркнуть столь глубокие истоки! Однако, находясь “на островах”, Русса не могла разрастаться как многолюдный город. И экономически сильная верхушка оседала в Новых Руссах на Мшаге и Поле, в Русе-Марево... Отставая в росте от Новгорода, она постепенно превратилась в вотчину Рюриковичей. Новый город политически окреп и захватил главенствующее положение. Княжеская волость Буйце располагалась на пути из “Руси (Киевской) на Русу (Старую) в Новгород”. Шелонская пятина делилась на “Русскую” и “Зарусскую” половины или просто “Зарусье”. Но чаще всего встречалось понятие “Околорусье”. Географические названия с корнем “рус” здесь в концентрации, неизвестной нигде более: озеро Русское (дважды), река Порусья, река Русская, ручей Руска, селения – Новая Русса (дважды). Руса-Марево, Русье, Руско, Русино, Русыня, Русская Болотница и им подобные. Не случайно Иван III в приказе от 1471 года указывал: “Все перед Новгородом в Руссе за озером позавоевать”. Весьма интересны высказывания иностранных авторов по этому вопросу. Сигизмунд Герберштейн, немецкий посол в “Записках о Московии” (1517 г.) привел бытовавшее предположение, что слово “Русь” возникло от очень древнего города именем Руса. Его земляк-путешественник Адам Олеарий (1634 г.), перечисляя их 18 знатнейших, назвал и Старую Руссу, от которой как “некоторые думают, Россия получила свое наименование”. “Старый город Старая Русса издревле называемый, – подчеркивал М. В. Ломоносов, – показывает, что прежде Рурика жил тут народ руссы…” С его мнением согласны известные историки: В. Н. Татищев, Д. И. Иловайский, С. Ф. Платонов, С. А. Гедеонов, А. Н. Насонов… “В далекие, по-видимому, долетописные времена, – подчеркивал и академик Б. А. Рыбаков, – русы проникли в бассейн Ильменя и основали Старую Руссу, которая в дворянско-буржуазной науке считалась местом образования Руси... Центр приильменских славян был первоначально в Руссе, затем в Новгороде”. Именно здесь и завелось христианство. Мы слишком мало знаем, о язычестве славян, чтобы понять через какую бездну перешагнул князь Владимир, когда сменил религии – всегда величайшее духовное потрясение. Его бабка – Ольга равноапостольная – не окрестила даже сына – Святослава. Какие же страшные силы противостояли, если государыня-мать не могла спасти дитя для будущей вечной жизни! Владимир, стремясь стать вровень с известной ему Византией, все же не пожелал принять христианство из ее грозных рук. И судьба оказалась вполне благосклонной к его замыслам, хотя процесс был долгим и нелегким. Старорусский удел, по убеждению известных археологов Н. К. Рериха (1871–1947 гг.) и А. А. Спицына (1858–1931 гг.) составил исключение. Здесь активно, поддержали реформу Владимира, и не встречаются смешанные захоронения. Наблюдается крутой и прямой переход от сопок (языческих) к жальникам (христианским), когда в других местах Новгородской земли такие курганы есть и доходят до XII – XIV столетия. И не случайно еще за полторы сотни лет до них М. В. Ломоносов (1711–65 гг.), трудясь 12 лет по заказу императрицы Елизаветы “в собрании – сочинении Российской истории”, нашел свидетельства, на основании коих утверждал, что “христианство здесь завелось прежде у варяг-россов, ходивших к Царьграду” (т. е. в Руссе). Это не могло не интересовать иностранцев, приезжавших в Россию. Английский посол Дж. Флетчер писал в 1591 году: “Соли в этой стране весьма много, лучшая и в большом количестве добывается в Старой Руссе, где устроено много солеварен”. Город, подчеркивал он, платит в государеву казну 18 тысяч рублей пошлины, то есть в полтора раза больше самой Москвы! И это после разорения края отрядами Стефана Батория (1581 г.) в период Ливонской войны. Тяга к минералу – инстинкт не менее мощный, чем жажда, хотя и порция ежедневная совсем незначительная. Организм человека автоматически снабжается им только при употреблении мясной пищи. Правда, для солепроизводства требовалось много металла на црены (противни), шесты, буравы, трубы... Но здесь же в Околорусье имелись большие запасы болотной руды, и было налажено производство и обработка железа. С принятием христианства человеческая природа, разумеется, не изменилась. Люди оставались со всеми присущими им достоинствами и недостатками, но система моральных ценностей стала иной. С Крещения Руси вполне можно начинать историю русской культуры. Владимир сразу же стал брать детей знати на “учение книжное”. В 1030 году при Ярославе Мудром училище (“школа” еще не употреблялось) открыли и в Новгороде на 300 детей. Среди них, несомненно, были и рушане, ибо не так еще много знати жило на каких-то двух десятках улиц. Об этом свидетельствуют и находки берестяных грамот того времени, представляющих самую обычную переписку. В весьма широких изысканиях в Новгороде их найдено свыше девятисот. В Старой Руссе, при крайне ограниченных раскопках – 36. Так что книжно-письменный язык, вопреки европейскому западу, обслуживал отнюдь не одни церковные нужды. Грамотность на фоне стран, в которых господствовала непонятная массам латынь, приобрела всенародный характер. Возможно, Старой Руссе доведется прославиться не только на земле Новгородской добрыми делами, что задуманы. В истоке их собственная концепция развития “Города-музея”, “Города-курорта”, “Города Достоевского”. Само ее название издавна привлекает внимание ученых – отечественных и иностранных, не говоря уже о туристах. Несмотря на тяжелейшие испытания, выпавшие в годы Великой Отечественной войны, когда по свидетельству самих оккупантов – “город стерт с лица земли” – в ней еще насчитывается свыше 70 памятников. Культурный слой в древней части поселения, меж курортом и Малашкой, достигает почти 7 м (геологическая разведка 1936 г.). Он включает 26 ярусов деревянных мостовых. В Великом Новгороде с более насыщенной жизнью средневековья, всего на два яруса больше. “Старый город” отражен подробнейшей описью А. И. Чоглокова, составленной после его разрушения шведскими оккупантами в начале XVII столетия. Архимандрит Макарий в церковно-историческом описании (1866 г.) прямо подчеркивал, что название связано с тем, что остающиеся в живых после изгнания врага отстраивались преимущественно в “старой части”. И их естественным ориентиром были церкви, как “Никола в городу”. А тут еще с расширением солеварения появились Новые Руссы на Мшаге и Поле. Так что истинное положение оставалось только закрепить государственным актом. Буквально на материковом подзоле уже встречаются отбросы солепроизводства, подчеркивая, что именно оно было основным фактором формирования Руссы. Незаменимый продукт со времени освоения в пищу рыбы, совершенно отсутствовал на пятьсот верст окрест. Мешок же соли по цене равнялся примерно 10 мешкам пшеницы или 15 овса, 12 ячменя, 7 гороха. Со времен незапамятных знаком особого уважения к гостю была встреча “хлебом-солью”. А жертвоприношение! “Садко – богатый гость” в былине – прежде, чем двинутся вниз по Волге – пустил по воде ломоть хлеба, посыпанный солью! Среди владельцев варниц летопись называет первых великих князей. И, привлекая на свою сторону польско-литовского короля Казимира, новгородские бояре обещали ему их целый десяток. Не случайно Иван Грозный, выделяя кого-либо из гостей, посылал свою солонку, а некоторые так и уходили “несолоно хлебавши”. Верной приметой считалось – “рассыпать соль к ссоре”. Памятники АРХИТЕКТУРЫ – гражданские и культовые (с XII в.). Они не уступают новгородским в своеобразии художественного и объемно-пространственного решения. А в возведении и оформлении поздних принимали участие такие зодчие как В. П. Стасов (1769–1848 гг.), строитель Преображенского и Троицкого соборов Санкт-Петербурга и К. А. Тон (1794–1881 гг.), за спиной которого храм Христа Спасителя и Московский Кремль. Архимандрит Макарий с полным основанием подчеркивал: “Едва ли в каком подобном городе можно встретить столько церквей и с таким торжеством совершаемых крестных ходов”. А было их в 1866 г. – 15 (одна деревянная) на десятитысячное население. На рубеже XX столетия с 13 тыс. горожан уже действовали 21 православный храм и 9 часовен, да старообрядческая молельня. 68 церквей служили в сельской местности. В Старой Руссе, наверное, как нигде в небольшом городке утверждалось, что в религиозном и национальном смысле нет более широкого и терпимого народа, чем русский. Иудей, мусульманин, протестант, католик, даже язычник никогда не встречали с его стороны ни вражды, ни укора во всем, что касалось верования. Нужды каких-то сотен людей обеспечивали: кирха, костел, две синагоги. Еще в первой половине XIX века Синод много внимания и забот уделял надлежащей правильности богослужебного пения, запретив исполнение по рукописным тетрадям. Храмы снабдили нотными книгами. Среди выдающихся церковных композиторов рушане с гордостью называют своего земляка Сергея Васильевича Рахманинова (1873–1943 гг.), уроженца усадьбы Семеново и крещеного в селе Старые Дегтяри. Патриотическое служение Православной церкви вписало в историю Родины немало славных страниц. Много братьев и сестер милосердия, иноков и инокинь, самоотверженно помогали раненым на полях сражений, трудились в госпиталях, коих только в Старой Руссе 1914 года было 8. “Сколько еще времени будет наша несчастная Родина терзаема внешними и внутренними врагами? – писал Николай II, отрекаясь от престола 2 марта 1918 г. на пути в Псков. – Кажется иногда, что дальше терпеть нет сил, даже не знаешь на что надеяться, чего желать? А все-таки никто как Бог! Да будет воля Его святая!” Перед глазами царя был труд “О войне” генерал-майора Прусской армии Карла Клаузевица в 1812–14 годах находящегося на русской службе. Он сделал, несомненно, ценный вывод: “Россия не такая страна, которую можно завоевать... может быть побеждена лишь действием собственных раздоров". Останавливаясь в Старой Руссе, государь не мог не вспомнить, что был здесь тоже в трагическое время, провожая 86-й Вильманстрандский полк на русско-японскую войну. История какой страны знает подобное? Не будь явной и сокровенной помощи Божьей, – русский народ не смог бы снести это бремя, особенно в годы Великой Отечественной войны. Не случайно начало ее совпало с днем “Всех святых, в земле Российской просиявших”. Но мы слишком недооценивали их участие, как и в других, широко не известных, кровавых конфликтах. И Гитлер, нападая внезапно с превосходящею силою и заручившись поддержкою ада, все принял во внимание – кроме самого главного. За спиною “обескровленной” страны не увидел рать русских святых со знаменем Победы. Во время войны церковь исполняла патриотический долг в несколько иных традиционных формах. О начале нашествия Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (с сентября 43-го Патриарх) узнал утром 22 июня 1941 года в Богоявленском кафедральном соборе Москвы, где совершал божественную литургию в память “Всех святых, в земле Российской просиявших”. По окончании службы он отбыл в свою резиденцию и сразу же сел за пишущую машинку, составляя знаменитое Послание “Пастырям и Пасомым Христовой Православной церкви”. Всего две страницы, но какие! “В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва ли не весь мир, не коснется нашей страны. Но фашизм, признающий законом только грубую силу... оказался и на этот раз верным себе... Попирая всякие договоры и обещания, внезапно обрушился на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить нас на колени... Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах. Не посрамим же их славного имени и мы – православные, родные им по плоти, и по вере! Наша церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним и испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит и теперь, призывая Небесное благословение и предстоящему всенародному подвигу... Господь нам дарует Победу!” Послание в тот же день было разослано по епархиям. Поступило и к новгородцам. Его с благоговением читали в редких церквах и религиозных общинах. Снимали копии и старались довести до сведения всех верующих. И в том, что было предпринято в Приильменье по достойной встрече противника, особенно по развертыванию всенародной борьбы, заслуга Церкви и ее деятелей несомненна. Многих священников и монахов мобилизовали в Действующую Армию, но немало добровольно служили в хозяйственных, медицинских и штабных подразделениях. Встречались и на самом переднем крае, в тяжелую минуту, как и все, брались за оружие. Советское же государство почти с первых дней, по сути, заключило союз с Православной церковью и другими конфессиями. Да и могло ли быть иначе, если перед тем, как стать во весь рост и броситься в атаку навстречу смерти, многие торопливо осеняли себя крестным знамением, другие шептали молитву, поминая Иисуса, Аллаха или Будду. Церкви были порушены, но ВЕРА ЖИЛА!.. Старую Руссу освободили 18 февраля 1944 г., в день, когда отмечают одну из особо чтимых икон Божией Матери – “Взыскание погибших”, или “Избавление от бед страждущих” и молятся обо всех, находящихся на краю гибели. Ныне возвращена самостоятельность и кафедре Приильменья, которую доверили Высокопреосвященнейшему Льву, архиепископу Новгородскому и Старорусскому. И как созвучие этому при возобновлении археологических раскопок в Старой Руссе (1992 г.) нашли очередную берестяную грамоту № 28 – послание XIII века – “... але ты чега восхоте – молися”. Семьсот лет пролежало древнее послание и найдено незадолго до возвращения праздника Старорусской Божией Матери в ожившем (через 60 лет) Воскресенском соборе. С крестным ходом “шла” и знаменитая икона, осеняющая историю Старой Руссы во всех ее испытаниях. II Господин Великий Новгород – вековой страж севера страны. Отношения с Литвой. “Промосковская партия”. В древнем Новгороде, в отличие от всех других русских земель, существовала особая форма государства, сложившаяся в результате переворота 1136 года, когда был арестован князь Всеволод Мстиславович с женой и детьми. Содержался под стражей семь недель, а потом был изгнан. Вече превратилось в верховный правительственный орган, появились выборные посадники. Князей стал приглашать лишь на роль наемного военачальника. Им запрещалось владеть здешней землей, селиться в городе. Жить они должны были на Городище. Тогда, в XII – XIII веках на Руси одновременно правили несколько сильных князей. Заключали союз с кем-либо из них и принимали к себе их родственника – то смоленского, то черниговского, то владимиро-суздальского… Будучи недовольны – изгоняли или “указывали путь”. И это происходило довольно часто, 1095 по 1304 год, 58 (!) раз, в среднем каждые четыре года (иные и всего несколько месяцев). Ослабление их власти приводило к усилению роли посадников и острой политической борьбе боярских группировок, связанных с определенными династиями. Немаловажным обстоятельством был традиционализм – жить как отцы и деды. “Старина” служила наиболее существенным обоснованием судебных решений, межгосударственных и торговых отношений. И хотя порождались новые формы и институты, моральные и эстетические категории прошлого прочно коренились в умах, определяя образ мышления и поступки. Князь был одним из атрибутов старины, и его отсутствие считали ненормальным явлением. Одно время даже желали иметь свою династию. Но если в других землях наблюдалось усиление власти, одолевающей вечевые порядки, то на берегах Волхова происходило обратное. Князьям запрещалось “без вины” даже смещать должностных выборных лиц. До падения самостоятельности (1478 г.) князем считался тот, кто получал от татарских ханов особый документ – ярлык. При этом новгородцы добились невмешательства во внутренние дела Республики, ограничивая приезжающих “правителей” сбором причитающихся им налогов… сохранение республиканской структуры всемерно подчеркивалось. Торговая сторона (главный рынок). Подворье Ярослава, где он жил при княжении. Вечевая башня с колоколом и канцелярией (внизу). Концы – Плотницкий (по имени ремесленников) и Славенский (следы древнего племени). При переходе через Волховский мост – Софийская сторона. Детинец (Кремль), внутри которого соборный храм. Концы – Неревский, Загородский, Гончарский (гончары) или Людин. Каждый и их улицы имели советы, собирали сходы – вече. Город был политическим средоточием обширной территории – пятин. Вотьская – от финского племени воды или воти. Обонежская – вокруг озера. Бежецкая – от селения ныне Тверской губернии. Были и особые волости, не входившие в пятинное устройство. Высшим органом Республики считалось общенародное вече, собирающееся у Никольского собора на Ярославовом дворе. Большинство полагает, что это были все свободные мужчины, независимо от социального статуса. Другие – видят собрание владельцев городских усадеб (до 500). Верность первого подкрепляется грамотой соловецких монахов накануне 1470 года. Били челом: архиепископу Ионе, степенному посаднику Ивану Ликиничу, тысяцкому и “и боярам, и житьим*, и купцам, и черным людям… всем пяти концам на вече на Ярославовом дворе”… Это была и высшая судебная инстанция, казнили изменников и других, низвергая с Великого моста в Волхов. *Житьи – дети бояр, уже участвующие в общественной жизни. Новгород номинально подчинялся киевским, потом московским князьям. Их права все более урезывались, пока не были сведены на нет. Зато увеличивалось количество посадников и тысяцких, входивших в Совет господ, собиравшийся у архиепископа под его председательством. Но это были исключительно бояре из 35-40 семейств наследственной аристократии, постепенно узурпирующей власть. Новгород вместо демократического самоуправления превратился в олигархическую республику. Это обусловило его слабость перед лицом крепнущего московского самодержавия, опиравшегося на растущую силу военно-служилого дворянского класса. К XV столетию выросло и значение церкви, захватившей более трети частновладельческих земель Республики. Белое и черное духовенство подчинялось архиепископу, с 1156 года избираемому на вече. На Ярославовом дворе называли трех кандидатов, и их имена на листах пергамента клали на престол в святой Софии. После литургии слепец или ребенок наугад вынимал “жребий”. После XIV века посчитали, что имя, угодное Богу, наоборот остается на столе. И протопоп собора стал снимать их одно за другим. Избранными, как правило, оказывались настоятели монастырей или влиятельные лица белого духовенства приходов. Архиепископы имели высокий авторитет, предотвращая кровопролитные столкновения, благословляя договора с князьями и иностранными государствами. Богатейшая казна владык, именовавшаяся “софийской”, не раз использовалась в нуждах Республики: в построении кремля и других укреплений, возведении церквей, выплате контрибуции, выкупе из плена… Непомерный рост богатств церкви вызвал к жизни ересь. Очень значительным было движение стригольников, возникшее за сто лет до описываемых событий и требовавшее отказа от землевладения и поборов. Возглавлял его проповедник Карп. Его осудили и сбросили с моста в Волхов. На протяжении всей истории Новгородской республики между боярскими и кончанскими группировками шла бесконечная схватка за власть, причудливо переплетающаяся с антибоярской борьбой “черных людей”. Особенно соперничали за обладание должностью главы правительства – посадника, постепенно сосредоточившего основные рычаги государственного управления. До последних лет XIII века их избирали на неограниченный срок, затем установили 1 год (по старому календарю – с 1 марта). С 1354 года избирали уже 6 посадников (два от Плотницкого конца), один становился главным или степенным. С целью снижения остроты борьбы в 1423 году количество их довели до 24, а затем и до 36. Однако полностью прекратить столкновения так и не удалось до конца Республики, что, несомненно, ослабляло ее. Посадник председательствовал на вече, наряду с князем возглавлял войско и осуществлял суд, ведал торговлей, участвовал в посольствах в другие государства. Его имя в договорах стояло вслед за архиепископом. Он назначал и смещал лиц администрации, которые не избирались на вече. Вторым по значению являлся тысяцкий, что связывают с пришлым населением. Люди селились на свободных участках, не входивших в кончанские организации, и формировались в сотни во главе с сотскими. Князь для управления ими и назначал специального человека. А когда его стали избирать, “сотни” также подчинили вечу. Постепенно эта должность стала ступенью перед избранием в посадники, тем более что они участвовали в переговорах с иностранцами, вершили суд по торговым делам. Повседневные дела решались в вечевой канцелярии, где постоянно находились дьяк и двое приставов для исполнения приговоров. Концы тоже имели своего главу (обычно старый посадник) и образовывали свой “малый совет”. На нижней ступени административной лестницы стояли: бирючи (глашатаи, объявляющие на площадях постановления), позовники (вызывающие), подвойские и другие, соответствующие позднейшим полицейским, судебным исполнителям и прочее. И все это, якобы, подтверждало подлинную демократию. Однако это далеко не верно. Республика Новгорода не была народоправством, а государством бояр – крупнейших землевладельцев, растивших свое генеалогическое древо из корня родовой знати. Раскопки обнаружили поразительное явление: в эпоху республиканского расцвета не обнаружили усадеб ремесленников, мелких торговцев, рядовых священнослужителей, – подчеркнул В. Л. Янин в предисловии к книге Д. Балашова “Марфа-посадница” о том далеком времени. Вся земля принадлежала феодалам, на дворах которых и ютился черный люд, не располагающий даже такими свободами, которые знала Москва. И именно эти могущественные владельцы составляли категорию “вечников”, поглощенных междоусобной борьбой за власть, доходы и влияние. В отличие от московских дворян мелкие землевладельцы Новгорода, называвшиеся “житьими”, не были заинтересованы в политике верхушечного слоя. В городских делах они тоже имели очень мало прав, лишь председательствовали от случая к случаю на общегородском вече, да иногда подписывали вместе с боярами особо важные государственные договора. Концентрация богатств и власти в руках немногих семей великих бояр порождала, таким образом, общее недовольство, знаменующее гниение вечевого строя. Крики о справедливости донесли до нас берестяные грамоты. “Здесь житницы боярские. Разграбим супостатов наших”. “Простой чади нечего защищать республику, когда угрожает Москва”… Задаваясь вопросом: к Москве или к Литве, многие понимали, что при вхождении в формирующееся централизованное государство придется жертвовать вечевой вольностью. Поэтому позиции “пролитовской партии” являлись достаточно сильными. Первые отчетливые признаки ее существования относятся ко времени Яжелбицкого договора 145 года, который восстановил над Новгородом великокняжеский суверенитет. Однако история этого вопроса уходит в глубину веков, и хоть кратко, но напомним ее. Еще в последней четверти XII столетия “Россия западная узнала новых врагов, опасных и жестоких. Народ литовский, в течение ста пятидесяти лет подвластный ее князьям, дикий и бедный, – подчеркивал Н. М. Карамзин, – платил им дань шкурами, даже лыком и вениками… Непрестанные же наши междоусобия и слабость каждого удела в особенности, дали способ литовцам не только освободиться от зависимости, но и тревожить набегами. В 1184 году, несмотря на зимнюю стужу, они “ужасно опустошили Псковскую область”. Угроза нависла над южным Приильменьем и городом солеваров. В XIII веке они 12 раз врывались сюда. На помощь своему главному форпосту с юга приходил Новгород. В 1200 году Русса не успела еще отстроиться после всеобъемлющего пожара, когда зимою литва “взяла Ловать до Налючи, с Белей до Свинорда” (на р. Поле). На помощь поспешили новгородцы, нагнали и разбили врага, отняли полон и награбленное. В 1210 году литовцы опустошили междуречье Ловати и Редьи до Ходыни, не дойдя всего тридцати верст до Руссы. Через шесть лет попытались подойти с юго-запада. Но после боя в верховье Шелони убрались восвояси. 1222 год. Засуха великая по всей Русской земле, горели леса и торфяники. И это время “воеваша литва около Торопця и гонися на них Ярослав с новгородцы до Усвята” (верховье Ловати). Через год снова засуха. И опять многочисленный сброд легко прошел междуречьем Полисти и Порусьи. Из города выдвинулся конный отряд посадника Федора Михалковича. Но слишком неравны были силы. Несмотря на отчаянную храбрость, много рушан пало в схватке. Руссу взяли приступом и разграбили. “Много зла сотвориша литва (зимою 1225 г.) около Новгорода, Торопча, Смоленска и до Пскова, бе бо рать велика” (до 7 тысяч). Ярослав Всеволодович, Давид Мстиславич торопецкий и его брат Владимир псковский настигли неприятеля в верховьях Ловати. Уложили на месте до 2 тысяч, взяли предводителей, освободили пленников… Не прошло и трех лет, вражеские отряды появились в междуречье Полисти и Порусьи. Но быстро ретировались, заслышав приближение Ярослава с дружиной. Однако в январе снова “придоша и воеваша Любне, Мореву и Серегер”. Были разбиты новгородцами, поспешившими через озеро Ильмень. Летом 1234 г. литовцы внезапно ворвались в Руссу, разграбили Спасопреображенский монастырь, добрались до Торговой площади (ныне у входа в курорт). Но вставшие на защиту города “рушане и засада (гарнизон), огнищане и гридьба, купец и гости” выгнали врага из посада и продолжали биться в поле. Ярослав поспешил с конницею и пехотою (в насадах по Ильменю и Ловати)… Кавалеристы нагнали неприятеля уже Торопецкой волости… В 1253 году литовцы шли на Руссу излюбленным путем – междуречьем Ловати и Полы… Князь Василий, сын Александра Невского нагнал их уже у Торопца, разбил, вернул полон и награбленное… Зимой 1283 года, пользуясь княжеской междоусобицей, вражеские отряды разорили побережья Ловати и Полисти. Через год повторили набег. Однако и на этот раз добраться до Руссы не удалось… После чего не показывались около сорока лет. В 1323 году разграбили селенья на Ловати и ретировались, завидев новгородцев. В то время как на северо-востоке усиливались московские князья, собирая Русскую землю, на юго-западе то же самое совершили правители Литвы. “Но как скоро эти половины Руси собрались в два сильные тела, – подчеркивал известный историк С. М. Соловьев, – то и вступили в борьбу между собою”. В 1342 году Ольгерд, сын великого князя литовского Гедимина пустил пробный шар, опустошив верховья Шелони. Увлеченные внутренними неурядицами, новгородцы, наверное, впервые, оставили это без ответа. Через три года, уже будучи сам правителем, Ольгерд совершил новое нападение. Дойдя до устья Мшаги, разграбил здешние селения, завернул на Лугу и ушел. Литовцы угрожали и Руссе, но она откупилась хорошими деньгами. С этого времени набеги прекратились. Литва превратилась в союзника Великого Новгорода и, давя со страшной силой на русские земли, подчинила огромную территорию. В первой половине XIV века вражеские отряды трижды пытались идти проторенными путями по захвату Руссы. И все неудачно. Несмотря на это, ослепленная борьбой с Москвой, новгородская боярская верхушка пошла на союз с весьма агрессивным соседом. И даже его последующее поведение не вразумило. 8 сентября 1380 года на поле Куликовом развернулась решающая схватка с монголо-татарами. Заигрывая с Новгородом, великий князь литовский Ягайло повел на помощь Мамаю 80-тысячное войско. К счастью для Руси он опоздал на целый дневной переход. Битва закончилась победой Дмитрия Донского. Но потери были колоссальные: в строю осталось всего 30 тысяч или 1/5. Дорога на Москву была запружена подводами раненых... И воины Ягайлы, по его приказу, кинулись на безоружных и беспомощных, убивая их... Верный себе Новгород в 1384 году призвал Патрикия, внука Гедимина, и дает на “кормление” Руссу и Ладогу. Через несколько лет город соли был отдан на “кормление” брату Ягайло – Симеону. В 1411 году последний покинул Руссу, но через три года снова управлял ею… В 1455 году город отдали на “кормление” правнуку Ольгерда – князю Александру Васильевичу Черторийскому. Январь 1456 года. Василий Васильевич неожиданно двинул свои войска из Яжелбиц на Руссу. 2 февраля взяли ее “без кровопролития и столько богатства, что удивились”… Новгород вынужден был заключить мир, значительно ограничивающий его самостоятельность, и уплатить 8500 рублей серебром. Русса, несмотря на потери, отдала 5000. И все Новгород не хотел смириться, когда в январе 1460 года приехал великий князь Василий Темный. На него даже готовилось нападение. Но владыке Ионе удалось охладить пыл ревнителей вековой вольности и удержать от необдуманных поступков. На берегах Волхова догадывались о военном превосходстве Москвы, где закладывались основы новой военной организации, ядро которой составляла “почти профессиональная” конница детей боярских. Так что, не заручившись поддержкой Литвы, трудно было надеяться на успех. В русле поисков 8 ноября 1470 года приехал Михаил Олелькович, брат киевского князя. Влияние “литовской партии” возрастало, приближая время открытого разрыва с Москвой. За три дня до прибытия Михаила умер Иона. Новый владыка Феофил должен был ехать на посвящение в сан. Но куда? В Москву (ездили последние сто лет) или в Киев к митрополиту, подчиняющемуся Папе римскому, хотя и сохранением православных обрядов. На вече объявили о Москве. И тут “литовская партия” дала открытый бой. Энергичная и властная Марфа – вдова посадника Исаака Борецкого – и ее взрослые сыновья Дмитрий и Федор со своими приверженцами стали кричать: “Не хотим за князя Московского! Хотим за короля Польского и великого князя Литовского Казимира”. Весь Новгород возмутился, споры перерастали в драки… К Казимиру послали великое посольство, заключили договор. В нем упоминалось и Околорусье, перечислялись княжеские права: проезжий суд и десять варниц соли… С Моревы сорок куниц, да восемьдесят бел… Правда, особо подчеркивалось требование к королю – “веры греческой и православной не отнимать… римских церквей не строить”. В случае военной угрозы, прежде всего, со стороны Москвы – оказать немедленную помощь… Однако эти условия выполнены не были… III Москва, причины быстрого роста. Соборный храм Успения Божией Матери. Первые упоминания о Москве (Ипатьевская летопись) относится к 1147 году, когда в небольшой крепостце, затерянной в труднопроходимых лесах состоялась встреча князей – Юрия Долгорукого суздальского и Святослава Ольговича черниговского. На этом месте и был возведен город, названный именем протекающей здесь реки. По мнению лингвистов, ее наименование может быть истолковано как “топкая, болотистая, мокрая”. В верховье – Московская лужа (в 30 км от Можайска), в истоке – Старьковское болото. Ученые еще не сказали последнего слова. Но одно несомненно – Москва давно приобрела в русском языке особое значение – “сердце Отечества”. Город занял центральное географическое положение – на перепутье меж днепровским югом и верхневолжским севером. Внешние удары сыпались на соседние княжества: Рязанское, Нижегородское, Ростовское, Ярославское, Смоленское. Благодаря этому он стал убежищем для окрестного русского населения. Москва-река, диагонально пересекая княжество с северо-запада на юго-восток, связывала с бассейном Оки и близко подходила к верхней Волге. Сгущение населения увеличивало плательщиков прямых податей. Транзитное движение оживляло промышленность и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами. В 1276 году на здешнем престоле утвердился младший из сыновей Александра Невского – Даниил, став родоначальником московского княжеского дома. Владея городом новым и окраинным, они не могли надеяться на великокняжеский стол и пользовались каждым текущим моментом в заботе о росте территории. Так Даниил “некоей хитростью”, проще говоря, обманом, взял в плен рязанского соседа – князя Константина. Его сын Юрий подобным же образом напал на князя Святослава и захватил его Можайский удел. По смерти Дмитрия переяславского Даниил сблизился с добрым и бездетным сыном его Иваном. Да так подружился, что тот, умирая в 1302 году, отказал ему свой удел, помимо старших родичей. Ведя осторожную и дальновидную политику в отношениях с татарами, сын Даниила – Иван Калита (моск. Князь с 1325 г.) добился у Золотой Орды права сбора монгольской дани на Руси. А когда в 1327 году тверской князь Александр Михайлович, все еще считая возможной открытую борьбу с оккупантами, поднял восстание, истребив их послов, хан поручил Калите наказать Тверь. В награду получил великокняжеский стол, который с тех пор уже не покидал Москву. Татарский разгром поверг народное хозяйство в страшный хаос. Но постепенно оно стало приходить в некоторый порядок. Московские правители зазывали промышленников и рабочих из других княжеств. Толпами покупали в Орде русских пленников и на льготных условиях сажали на пустошах, приобретали земли у частных лиц и церковных учреждений. Так строились многие деревни села, слободы. Иван Калита в начале княжения имел всего 6 городов с уездами (51 волость, 42 дворцовых села), а Василий II Темный, ровно через сотню лет, уже в три раза большую территорию. Получение великокняжеского стола московским князем сопровождалось важными последствиями для Руси. Наступил сорокалетний период отдыха – до нападения Ольгерда литовского в 1369 году. И, наконец, почти вся северная Русь стала на поле Куликовом в верховьях Дона против Орды 8 сентября 1380 года под знаменем великого князя (с 1359 г.) Дмитрия. Участвовали воины многих русских княжеств, украинские и белорусские отряды. Битва завершилась разгромом монголо-татар, и началось освобождение от невыносимого ига. Это придало московскому князю значение национального вождя северной Руси в борьбе с внешними врагами. Дмитрий “Донской” впервые передал княжение Василию I без санкции Золотой орды. Но особенно важным было приобретение для стольного града значение церковной столицы. После татарского разгрома высший иерарх – киевский митрополит Максим со всем клиросом в 1229 году перебрался во Владимир на Клязьме. Но по просьбе южнорусской паствы посещал ее, часто останавливаясь по пути в Москве. То же делал и его продолжатель Петр, завязав тесную дружбу с Иваном Калитой. Оба вместе заложили соборный храм Успения Божией Матери а 1325 году. Однако иерарха вскоре застала смерть, а его преемник Феогност не пожелал жить во Владимире и поселился у гроба своего духовного отца. Так Москва стала центром православия задолго прежде, чем сделалась столицей государственной. Сочувствие церкви еще более помогло в укреплении национального значения, и с Ивана Калиты в продолжение целого столетия великим князем становился, обыкновенно, старший сын предшественника. Этот порядок подготовил установление единовластия, усиливая прямую старшую линию правящего дома, устраняя и ослабляя младшие – боковые. Собирание Русской земли еще далеко не было доведено до конца, когда на стол отца и деда вступил Иван III. Он продолжал дело предков, но уже не путем захвата или хозяйственного соглашения. Теперь сами местные общества по различным побуждениям начали открыто тяготеть к Москве. В Великом Новгороде это было простонародье по вражде к своей аристократии. В северной Руси – высший служилый класс, несший государственные и военные обязанности. В княжествах западных (черниговской линии) – недовольные католической пропагандой, активно поддерживаемой польско-литовским правительством. Благодаря этому тяготению, собирание Русской земли Москвой стало национально-религиозным движением и получило ускоренный ход. В 1463 году все князья ярославские (великий с удельными) “били челом” Ивану III о принятии на московскую службу и отказывались от своей самостоятельности. В 1470 году началось покорение Великого Новгорода с его обширной территорией в северной Руси… Впереди были: Ростов, Тверь, Вятка, Чернигов, Псков, Смоленск, Рязань… Но сплоченность национальная еще не была государственной, пока Московское княжество не стало единственным и его границы совпали с пределами великорусской народности. С расширением пространства московский государь усваивал и более высокое значение своей власти. Чему много помог брак с племянницей последнего византийского императора Софьей Палеолог, и Иван III стал его политическим и церковным преемником. С конца XV века на печатях появился византийский герб – двуглавый орел. Иван завел и новый государственный обряд – венчание в Успенском соборном храме с возложением шапки и барм Мономаха. Новое отразилось на праве (преимущество наследника над младшими удельными братьями, сбор доходов, суд по важнейшим уголовным делам…), чеканка монеты (ранее чеканили все князья), сношение с иностранными государствами. Иван III вступил на престол, когда ему шел двадцать третий год. Был высок ростом, строен, худощав, с красивыми чертами лица, мужествен, расчетлив и осторожен. Был хладнокровен, не торопился к цели, а шел размеренными шагами, умел дело доводить до конца… С первых шагов управления встретился с большими трудностями. Россией тогда многие хотели верховодить: великий князь литовский казимир, ханы Большой Орды и Казани, новгородские и псковские бояре. Против него постоянно выступали родные братья – Андрей и Борис. В своей деятельности великий князь проявлял гибкость, хладнокровие, выдержку. Он многократно предлагал Новгороду присоединиться к Москве. Но поддавшаяся влиянию Казимира литовского верхушка столицы вечевой республики во главе с Дмитрием Борецким и его матерью “Марфой-посадницей” продолжали проводить политику независимости и самостоятельности, якобы радея о зажиточности города, хотя и не противились влиянию Ливонского ордена и отдавали “на кормление” литовским и пролитовским князьям Руссу, Ладогу и другие города. IV Шелонская битва 1474 г. и “Коростынское докончание”. От Старой Руссы до д. Велебицы. Войну против антимосковской коалиции Иван III начал весной 1471 года, когда появились признаки грозного вражеского союза. На северо-западных, западных и южных рубежах сгущались тучи. Позиция новгородского боярства могла сыграть роль факела, брошенного в бочку с порохом. Столица вечевой Республики становилась центром притяжения всех сил, противодействующих складыванию единого Русского государства, заинтересованных в сохранении раздробленности, политическ ой и военной слабости Руси.
Московское правительство оценивало ситуацию достаточно реалистично. Военное столкновение было далеко не выгодно, страна только что пережила трудную схватку с Казанью, хотя и победоносную, но стоившую немалого напряжения сил. Связи вечевой Республики с Литвой Ливонским орденом представляли реальную угрозу интервенции, поэтому всю зиму шли переговоры, поддерживали “умеренных”, стремились изолировать “пролитовскую” партию. Но наступил момент, когда поняли, что переговоры бесплодны. Состоялось высшее феодальное собрание – прообраз будущих земских соборов. Действия великого князя были одобрены. Исходя из конкретной обстановки, Иван III решил начать поход, как только схлынут весенние паводки, не ожидая сухого лета. Этого на берегах Волхова, конечно, не могли ожидать. Окруженный бесчисленными болотными топями и озерами, Новгород был труднодоступен, и надеялся, что раньше зимы москвичи не двинутся. А к тому времени союз с Казимиром, а того – с Ахматом, ханом Большой Орды (с 1465 г.) станут реальностью. Весна 1471 года была поздней, еще в конце мая нередки были морозные утренники. По едва просохшим дорогам в Новгород мчался гонец великого князя с грамотой о разрыве отношений и объявлением войны. В Псков ехал дьяк Яков Шачебальцев с призывом “сложить целование новгородцам и идти на них ратью”. С аналогичной миссией отправили посла в Тверь к великому князю (1461 г.) Михаилу Борисовичу, повелевая “идти на Двинскую землю”. Туда же, соединившись с вятчанами, предстояло двигаться воеводе Василию Федоровичу Образцу из Устюга… При общерусской поддержке на Новгород шла огромная рать под предводительством лучшего полководца – князя Даниила Дмитриевича Холмского. Первый отряд под его началом и боярина Федора Давыдовича Хромого в числе 10 тысяч 6 июня выступил к Руссе. Колонна двигалась по западному краю Новгородской земли, отсекая от главного союзника – короля Казимира…. Ровно через неделю тронулась вторая колонна – князя Ивана Васильевича Стриги Оболенского с приданным отрядом служилого татарского царевича Данияра из удельного касимовского княжества на р. Оке. Она шла по Мсте, отрезая Волховскую столицу от восточных владений… 20 июня выступил и сам великий князь с главными силами, 29-го остановился в Торжке. Здесь явился тверской полк, посланный Михаилом Борисовичем во главе с князем Юрием Дорогобужским и воеводой Иваном Жито… Иван III шел посредине, осуществляя связь между фланговыми колоннами. График похода был расписан по дням. И трое братьев его с полками двигались из своих отчин. Четырнадцать посадников и “вся сила псковская” выступили против своего когда “брата старейшего”. Итак, к московскому князю помощь спешила со всех сторон, к Волховской республике – ниоткуда. Казимир не трогался, магистр ливонский не торопился. Михаил Олелькович, услышав о смерти брата Семена в Киеве, еще 15 марта уехал из Новгорода. Названный “союзник” по пути “пограбил Руссу и все места до самой границы”… Другого служилого князя своего – “рюриковича” Василия Шуйского – Гребенку отправили на защиту Заволочья… Кровавая и беспощадная война, однако, не была бессмысленной. На болотистых низинах Приильменья, на берегах Мсты, Шелони и далекой Двины решался принципиально важнейший вопрос о будущем Русской земли. Наступал один из звездных часов ее истории. Передовые силы Холмского 23 июня, около полудня ворвались в Руссу. Начался грабеж уже достаточно и неоднократно расхищаемого города. Вспыхнули пожары. Гонимые страхом, рушане бежали впереди москвичей, сея неурядицу по пути к Новгороду… В ночь на 25-е без боя взяли Коростынь. А в это время в столице Республики шел призыв “К оружию!”. Мастеров, плотников и гончаров, которые “отродясь, на лошади не бывали” и никакого навыка в ратном деле не имели, насильно мобилизовали. И поскольку у призываемых “и на мыслях не бывало подняти руки противу великого князя” – конфисковывали имущество, “изменников” избивали и даже “метали в Волхов”. Интриги Борецких и их сторонников зашли слишком далеко… Тем не менее, рать была собрана, и над ополчением взвились кончанские стяги… Первое сражение произошло на берегу Ильменя под Коростынью. Судовая рать (пехота, посаженная на гребные суда) пересекла озеро и высадилась, не замеченная отдыхающим противником. Но опытные воины быстро оправились от неожиданности, отражая атаку. “Паде много” с обеих сторон. “А иные разбегашася, а иных москвичи поимаша”. Вражеские доспехи – дедовские топоры и рогатины – с презрением бросали в воду или предавали огню. В то же время пришлые, взбешенные большими потерями, повели себя бесчеловечно. По приказу (!) старших отрезали у пленников носы и губы, и в таком ужасающем виде отправляли к собратьям. Не препятствовали грабежу, поджогам и даже убийству безвинных старых и малых… После победа под Коростынью Холмский и Хромой поскакали обратно к Руссе, куда, высадившись в устье Полы, подходила другая судовая рать новгородцев, еще более многочисленная. И снова выигранное сражение с несогласованными контрударами противника. Вставку великого князя у озера Коломна помчался с радостной вестью гонец Тимофей Замытский. Так, 9 июля Иван Васильевич узнал о новой победе. Между тем, отличившиеся уже продвигались к опорному пункту – городку Демяну на притоке Полы – Явони. Однако великий князь повернул их на Шелонь для соединения с псковичами, а здесь повелел действовать со своими воинами князю Михаилу Андреевичу Верейскому с сыном Василием. Псковичи же, повинуясь приказу Ивана, уже успели углубиться “на 50 верст, але и боле”, когда на них двинулись главные силы новгородцев (до 40 тысяч!) с воеводами Василием Казимиром и Дмитрием Борецким. Победа казалась несомненной: Холмский и Хромой скованы боем на реке поле. Однако они и не ведали, что к месту решающей схватки только что галопом приближалась уже достаточно профессиональная конница великого князя. Сражение на Шелони упоминают многие историки, но, к сожалению, даже такие как Ю. Г. Алексеев (“К Москве хотим”, Л. 1991 г.), на кого ссылается учебная литература, не дают подробного описания битвы и места схватки! А ведь Шелонь далеко не маленькая. Лишь Н. И. Костомаров (Книга I, М. 1990, с. 258) назвал устье притока Дрянь (по-видимому, из-за засоренности). С. М. Соловьев (кн. III, М. 1989, с. 342) в “Примечаниях” сослался на Псковскую летопись, сообщившую район “Мустца и Солцы” и речки Дрянь и Иловенка. Исходя из этого и других источников, можно довольно ясно представить ход событий.
13 июля на правом берегу Шелони засверкали доспехи москвичей. Одновременно на левом – затрепетали на ветру новгородские кончанские стяги. Какое-то время противники шли параллельно друг другу… наступил вечер, около четырех тысяч москвичей – всадников приготовились на ночлег. Директива Ивана III была выполена точно и своевременно. Ранним утром 14-го началась перебранка и перестрелка из луков. Однако через широкую реку стрелы редко достигали цели… Да и не это, подчеркивали летописцы, а распри в Новгородском стане. Владычный полк категорически отказался участвовать в битве: “Нам не велели на великого князя руки подынути, а послали на Псковичь”… “Настало время послужить государю, – обратились московские воеводы к своим воинам. – Лутче нам здесь главы свои покласти, нежели с срамом возвратитися”. Оседлав коней, бросились к разведанным бродам у впадения речки Иловенка. Разбросанные течением выходили на песчаную полосу левого берега близ населенных пунктов Муссцы и Сольцы. Новгородцы, как видно, спокойно взирали на довольно рискованную переправу. Но когда противник быстро оправился и перестроился по ту сторону речки Дрянь явно для атаки – спохватились. Но было уже поздно! Стремительная переправа москвичей застала врасплох. У деревни Велебицы, что четко указано на физической учебной карте Новгородской области (М. 1966 г.), произошла знаменательная схватка, оставившая глубокий след в истории России. “Плотницы и горчары”, далеко не опытные и искусные воины, оказали мужественное, хотя и неорганизованное сопротивление. И все же эти “главные силы” вечевой Республики были смяты и растоптаны конницей. Да и успевшие сесть на лошадей не могли спастись. Более десяти верст их гнали, рубили, сбивали… 12 тысяч (!) осталось на поле сражения. Цифра страшная в своем правдоподобии. 1700 пленных привели в свой стан победители. И среди них 8 воевод: Василий Казимир, Дмитрий Борецкий, Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей и Василий Селезневы, Павел Телятев, Кузьма Грузов. Посадники, бояре, воеводы, цвет аристократии, политики, договорившиеся с королем, но не предпочтившие смерть на поле боя. Рядовые умирали, а они сдавались в плен, надеясь на выкуп. В обозе нашли и договор с Казимиром (отослали великому князю)… Над одряхлевшей, выродившейся боярской Республикой занимался кровавый закат. “Шум в полках со всех сторон звучащу славу заглушает, и звону труб ее мешает плачевный побежденных стон”, – века спустя великий Ломоносов. Трагедия павших на Шелони во имя своего города не должна быть забыта. Но эта битва была и спасением для Русской земли, открыв Отечеству, Москве и Новгороду путь к единству и независимости. Старая удельная Руст умерла на шелонском берегу, родилась новая – единое централизованное государство. Победа была одержана менее чем за месяц. Антирусской коалиции выступать уже было поздно. Известие о победе великий князь получил 18 июля на стане в Яжелбицах. С ним были его братья Борис и Андрей и “царевич” Данияр. Здесь же находился и новгородский посол Лука Клементьев. Ведя переговоры, умеренное крыло господы не прекращало переговоров, надеясь выторговать приемлемые условия мира. Шелонский разгром перечеркнул все планы… Отсюда Иван III двинулся к Демяну, затем к Руссе и вступил в нее 24 июля. Остановился в разбитой для него большой пестрой палатке, расшитой золотой, посреди Торговой площади (примерно, где сейчас вход в курорт). За палаткой великого князя разместились военачальники и обоз. Прочие ратные люди расположились на близлежащем лугу. На другой день Холмскйи привел пленных новгородцев. Но не подлежащих выкупу или размену по окончании военных действий. Это были изменники, клятвопреступники, предатели Русской земли. “Вы за короля задаваться хотите!” – бросили им в лицо… После объявления главным воеводам их вин и прочтения новгородской грамоты к Казимиру, Иван III повелел здесь же на лобном месте казнить их. На глазах других секирою на колоде отсекали головы – Дмитрию Борецкому, Василию Селезневу-Губе, Еремею Сухощеку и Киприану Арбузьеву. Посадника Василия Казимира и еще 50 “лутчих” под усиленным конвоем направили по московским темницам. “Меньшие” люди, уцелевшие от гибели, были отпущены с миром, чтобы продолжать свое нехитрое, но жизненно важное дело – кормить Русскую землю, строить ее и оборонять от ворогов. Как и следовало ожидать, весть о шелонском разгроме взбудоражила Новгород. “Пролитовские” заправилы принимали срочные меры обороны. Не обращая внимания на протесты ремесленников и торговцев, жгли посады вне городской стены. Запалили пригородные монастыри: Зверинский, Антонов, Юрьев и Рождественский… Одним словом – все, что могло послужить хорошим прикрытием для осаждающих.
Под защиту городских стен сбегалось немало и из окрестностей, даже из Руссы. Но не было достаточных запасов, начался голод. Нарастала междоусобица. Некто Упадыш со своими единомышленниками был застигнут при “заколачивании железом” пушек на городской стене. Его казнили, а ведь осада еще и не начиналась! А тут еще страшно жаркое лето. От небывалой засухи пересохла Ловать. Горел хлеб на полях. То там, то здесь вспыхивали пожары в деревнях… Капитулировали Демон и Вышгород… Только мир мог спасти положение… 27 июля к великому князю на Коростынь явилась депутация с нареченным архиепископом Феофилом. В ее составе: посадники, тысяцкие, житьи люди со всех пяти концов. Начались переговоры… И в это же время в далеком Заволочье шла последняя битва. На Двине, при устье Шиленги, встретились князь Василий Васильевич Шуйский-Гребенка и воевода Василий Микифорович с ратью из двинян, заволочан и печерян. Военачальники Василий Федорович Образец Борис Матвеевич Тютчев привели устюжан и вятчан… Обе рати шли на гребных судах. Увидев друг друга, высадились на берег и вступили в бой. По словам московского летописца, новгородцев было втрое больше (до 12 тысяч). Тем не менее, они были разбиты. Сам князь Василий, раненый, бежал на Колмогоры (на Сев. Двине), а оттуда, с малой дружиной, кружным путем добрался до Новгорода. 11 августа 1471 года договор был подписан. Он сохранился в двух списках – в Государственном древлехранилище в Москве и в Публичной библиотеке Санкт-Петербурга. В каждом две грамотки – новгородская и московская. Обе начинаются с перечисления послов. Так в республиканской волховской – 5 посадниов и 5 житьих, по одному от каждого конца. “Меньшие” и “черные” люди не участвовали. Впервые Господин Великий Новгород официально обязался навсегда и безоговорочно порвать с Литвой “…А быти нам от вас, великих князей, неотступными ни к кому… Мы отчина ваша”. В то же время, как и псковичи, они оставались “мажами вольными”, сохраняя вече и посадников, а бояре – свои вотчины. Однако самое главное и страшное для господы – договор подчеркивал полную ликвидацию внешнеполитической независимости Республики и судебно-административное подчинение власти государя всея Руси. Москва ликовала. Съезжались церковные иерархи, предстояла закладка нового патронального храма Руси – Успенского собора в Кремле, взамен обветшавшего построенного митрополитом Петром еще при Иване Калите. Возведение же фактически началось в апреле 1476 года приглашенным из Венеции церковным мастером Аристотелем Фиоравенти (с сыном Андреем и учеником Петром), применявшем самую новейшую европейскую технологию. После утверждения епископов в Пермь и Рязань, дошла очередь и до Новгорода в его последнем торжественном акте восстановления в составе Русского государства… Новопоставленный архиепископ Феофил воспользовался моментом и “бил челом об отпуске пленных”… 7 января 1742 года в недавней Волховской столице встречали владыку и 30 бояр, выпущенных на волю… Наступил долгожданный мир. Однако он не мог существовать при сохранении экономического могущества вчерашней господы и их власти на вече. 22 октября 1475 года великий князь поехал в свою “отчину” – Великий Новгород. Дорога шла через Волок на Ламе, Торжок, Вышний Волочок, где встретила официальная депутация во главе с представителем правительства Василием Микифоровичем Пенковым. И далее, чем ближе к цели – тем они многолюднее. На реке Холове уже было все правительство: архиепископ Феофил, князь Василий Васильевич Шуйский-Гребенка, степенные – посадник Василий Онаньин и тысяцкий Василий Яковлев, игумены пригородных монастырей, двадцать бояр. В Плашкино – многие старосты и купцы… И везде – подношения и челобитья. 21 ноября, минуя Новгород, въехал на Городище, где еще не был. И опять – дождь подарков от господы и поток жалоб от “молодших”, признающих великого князя верховным арбитром.
25 ноября на Городище пришли жители Славковой и Микитиной улиц, затем еще двух Плотницкого конца, понесшие урон на тысячу и пятьсот рублей от нападения боярских дружин. Сопротивляющихся нещадно били… Иван Васильевич на другой же день устроил суд. Выслушав тех и других, приказал взять под стражу и оправить в Москву главных обвиняемых – Василия Онаньина (посадник), Богдана Есипова, Федора Исакова, и Ивана Лошинского. Прочих передал архиепископу “на поруки” после возвращения награбленных денег. Но это были уголовные преступники. А вскоре пришлось взять под стражу Ивана Офоносова с сыном Алферием за то, что “мыслили Великому Новгороду датися за короля”… Ранним утром 23 января 1476 года Иван III покинул, наконец, свою северную “отчину” в уверенности, что цель “похода миром” достигнута. Обветшавшее старое здание боярской Республики шаталось и вот-вот готово было рухнуть. В марте 1477 года выяснилось, что Коростынь послужила лишь перемирием. Приближалась развязка. В Москву от имени группы бояр прибыли подвойский Назар и вечевой дьяк Захарий. В своем челобитье они назвали великого князя “государем” (вместо “господин”). В ответ Иван III послал своих людей спросить, какого они хотят государства? Такой вопрос послужил поводом для мятежа. Вече, до сих пор молчавшее, заговорило в духе призывов “литовской партии”. Хан Золотой Орды в союзе с Казимиром стали угрожать Москве нашествием… Просили денег у Папы римского, обещая присоединение к их церкви… У Ивана III были все основания идти в последний поход. И он начался 9 октября, шел через Волок, Микулин, Торжок. По дороге вливались отряды удельных князей. 23 ноября великий князь уже был в Сытино на берегу Ильменя, в двух переходах от Новгорода. В ставку явились архиепископ Феофил, пять посадников и по житьему с каждого конца. Ивана III назвали “господином-государем”, не отказываясь полностью от прежнего типа отношений. Но этого уже было мало. 27 ноября главные московские силы стояли у Троицы на Поозерье. Началась осада… 5 декабря новгородская делегация снова прибыла на переговоры. И здесь впервые выдвинул основное требование – “Хотим государства своего как на Москве”. 7 декабря в составе делегации были и “черные люди” по одному от каждого конца… 6 января 1478 года Новгород принял все требования. 11-го в последний раз собралось вече, феодалы принесли особую присягу в присутствии великокняжеских бояр… На Ярославовом дворе поселились наместники – князья Оболенские, Иван Васильевич Стрига и его брат Ярослав. На Слфийской стороне – Василий Иванович Китай Новосильцев и Иван Зиновьевич Станищев. Были взяты под стражу: Марфа-посадница с внуком Василием, архиепископ Феофил и их сторонники. Все восемь “поиманных” закованы в цепи и вывезены в Москву. Марфу сначала доставили в Бежецк, затем в Нижний Новгород, где она и скончалась в 1492 году. Ее духовного руководителя Феофила заточили в Чудов монастырь… Иван III выехал из Поозерья 17 февраля. 5 марта уже был в Москве. Вслед доставили вечевой колокол – символ независимости Республики и подняли на колокольню Успенского собора в Кремле звонить вместе с другими… Вопрос был решен окончательно – все земли Новгорода вошли в состав Московского государства. Источники: Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л. 1949. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. Полное собрание русских летописей. М.-Л. 1950. Новгородская IV летопись, т. 4, ч. 1, вып. 2. Л. 1925 Воскресенская летопись, т. 1. Московская летопись по Уваровскому списку, т. 25, М. 1949. Псковские летописи. Вып. 2, с, 55. М.-Л., 1955. Андреев В. Ф. Северные страны Руси. Л. 1989. Черепнин Л. В. Образ Русского централизованного государства в XIV-XV вв. м, 1960. Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. Алексеев Ю. Т. “К Москве хочим”. Закат боярской республики в Новгороде. Л. 1991. Ключевский В. О. Краткое пособие по русской истории. М. 1996. Карамзин Н. М. История государства Российского, ч. 1. М. 1989. Шахматов А. А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг. 1919. Багрянородный Конст. Об управлении империей. М. 1991. Гумилев Л. Н. От Руси к России. М. 1993. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Книга I. “Книга”. М. 1990. Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. III, т. 5. “Мысль”. М. 1989. Вязинин И. Н. Старая Русса в истории России. Н-д. 1994. Горбаневский М. В. Москвоведение. М. 1997. Козлов Ю. Ф. От князя Рюрика до императора Николая II. Г. Саранск, Морд. кн. из-во. 1992. Вязинин И. Н., кандидат исторических наук Кириллов Л. И. июнь 2001 г.
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||
