|
|
|
|
|
|
Город Достоевского МАГИЧЕСКИЙ КРИСТАЛЛ ДОСТОЕВСКОГО
Л.И.Сараскина Вершинным произведениям Достоевского присуще поразительное свойство: на крутых виражах истории "вечные" творения оказываются жгуче злободневными - и новая реальность будто иллюстрирует страницы его романов. Казалось, только что российское общество, пройдя через все фазы социальной утопии, выкарабкалось из трагической ситуации "Бесов". И вот нас вновь, будто взрывной волной, отбросило назад, в стихию "Преступления и наказания". Россия и во времена Достоевского переживала либеральные реформы: тотальная жажда наживы рождала новых богатых и новых бедных - Лужиных и Свидригайловых, Мармеладовых и Раскольниковых. Честный читатель должен сказать себе: бедственная судьба Мармеладовых сыграла решающую роль в созревании преступного замысла Раскольникова; горестный удел девяти десятых человечества, растоптанных и обездоленных, раскалил воображение бунтаря-одиночки. Но с того момента, когда человек разрешит себе "кровь по совести", и начинается дьяволов водевиль бунта. Значит, опять нашему обществу, огромная часть которого живет бедно и трудно, предстоит испытать коллизии романа "Бесы" - с новыми политическими маньяками и новыми технологиями их воспроизводства?
Ф.М.Достоевский, 1862 г. Жизнь будто бы начиталась Достоевского, само время ставит эксперимент, проверяя еще один роман русского писателя. Именно миллион фигурирует сегодня как единица измерения общественного идеала; "новый богатый" усилиями пропаганды рисуется как герой времени, чем больше за ним криминала, тем больше он герой. От него, магната и "финансового гения", ждут спасения России в виде золотого дождя. Идея миллиона как символа новой веры, отвергнутая Достоевским, сорвалась с цепи и выскочила на улицу. И теперь уже не только персонажи романа "Подросток", а все российское общество на своей шкуре узнает, чего стоят национальные традиции, культурные и духовные ценности - ввиду соблазна больших и внезапных денег. Как правило, грязных денег. Сто пятьдесят лет назад он писал: "Я - дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки..." Подобное признание мог бы сделать сейчас едва ли не каждый русский. Мы все - дети неверия и сомнения куда в большей степени, чем писатель, чьи слова: "каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить" рисуют историю России последнего столетия. За роковые заблуждения молодости Достоевский был наказан каторгой и ссылкой. А всего через поколение вся Россия была захвачена в духовный плен тотального атеизма; только теперь каторга и ссылка должны были лечить не от атеизма, а от веры и жажды верить. Людмила САРАСКИНА, доктор филологических наук, литературовед (газета "Вечерняя Москва", 30 июля 2001 г.)
|
|
||||||||||||||
