ПОВЕСТЬ ПРОЖИТЫХ ЛЕТ

В самом слове Приильменье есть нечто таинственно-сказочное, точно напоминающее о некоем зазеркалье из далекого детства. И впрямь, свернув с новгородского тракта и углубившись в сторону озера Ильмень, начинаешь ощущать себя как бы в ином измерении. Озеро издалека манит тебя, со свежим ветром высылая навстречу призывно кричащих чаек. Только они напоминают пока о близости воды. Но вот въезжаешь в Борисово и чувствуешь, что озеро совсем рядом. Здесь особая влажность и предчувствие простора: минуешь одну за другой извилистые деревенские улочки и вот оно, древнее Славянское море, – огромное зеркало, манящее в свое неспокойное зазеркалье…  

Не зря называют Ильмень седым. Десятки оттенков серого, серо-голубого, стального, сиренево-серого в разные времена года присущие его водам, сможет передать, пожалуй, лишь кисть талантливого импрессиониста. Название «седой» – это дань его почтенному возрасту. Самое старое в нашей стороне поселение на его побережье – деревня Борисово. И хотя первое упоминание о ней летописи относится к 1498 году, авторы новгородских писцовых книг говорят об этом поселении как о большой деревне Борисовская в составе Буряжского погоста Шелонской пятины, уже широко известной за его пределами. Известно также, что до 1478 года деревня принадлежала двум новгородским боярам – Якову Мореву и Ондреяну Савельеву. Участок Савельева князь отдал Чернецу Паюсову, а в 1498 году эту землю с крестьянами выменял помещик Иван Квашнин – шесть тягловых пашенных крестьян, «силевших на поземе», то есть плативших пошлину. Здесь были дворы Федко Палкина, брата его Олфера и Микифорки Максимова, Карпа Костина, Олехно Савина, сына его Ортема, Ивашки Ортемова, брата его Микулки, Осташа Доронина. Борисовские мужики имели пашни до 13 коробов, сена косили 200 копен, «а на поземи без пашни» были дворы Лухно Федкова, Федко Гридина, Семена Ескина, Самолки Заволочанина, Якуша Гридина…

Чудны, непривычны уху современника эти имена. Не нашли мы сегодня в Борисове никого, кто узнал бы в них своих предков. Хотя Савельевы в Борисове есть, и костины, и Максимовы встречались, но не знают они своего «древа» и к старинным фамилиям, кои донесла до нас новгородская летопись, не признаются. Одним словом, не знают корней своих.

Не знают нынешние жители д. Борисово и откуда она получила свое название. Есть версия, что первая церковь в поселении была освещена в честь благоверных князей Бориса и Глеба, первых русских святых. Ведь именно с церкви или с часовни начинали свою историю все русские посления после принятия Христианства. В наши дни действует в Борисове церковь Покрова Пресвятой Богородицы (на снимке), но престольным местные жители почитают праздник памяти мучени­ков Бориса и Глеба.

Все в округе говорит о древности Борисовского  поселения. Недалеко от деревни в юго-западном   направлении имелись следы захоронений Х—XII столетий. Земля хранит тайны далекой старины. Интересный комплекс археологических памятников конца I — начала II тысячелетия н. э. — две сопки, селище (поселение славян) с лепной и ранне-гончарной керамикой и группа курганов — находятся у дороги Устрека — Старое Солобско.

В конце XV века рядом с д. Борисовское у места впадения речки Корень в реку Переходу были деревни Колчигино, Конечок, Заднее Поле, Гадиково, Горино. Недалеко отсюда находится погостместо Ужин, где люди веками жили только «ужением» рыбы, и летом, и зимой. В 1501 г. на погосте име­лась церковь Ильи-пророка с монастырем и 81 крестьянский двор.

В отличие от ужинских борисовские кре­стьяне занимались в основ­ном земледелием. Земля здесь считалась «середней», то есть не очень хорошей, но и не очень плохой. Не раз менялись владельцы деревни. Известно, что в 1569 г. три двора,   принадлежавших Василию Грязному, полу­чил в собственность дядя царя Михаила Федоровича — боярин Никита Романович Юрьев. Он участвовал в управлении государством, назначался воеводой в литовских   походах  1559, 1564 — 1577 гг.

Деревня была полностью сожжена в начале XVII в. и пришла в, запустение. Писец Федор Маврин, составитель описи дворцовых земель в 1627-1629 гг., отметил: «пустошь, что была деревня Борисово, а в ней дворовых — 22 места, а дворы сожгли и крестьян побили литовские и немец­кие люди...». Губительными оказались годы хозяйничанья иноземных завоевателей в период польско-литовской и шведской интервенции начала ХУП в. Новгородские кабальные книги начала XVII в., опубликованные в Швеции, а также писцовые книги 1629 г. рисуют удручающую картину запустения городов и деревень, разорения крестьян­ского и городского населения. Голодные и искалеченные люди со следами пыток и истязаний скитались по земле в поисках приюта и куска хлеба. Но каждый раз возрождались города и села Приозерья, возвращались на родные пепелища наши предки...

Как хотелось бы представить себе их внешний вид, нравы, обычаи. Наверняка, в том, как выглядели   наши  далекие предки, выражался и их характер простого славянина. К сожалению, время и разорительные войны, особенно самая страшная битва XX столетия — Великая Отечественная война — нанесли невосполнимый ущерб наследию истории. В Поозерье сохранилось мало предметов старины, и почти исчезла старинная одежда, что передавалась от бабушек к внукам и бережно хранилась в сундуках. Только по воспоминаниям старожилов и описаниям, сделанным в прошлом столетии, можно представить, как выглядели поозеры в прежние времена. Вот что писал в этнографическом очерке в 1871 г. С. Дубровин:

— Позеры (поозеры — прим. автора) не любят старательно одеваться. Национальный костюм платья позер одинакий, вечно неизменный. Мужчины носят домотканый, шерстяной красно-бурый кафтан, и хотя через зажиточных позер, живавших по городам, мода внесла в местное употребление черного сукна кафтаны, но все же в торжественных случаях, при вступлении в брак или в великий пост, идя на погост, в церковь для при­нятия Святого причастия, по обыкновению дедов и прадедов своих позер надевает свой красно-бурый кафтан.

Женщины носят красные, пестрые и черные сарафаны, поверх их летнею порой надевают шугаи, а зимой шубы, которые с верха до пояса из белых новых, а книзу из черных старых овчин. Богачки-позерки носят беличьи и лисьи салопы, на голове у них не редкость увидеть жемчужные подвязки це­ною в пятьдесят и во сто рублей, в ушах жемчужные серьги. Но позерки как-то неприязненно смотрят на модные нововведения.

Из этого описания этно­графы Новгородского му­зея, проводившие исследования в наши дни, делают вывод, что, несмотря на близость Поозерья к губернскому городу, жители его в одежде отличались особой приверженностью к старым традициям. Еще в конце XIX в. здесь быто­вала такая старинная женская одежда, как глухой косоклинный сарафан (ферязь) и косоклинный сара­фан с разрезом впереди (китайка).

Вероятно, консервативность не толь­ко в одежде можно усмотреть в приведенных выше цитатах. В них ясно выри­совывается сильный славянский характер, пренебрежение к внешнему, глубокое почитание традиций своего рода, искренняя ве­ра в Бога, как основоположника всего мирового порядка, хранителями которого на своей исконной земле считали себя наши предки. Так мало осталось в нашем современнике похожего на этот удивительно красивый в своей цельности тип гармоничного человека, знающего свое место и предназначение на земле!

К концу Х1Х в. Борисово   по   количе­ству   жилых   строений (146) и числу жителей (846) являлось самым бо­льшим поселением Коростынской волости, в кото­рую входила в то время значительная территория от Шелони до Тулебельского залива. По данным 1892 г., из 92 хозяйств 32 числились безземельны­ми. Население было вы­нуждено покидать деревню и уходить на заработки в города. В период столы­пинских реформ начался в Борисове интенсивный процесс выделения крестьян на хутора. Коростынская волость отличалась активностью в проведении в жизнь этих реформ. По­следовало и резкое соци­альное расслоение в де­ревне.

Выходцем из местных крестьян был «богатей» Савелий Морозов. Он занимался скупкой земельных участков, торговлей, перекупкой рыбы. По словам земского деятеля И. Кочина «вся Коростынская и часть Дубовицкой волости — у него в руках. Скупал Морозов сети, которые плели крестьяне деревень Ужин и Устрека, по 25—40 копеек, а продавал по 40—60 копеек. В Борисове Морозов построил добротный кирпичный дом (на его фундаменте в наши дни находится магазин, что напротив клуба), несколько больших каменных амбаров (на снимке). Содержал мелочную лавку и ломбард, куда крестьяне несли свои пожитки в заклад. Его наследник Яков Морозов в 1920-х годах, в период нэпа, сохранял за собой двухэтажный особняк, кладовые, кирпичный завод, около 300 десятин земли, приобретенных после столыпинской реформы. Он имел вклады в заграничных банках.

Оставил след на борисовской земле другой зажиточный род. На берегу речки Переходы сохранился парк пейзажной планировки, деревянный дом и хозяйственные постройки — все, что осталось от усадьбы И. М. Воронова, местного помещика. Правда, от былого их великолепия не осталось и следа. Парк ждет заботливого садовника, в помещичьем доме живут иные люди, мало что знающие об истории этого уникального места.

И все же не бесследно уходит прошлое. Каждая пядь земли в Борисове хранит до поры до времени интереснейшие находки, свидетельства  о  былой жизни, лучшей ли, худшей ли — не нам судить. История ждет своего часа, чтобы стать достоянием новых поколений.

                                 О. ВОЛОШИНА.