 |
|||||||||
|
[] [] []
[]
[]
[ССЫЛКИ]
|
|||||||||
|
[СТАТЬИ
И ОЧЕРКИ] [] [] ]
[]
[КОНФЕРЕНЦИИ]
|
СТАРАЯ РУССА Въезжаем в Старую Руссу... Скромный серый городок с плохими дорогами. Первым делом ищем храм. Пытаемся найти сами, никого не спрашивая, и хоть не сразу, но находим. Воскресенский собор очень хорош. Светло-жёлт и торжествен, при слиянии речек Полисти и Перерытицы с плавными берегами, с тенистой тропинкой, ивами, тишиной, плеском одиноких купальщиков. Храм пуст. Но нам везёт: мы встречаем здесь отца благочинного - настоятеля всех городских храмов. Благодаря этому решающему обстоятельству, мы незамедлительно переходим к делам, раскладываем образцы, батюшка отбирает книги, нацепив готовно очки, иногда задаёт вопросы по новым изданиям, прищуривается простовато и даёт охотно себя уговаривать... На все процедуры уходит около часа, мы шутим и расстаёмся легко и просто, к обоюдному удовольствию. Впечатление о Старой Руссе складывалось как-то исподволь, постепенно, начиная с поиска храма, когда заносило нас то на берег реки, то в старый квартал, то на деревенскую улицу... Вся её нынешняя слава помещается в грязелечебном курорте и немного ещё в домике Достоевского, в котором жил великий писатель, работая над последним, самым, пожалуй, сложным из своих романов. Нам указали тот храм и то место, где молился он в уголке, за столбом - на коленках. Старый город весь в речках, с домиками по берегам, которые и не сразу приметишь за древними ивами. Речки пронизывают его длинными рукавами, то сближаясь, то расходясь; а если захочется пройти к воде, так это запросто - прямо к самой волнистой кромке. Но самое замечательное, что текут они по земле, в исконных своих природных руслах, а не смердят в гранитных гробах; отрадно, что в этом городе они живут полноценной своей жизнью. Живут отраженьями всех времён года; живут своими отмелями, плотинами, лодками; живут брызгами детских пяток, зеркалами закатов и лунных ночей... И всё это в городе, где рядом площадь, улицы, магазины, театр. Что сказать... я хотел бы жить здесь. Хотел бы ещё и потому, что когда-то, много веков назад, стояли на этих речках сплошь дубовые рощи... На полянах среди дубов стукали топоры, ставили дворы и жилища. Осенью с Ильменя тянуло холодом, тащились низко тучи, падал лист, покрывая землю медью; и земля вечерами сливалась с небом. Тогда возвращались воины; на топот коней сбегались дети, выходили старики; женщины бросали полоскать бельё, бежали к мужьям. Тогда собиралось всё селение, метались радость и плач, горели костры... И снова черпали из речек воду, дубы застилало дымами, топились бани. Дубовых рощ больше нет. Во всяком случае, мы не встретили ни одной. Вырубил их подчистую Петр Алексеевич на корабельные нужды. Только речки остались, текут ещё, как тогда, в три потока... На обратном пути, уже выехав из Старой Руссы, я стал вглядываться в эти места. Что-то будоражило память, вспоминалось какое-то упоминание об этой земле у Нестора-летописца, что-то особенное... Потом в своей библиотечке я прочел: "...те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем - славянами, и построили город, и назвали его Новгородом". И ещё - о хождении в эти края святого апостола Андрея: "...и пришёл к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей - каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: "Диво видел я в славянской земле на пути своём сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студёною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовение себе, а не мученье". Но ведь сущая же правда! Снова едем по этой едва заселённой зелёной равнине. Впереди снова Шимск. Светлый вечер приносит понемногу прохладу, мы несёмся с ветерком, не встречая машин... Делаем короткую остановку. Вокруг ни души. Помимо прочего, представляется возможность сделать несколько протяжных глотков чистейшего воздуха... Когда машина начинает движение, тотчас трогается с места и край обочины, а вместе с обочиной бегут к тебе придорожные заросли, ещё быстрее - и трава сливается в сплошную махровую полосу, проносятся деревья и рощицы. И когда следишь неотрывно за еле видимым на горизонте краешком леса, который растёт, приближается, поворачивается навстречу по необъятному кругу, надвигается на тебя всё ближе и ближе, летит и несётся мимо своими кущами, мелькая то плотно, то рыхло и выпадая тут же из зрения, - приходит полное ощущение вращающейся гигантской карусели земли... Лови, успевай принимать встречные деревушки, зазевавшихся пацанов и телят, перескакивать через развилки, через камни и переезды; успевай удивляться пейзажам и впечатлениям; успевай понимать и прощать; успевай вбирать, любить и приходить на помощь, но только не уставай. Потому что привыкание и нелюбопытство превращаются в механическую обыденность и убивают гармонию. Не заметили, как доехали до моста через Шелонь. Поворачиваем налево на Псков. Но выбираем не трассу, а, укорачивая путь, едем по местной дороге, параллельно реке. Вот и первый указатель: Мшага Воскресенская! Не какая-нибудь... И спросить-то вот не у кого, много ль ещё этой "мшаги" осталось или всю поизвели уже? Позже выяснилось, что Мшага - это название речки, и осталось её ещё довольно много. Любопытные места пошли, скажу я вам... Куда мы заехали? Какие-то потаённые деревушки, какой-то затерянный мир... С гнёздами аистов на столбах (так близко, что глазам не верится); светлые, тихие речки, снова аисты - стоят себе, постукивают клювами, и малыш между ними, большой уже. А прямо под ними голоногая стайка пацанов, петляют на велосипедах, и весело им, хохочут. Сойкино. Нас провожают дружным лаем четыре чёрно-рыжих барбоса - тоже весёлые такие... Упоительная какая-то дорога. Нет, надо остановиться, так нельзя. Тем более что пора бы как-то поесть. У нас остался кусок костромского сыра и общипанная булка. Годится. Можно, конечно, встать и на дороге, но нам теперь подавай что-нибудь поинтереснее, и мы находим. Свернув наугад, мы проехали по краю посёлка, мимо заброшенного двухэтажного корпуса и спортплощадки, съехали на глинистую дорожку, нырнули в лесистый овраг и уткнулись в прозрачный ручей, в место песчаного тихого брода. На противоположном берегу, поросшем густым орешником, тропинка забиралась вверх и терялась на вершине лесного холма... Заглушив мотор и открыв настежь дверцы, через пару немых секунд мы окунули уши в нежнейший колокольчик ручья и, разумеется, не усидели на месте. Забравшись на камни, погрузили ладони в поток и коснулись ласковых водорослей, и, конечно, плескали пригоршнями на лицо, и, конечно, напились всласть, и всё возились, как дети, и не могли оторваться... Угомонившись, мы сидим в кабине, ломая хлеб, перебираем варианты ночлега. Альтернатива такая: гостиница или монастырь? В Пскове, скорее всего, будем ночью, монастырь за городом, а гостиницу ещё найти надо. И все-таки - гостиница, так быстрей, да и как-то привычней. Подешевле бы только... Поели, захлопнули дверцы, включили заднюю передачу и поехали. Попав на дорогу, машинка наша повеселела, словно соскучившись по асфальту. Над нами зеленовато-мыльное небо, чуть розовеющее у горизонта за полоской сиреневых туч... Должицы. Солнце стелется по траве, вытягивает из-под деревьев длинные тени, красит оранжевым золотом берёзы и крыши. Бабульки сидят рядком у амбара, провожают нас взглядами. Пахнуло коровушкой. Не навозом, а именно тёплым коровьим жильём... сколько напомнило вдруг из детства! Самый мирный на свете запах. Речка показалась - серебро очищенное, ни единой царапинки. Посередине лодка с рыбаком, на мостике тоже мужики рыбачат. На дальнем берегу - избушки в садах по самые крыши. Дорога вьётся серою змейкой, деревенька за деревеньку цепляется. Тормозим. Стадо коров запрудило дорогу. Идут в развалочку, они здесь у себя... Вообще, странное ощущение от этой дороги: едем вдоль деревни, а там люди сидят по обе стороны на лавочках, разговаривают через дорогу, обсуждают что-то, переходят друг к другу... Даже как-то неловко проезжать, впору разрешение попросить. Какая-то "домашняя" дорога. Осоки. Лежит на траве человек ничком, в белой рубашке, и гуси стоят. Девчонка обходит его с полным ведром... А дорога всё крутит-вертит. Дубровно. Ямкино. Шлялово... Какие ещё тут слова нужны? Бери и смакуй. День угасает на глазах. На западе небесная тень смешивается с лесом. Смеркается. Наехала долина с тёмными от росы лугами. Дышится сладкой прохладой... Торчит деревянная вышка, в старину называлась - вежа. Не иначе для того, чтоб глядеть с неё да поглядывать: всё ли мирно окрест, не видать ли где дыму-опасности, не крадётся ли враг какой? Давно уж не встречаем мы никакого жителя, только жильё засветилось кое-где окошками... Выкатилась луна. И какая луна - пушка царская, а не луна! Туман дымится под фарами. Лопатово. Скоро Псков. Проехали Кебь. Места пошли всё больше дремучие, и похоже конца им нет... Вот так встанешь здесь, случись чего, и поминай как звали. Совсем стемнело. Пора бы уж и пригороду показаться... Въезжаем в Псков по каким-то колдобинам и во тьме. Где-то впереди маячит квадрат освещённой улицы, угадывается ночная жизнь. Жёлтый квадрат наезжает на нас, мы притормаживаем на перекрёстке уже в полном свете фонарей и реклам. Спать здесь явно не собираются. На углу магазинчика парень с девушкой, берутся за руки, что-то говорят на ходу, смеются, прямо под светофором в киношном поцелуе застыла парочка... Гуляет любовь. Встречи, взгляды, касания, дрожь... Как всё это далеко от нас, нам бы гостиницу. Спрашиваем у фланирующих с пивом девиц: где тут гостиница? Оказывается, у нас за спиной. Теперь найти стоянку, покончить с формальностями, и всё. Отбой... Максим Яковлев, |
