|
|
|
|
|
|
В мире музыки, песен, обрядов Звукозодчество: древние новгородские гусли Гусли - музыкальный символ Новгорода. Это бесспорно уже хотя бы потому, что именно здесь о них как об инструменте историческом и традиционном можно получить достовернейшие сведения. Когда-то у славянских народов гуслями именовались музыкальные инструменты вообще. Позднее у южных и западных славян слово "гусли" закрепилось за струнным смычковым, а у восточных славян, у русских - за струнным щипковым музыкальным инструментом. В древнем Новгороде с ним соседствовали многие другие музыкальные инструменты, один хотя бы только перечень которых вызывает восхищенный интерес. К проблеме музыкальных древностей Новгорода причастны музыковеды и музыканты, сотрудники музеев и художники, историки, археологи и языковеды, этнографы, химики, специалисты по определению пород древесины и другие ученые, писатели-прозаики и поэты, журналисты - все это жители Новгорода, различных краев России, Европы и самых отдаленных стран. В 1968 году появилась первая публикация об археологическом открытии древних новгородских музыкальных инструментов. Автор ее, Борис Александрович Колчин - выдающийся ученый и яркая личность, активно способствовавший становлению Новгородской археологической экспедиции. Как ученого его интересовали многие проблемы: обработка в древности металлов, использование новгородцами древесины, история различных ремесел. Его дендрохронологическая шкала - надежная основа для датировки находимых в культурном слое вещей. Последний период своей жизни он посвятил делу популяризации древних новгородских гудков, гуслей, сопелей, варганов. В Москве в начале 1970-х годов под его руководством были осуществлены первые попытки реконструкции внешнего облика этих инструментов. Будучи в 1980 году в Болгарии на симпозиуме славистов он, что для меня особенно приятно, высоко оценил работу по озвучиванию древних гуслей и гудков, начальные этапы которой я осуществил в 1978 - 1979 годах. Особый факт - это состоявшаяся в 1981-1984 годах передача опыта по реконструкции древних новгородских музыкальных инструментов фольклористам Ленинградской консерватории. Перед ними была поставлена конкретная задача поиска на Русском Северо-Западе образцов традиционного музицирования на различных инструментах, в частности гуслях. Поиск увенчался блестящим успехом. То, о чем могли лишь мечтать историки музыки в прошлом веке, вдруг открылось на исходе века нынешнего. В Псковской области, а затем и в Новгородской экспедициями, которыми руководил Анатолий Михайлович Мехнецов, были записаны сотни наигрышей на гуслях, они составляют ныне золотую фонотеку традиционной русской музыки. В 1990-1991 годах осуществлены и наши вместе с В. И. Ярышем музыкально-этнографические экспедиции в восточные районы Новгородской области, где сохранились наиболее архаичные наигрыши, способы игры на гуслях и сами гусли, долбленые и тесаные топором. Успеху исследований способствовали заведующие районными отделами культуры, председатели сельских советов, библиотекари, клубные работники, шоферы и, самое главное - руководители фольклорных коллективов, особенно Надежда Борисовна Боброва и Людмила Михайловна Прокофьева. Отличие этих последних экспедиций от обычных состоит в том, что по их завершении, в частности в Хвойнинском и Мошенском районах, взамен вывезенных оттуда поврежденных временем гуслей в Новгородском центре музыкальных древностей были изготовлены и отправлены в те же районы действующие традиционные гусли. Там они используются в коллективах народной музыки и служат образцами для изготовления новых. По рассказам местных жителей еще в 1920-е годы отроки сами строили из ольхи, ели или березы гусли и потом приходили с ними на посидки развлекать девушек-рукодельниц. Таков древний обычай. В 1981 году по инициативе академика Д. С. Лихачева записи звучания реконструированных гудков и гуслей 11-15 веков попали в фонограмм-архив Пушкинского дома. Дмитрий Сергеевич первым поддержал и отстаивал идею создания в Новгороде мастерской по восстановлению древнерусских музыкальных инструментов. Ныне это Центр музыкальных древностей с научной и культурной программой, финансируемый общественностью и администрацией города. Здесь на лекциях-концертах рассказывается об особенностях народной культуры, об участии профессиональных музыкантов древнего Новгорода в традиционных обрядах, о происхождении музыкальных инструментов, о многом таком, что еще не отражено в научных публикациях. Считалось, например, что самые древние гусли это гусли середины 11 века, открытые на Троицком раскопе в 1975 году. Это не совсем так. Еще в 1950-е годы на Неревском раскопе был изъят обломок гуслей, который залегал в слое первой четверти 11 века. Следовательно, бытовать они могли в конце 10 века. Что же касается упомянутых гуслей середины 11 века, то в собрании реконструированных новгородских гуслей они действительно древнейшие. Они знамениты сохранившейся на них резной надписью "Словиша". А. А. Зализняк языковедчески обосновал вывод о том, что это слово могло быть собственным именем инструмента, а не его владельца. Однако, не только этим они замечательны. Они оказались первыми в списке зазвучавших реконструированных гуслей. А зазвучав, они не только изменили сложившееся у некоторых ученых впечатление о культуре Древней Руси как о "культуре великого молчания", что впервые было отмечено Д. С. Лихачевым, но позволили увидеть злу культуру равноправной в Европе преемницей традиций древнейших цивилизаций. Ярким доказательством тому служит имеющееся у данных гуслей игровое окно, сквозь него при игре касались струн, оно то и есть наследие великой в истории человечества длившейся несколько тысячелетий эпохи музицирования на лирообразных инструментах. Игровое окно в конструктивном соединении со стержнем-струнодержателем, характерным для традиционных новгородских гуслей, составили такой тип струнного щипкового музыкального инструмента, о котором никто из музыковедов не предполагал, что он имел место в истории. В популярной литературе, а иногда и в научных трудах можно встретить суждение по поводу славян, и даже конкретно восточных, якобы уже в 6 веке игравших на гуслях. Обосновывается оно сообщением византийского историка Феофилакта Симокатты о взятых в 592 году во Фракии в плен троих славян, живущих "на краю западного Океана". "Кифары они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие - их страна не знает железа, и потому мирно и без мятежей проходит у них жизнь, что они играют на лирах, ибо не обучены трубить в трубы". Поскольку в прошлом веке считалось, что древнейший музыкальный инструмент у русских - балалайка, то историки представляли ее скрывающейся за нерусским названием лиры-кифары 6 века. Потом, когда выяснилось, что балалайка появилась в России в 17 веке, то за лирами-кифарами стали видеться гусли примерно в том их облике, в каком их изображали художники. Как же все-таки прочитать документ Феофилакта? Во-первых, в нем ничто не говорит о восточных славянах; это если не южные, то западные славяне. Во-вторых, как показывают археологические раскопки и ранние живописные и скульптурные изображения, все 1 тысячелетие Европа восхищалась звуками по сути одного струнного щипкового инструмента, идея которого как самого "благородного" досталась в наследство от Античной Греции - зло была лира и ее разновидности. Славяне не были лучше или хуже других европейских народов, они наследовали те же идеи античности. Так что поверим Феофилакту: славяне в 6 веке играли на лирах. Даже если, допустим, они их называли гуслями, то конструктивно это были лиры. Может возникнуть вопрос: не были ли они идентичны новгородским лирообразным гуслям, а также и однотипным с новгородскими польским гэншьле 11-13 веков? Прямых свидетельств к этому пока что не имеется, но факт принадлежности тех и других к семейству лирообразных знаменателен. В "Слове о полку Игореве" принято видеть вещего Бояна с гуслями; "Боян же, братие, не 10 соколов на стадо лебедей пущаше, но своя вещиа персты на живая струны воскладаше; они же сами князем славу рокотаху". Строго говоря, в этом литературном памятнике 12 века о гуслях прямо не упоминается. Также и в "Задонщине" 14 века: "Помянем первых лет времена, похвалим вещаго Бояна, горазна гудца в Киеве. Тот бо вещий Боян воскладоша горазная своя персты на живыя струны, пояше русским князем славы". "Гудец" с древнерусского должно переводиться как "музыкант", но не "гусляр". Лишь далее автор "Задонщины" о себе прямо говорит как о гусляре: "Аз же помяну резанца Софония, и восхвалю песнеми и гусленными буйными словесы сего великого князя Дмитрея Ивановича..." Играли на гуслях, судя по изображениям в древних рукописях или на предметах златокузнечного ремесла, перстами, как правило, сидя, иногда стоя, и даже приплясывая, держа инструмент в горизонтальном положении. Все это можно наблюдать после длительного перерыва и сегодня в восточных районах Новгородчины, где пальцы левой руки располагают между струн и заглушают по мере надобности то одну группу струн, то другую, при этом правой рукой, как здесь принято говорить, брякают. Об этом так просто нам знать сегодня. В прошлом же веке художники были вынуждены во многом додумывать образ древнего гусляра; в жизни встретить играющего на гуслях случалось крайне редко. Археологам принадлежит честь открытия новгородских лирообразных гуслей. Ио как же на них играли? Тут вот и вспомнишь с благодарностью натруженные персты селян. Ведь, взяв лирообразные гусли вертикально и касаясь левой рукой струн сквозь игровое окно, правой рукой точно так же, как и на поздних традиционных новгородских гуслях возможно "брякать" или "ходить по струнам". Вот в чем значение музыкально-этнографических путешествий. Вот в чем величие народных традиций, объединяющих теперешнее с былым, когда конструктивные замыслы, допустим, гуслей еще только обретали жизненную важность. Вообще идея струнного щипкового музыкального инструмента, похожего на гусли, известна чуть ли не во всех концах мира. Названий инструментов не перечесть. Из географически ближайших - кюсле, кесле, гусля, крезь, обозначающие шлемовидные гусли, сохранились у народов Поволжья. А такие названия, как кантеле, каннель, куоклес, канклес, воспетые в мифологической поэзии народов Прибалтики, принадлежат инструментам конструктивно однотипным с новгородскими традиционными гуслями. Прибалтийские музыканты и музыковеды еще в начале 1980-х годов горячо восприняли новгородский опыт восстановления гуслей. У них подобный инструмент также возродился и стал знаменем современного народного музицирования. Наконец, еще об одном названии. У поляков под гуслями издавна подразумевается смычковый инструмент. И неожиданно в 1949 году в Ополе и Гданьске в культурных слоях 11 и 13 веков были обнаружены обломки, как теперь доказано, двух щипковых лирообразных гуслей, по-польски гэншьле. Русский народ наделил гусли многими поэтическими эпитетами. Нередко эпитет относился к струнам гуслей - "золотые", "золоченые", а иногда и сами гусли величались - "золотые". В течение веков был сформулирован и такой эпитет как "гусли-мысли". На Новгородчине в деревне Балашово, что возле озера Черного, старенькие сестры, в девичестве Веселовы (кстати, фамилия эта происходит от "веселый", то есть скоморох), увидев нас с гуслями, обе ну прямо засветились, и тут же одна из них пропела, словно дожидалась такой встречи: Заиграйте, гусли-мысли! Я вам песенку спою. Я вам песенку спою Про несчастну жизнь свою. На гуслях умели играть многие герои русского былинного эпоса - богатыри Алеша Попович, Василий Буслаевич, Добрыня Никитич, Иванушка Дубрович и Соловей Будимирович, Ставр Годинович и Чурило Пленкович, богатый гость Садко и скоморохи. Для богатырей, создается впечатление, это было нормой. И, возможно, эта норма связана с древним общеевропейским пониманием образа благородного воина. В Западной Европе встречены воинские захоронения вместе с музыкальным инструментом. Одно из них, например, датировано 6 - 8 веками и находится в Оберфляхте (Вюртембергский Шварцвальд) на юге Германии. В нем обнаружены обломки продолговатой позднеантичной по форме шестиструнной лиры. Вообще в народных сказках, былинах, песнях можно найти ответы на любые вопросы. Имеются в них сведения, хотя и краткие, об устройстве и изготовлении гуслей, даже об их конструктивном прототипе - боевом луке. Так, от Трофима Григорьевича Рябинина была записана былина "О Добрыне Микитинце". В ней сказывается: У молодца Добрынюшка Микитинца В тот тугий лук разрывчатый в тупой конец Введены были гуселышка яровчаты. Как зыграл Иванушка Дубрович в гуселышка яровчаты, Вси тут игроки приумолкнули, Вси скоморохи приослухались: Эдакой игры на свете не слыхано, На белоем не видано. Приносил-то тугий лук разрывчатый, Подавал Добрынюшке Микитинцу. В системе народных песенных образов, подчас неизмеримо архаичных, прямых "поучений" не делается. За внешними, бытовыми деталями, иногда, правда, по-своему интересными, скрывается главное - информация мифологического характера. Она способна в конечном итоге по сути объяснить внешнее. Вот отрывок из песни, записанной П. В. Киреевским в 1831 году, где каждая строка поется с припевом "Ой люли, Ой люли" Ведра пущу под гору, сама взойду на гору, Сама взойду на гору, раскинуся яблонью, Яблонью кудрявою да грушей зеленою. Тут ехали господа семидесять города, Срубили ту яблоньку по сам был корешок; Тесали из яблоньки доски тонки, долги, Делали из яблоньки гусли, гусли звонки. Кому в гусли поиграть, под гуслями оплясать? Играть было молодцу, плясать было девице. Символика этой исполнявшейся на свадьбах песни многогранна. Гусли, кстати, ярко представлены как символ мужского начала. Но, не обсуждая многого, обратим внимание лишь на древнейший обычай, которому следовали, если хотели сотворить "классический" образец гуслей. Так, если из яблони или, допустим, груши вытесать гусли, то все вроде бы будет верно. Однако, дело не в названных породах деревьев, за ними надо видеть символ дерева, населенного человеческой душой. По сказкам, по поверьям музыкальный инструмент, изготовленный из дерева, посаженного близким человеком или выросшего на его могиле, будет обладать его голосом. Вот почему о гуслях иногда говорили, что их струны - золотые, ибо это солнечные лучи, а деревянный корпус гуслей - человеческая душа. По-своему вкладывал свою душу в гусли Валентин Александрович Суриков. Благодаря его подвижнической инициативе в 1960-е, а тем более 1970-е годы Новгород вторично в своей истории по-настоящему наполнился гусельными звонами. Эго был тип гуслей звончатых усовершенствованных, о которых упоминалось ранее. Стечение обстоятельств позволило и мне в середине 1970-х годов коснуться их: были изготовлены два инструмента с попыткой расширить их исполнительские возможности. Осознание их конструктивных особенностей так пригодилось потом, когда новое стечение обстоятельств потребовало усилий по реконструкции древних и традиционных новгородских гуслей. Таким образом, жизнь - это, быть может, и клубок, но нить его состоит из последовательных событий: если бы в те годы не было в Новгороде усовершенствованного типа гуслей, то неизвестно, были бы ли к сегодняшнему дню наши познания о гуслях легендарных так достоверны. ("Русская земля. Журнал о русской истории и культуре")
|
