Вглядимся поподробнее в Старорусский свадебный обряд. В
нем выделялось три цикла: предвенечный, включавший сватовство и подготовку
к венчанию, собственно свадебный и послевенечный. Каждый из этих циклов структурно
был необычайно сложен. Это показала поздейшая реконструкция традиционного
обряда, составленная по материалам этнографической литературы, фольклорных
исследований, в частности, таких, как "Свадебные песни Новгородской области",
1974 г.,"Старорусская свадьба", 1988 г., - обе изданы в Новгороде,
а также фольклорным записям конца 60-х - середины 80-х годов нашего столетия,
хранящимся в фольклорном архиве Новгородского государственного университета.
Знакомство
Свадьба игралась после окончания сельскохозяйственных работ
осенью и в зимний мясоед. До этого происходил выбор невесты. На посидках,
или беседах, парни высматривали себе невесту. В некоторых местах Новгородчины
были специальные дни, когда в одну из деревень из всех окружающих ее ближайших
деревень съезжалась нарядно одетая молодежь.
Есть сведения о том, что в Клопский монастырь со всего
Поозерья (северо-западное побережье озера Ильмень) собирались парни и девушки
на праздник "Прихоженье" (11 января). Отстояв храмовую службу, молодежь
направлялась на гулянье в ближайшую деревню Хотяж, где и происходило знакомство.
Парни катали девушек по деревне на лошадях и часто к концу дня парни сговаривались
о дне, когда пришлют сватов.
В Крестецком уезде во время святок парни ездили из деревни
в деревню,
посещали беседы, где и присматривали себе невест. Известно, что в
Новгородском уезде молодежь собиралась в сосновом бору вблизи деревни
Веретья. Парни и девушки зажигали костры, играли, плясали и таким образом
знакомились. В Боровичском уезде молодежь собиралась у ближайших реки или
озера 6 января на праздник Крещения. В связи с этим существовало местное
выражение: "Сегодня /в Крещение/ выбор невест". Во время водосвятного
молебна
девушки вставали на возвышенном берегу, а парни внизу, под горой, откуда и
приглядывали себе будущую невесту.
В Старорусском уезде в деревнях зимой устраивали "навоз",
то есть
приглашали и привозили из соседних деревень на несколько дней девушек,
устраивали вечера, на которых присматривались к ним, разузнавая, хорошо ли
она
умеет работать, много ли приготовила приданого. После этого парень едет на
смотрины в дом к выбранной им девушке, если он нравился ей и ее семье, то
ему
вручали "задаток" - платок, кольцо или что-либо из рукоделья. Задаток
означал,
что отказа ему не будет и он может засылать сватов.
Есть сведения о том, что такие встречи происходили и в
Новгороде при
торговых думских рядах, куда съезжалась молодежь из ближайших деревень.
Однако чаще всего сватовство происходило не только без
взаимной
склонности молодых людей друг к другу, но и без предварительного знакомства,
а
браки совершались по принуждению. Такое явление было распространенным, и
главное в таком случае заключалось в материальном или хозяйственном расчете
семей. Многие из тех, кто рассказывал о том, как происходила прежде свадьба,
говорили, что "девка до сватовства парня не видела".
ПРЕДВЕНЕЧНЫЕ ОБРЯДЫ
1. Сватовство
Сватами были чаще всего родственники жениха: крестный,
дядя, иногда отец
с матерью. Чтобы сватовство прошло удачно нужно было строго соблюдать
ритуал и необходимые предосторожности. Например, в дом к предполагаемой
невесте приезжали вечером, чтобы было меньше ненужных свидетелей. Иногда
вместе со сватами приходил и жених. Они не должны были заходить за матицу
(так
называлась несущая балка строения) и, останавливаясь у порога, спрашивали:
"Вперед нам пройти ли, взад ( то есть - назад) вернуться?" Родители
девушки или
ее старшие родственники, если она была сирота, приглашали сватов сесть на
лавку.
Когда все рассаживались, то, хотя все понимали подлинный
смысл визита,
разговор начинался издалека: говорили об урожае, о хозяйстве. Затем сват
переходил к делу: "Я пришел к вам не кумиться, не брататься, а пришел
к вам
посвататься". Были и другие варианты начала разговора о деле: "У
вас товар - у нас
купец". Или: "У вас есть береза, у нас дуб, давайте вместе гнуть".
Так, Н.В.Матюхина из деревни Нагово рассказывала, что сватовство
начиналось так:
- Молодой гусачок ищет себе гусочку. Не затаилась ли в
вашем доме гусочка?
- спрашивали сваты. А в ответ слышали:
- Естьу нас гусочка, но она еще молоденька".
- Да сейчас самый лучший квас, - продолжал сват, - а то
перезреет - закиснет. -
А жених вон какой: что родом, что телом, что красой, что делом".
Отметим иносказательную манеру ведения разговора. Это было
необходимо,
так как надо было уберечь дела от вмешательства нечистой силы и запутать ее.
Традицией было хвалить жениха, его семью и хозяйство, а потом спрашивать
согласия хозяев на брак. Родители девушки, даже если они рады сватам, не должны
были сразу соглашаться, говоря о ее молодости и нежелании покидать родной
дом.
Таковы были этикетные нормы. Но если сваты не отступали от своего, тогда
звали невесту и спрашивали ее согласия, которое часто было только
формальностью, так как подлинное желание девушки могло и не учитываться.
Екатерина Васильевна Журавлева из деревни Ручьи вспоминала
о том, как ее
спросил сват - дядя жениха: "Согласна ли ты, родная, выйти замуж за ясна
сокола?
Он мне понравился: был очень красивый, стройный, голубоглазый. Я согласилась.
А
жила я у дяди. Раз я была согласна, то дядя не стал отказывать. На печке лежала
бабушка и отговаривала выходить замуж, все плакала и говорила: "Влюбится
сатана вместо ясна сокола". Для сватов поставили самовар, накрыли стол
и дали
слово, когда будет свадьба". Сваты договаривались с родителями невесты
о
времени свадьбы, о приданом и назначали день рукобитья. Согласие невесты
подтверждалось задатком, который она давала сватам или жениху. Им могли
служить платки, шали. "Я задаток дала - шарф, - вспоминала А.Д.Ботина
из деревни
Рамушево. - Если отдумаешь идти, то и пропало все. Одна наша девка была
просватана, а потом не пошла - шарф голубой шелковый и пропал. Потом она его
видела на новой невесте в церкви. Да уж не вернешь".
Две - три недели после сватовства в местной церкви происходил
"оклик",
другое название - "публикация", то есть публичное оглашение имен
жениха и
невесты, чтобы выяснить нет ли каких-либо препятствий для венчания, о котором
родственники могли и не знать , но зато знали местные жители.
2. Рукобитье (сговор, запоручивание)
Рукобитье, иначе называемое сговором или богомоленьем,
назначалось
обычно на четверг и подтверждало окончательное закрепление сватовства, когда
стороны окончательно договаривались о расходах на свадьбу, о подарках со
стороны жениха, об осмотре его хозяйства родственниками невесты. В доме
невесты собирались ее родственники, готовилось угощение. Жених с отцом,
сватом и родственниками приносили и свое угощение. Гости садились за стол,
а
невеста с матерью в это время находились за занавеской, не показываясь гостям.
Сват или отец жениха наливали рюмку вина и просили подойти к чарке мать
невесты, она выходила и принимала ее. Такой обряд совершали все
присутствующие. Последним жених призывал невесту. Затем зажигали лампадку
и
все молились, а родители невесты молодых иконой и хлебом. Невеста одаривала
подарками родственников жениха.
"Потом отцы по рукам хлопнули, как скот дочку продавали"
(Гарасина Т.Н. из
дер. Рамушево) Отец невесты говорил: "Хорош товар!" а отец жениха
отвечал: "По
товару и купец!" Дело считалось сделанным. Начиналась подготовка к свадьбе.
В Валдайском районе было принято на сговоре сжигать на
прялке невесты
куделю - льняное волокно, из которого прялись нитки, что означало конец
девичьей жизни. В Солецком районе после рукобитья молодежь сжигала солому
-
"сжигали девичество".
С этого момента невеста начинала причитывать, прощаясь
с родным домом,
с девичьей "вольной волюшкой", с "красной красотой" и
подружками. Причеты
невесты, сопровождая все ее действия, длились вплоть до отъезда к венцу. Она
горько оплакивала короткую девичью жизнь, представляя будущую мрачной и
безрадостной, "как темный лес". "Со всей деревни сбегутся на
рукобитки, стоят
под окошком. А жених девушкам гостинцы дает", - говорила А.С.Орлова из
дер.
Подцепочье. Это называлось "плаканого" слушать". Народ считал
причитания
"священной частью этих торжеств, пропускать которые никак нельзя".
Невеста, причитывая после сватовства или рукобитья, не
ходила по избе, а,
как правило, сидела за столом или стояла на коленях у лавки, низко склонив
голову,
изредка поднимая ее, чтобы взглянуть на присутствующих. А вот в другие
моменты обряда она ходила по избе, припадая к материнскому плечу, или плакала
у
печки. Печь во многих обрядах, а особенно в свадебном, была значима, так как
печь
- центр и тепло дома, место, с которым связана хозяйка дома.
Причитания невесты во время рукобитья
В городе Старая Русса в 1984 году от Кузнецовой Надежды
Ивановны был
записан цикл плачей невесты. На запоручивании невеста причитывала:
Бог судья, кормилец-батюшка,
Бог судья, родима матушка.
Не дали да красной девице
До люба да насидетися,
До охоты нагулятися,
Цветного платья наноситися,
Мне дополнить лицо белое,
Мне дорастить да русу косу
До единого до волоса.
Так и что я, красна девица,
Со годами да не сверсталася,
С умом-разумом да не собралася.
У меня, у красной девицы,
Как мое да лицо белое,
Что берестечко лежалое,
Лежалое годовалое.
Сам ты знаешь, сам ты ведаешь,
Мой кормилец, сударь-батюшка,
Государыня моя матушка.
Как и мне да красной девушке,
Как и мне эти да чужи люди:
Вместо ножа они мне вострого,
Восторого ножа булатного.
Тут как я да красна девица
До того да прежде этого,
Я ходила, красна девица,
По широкой да по улице.
Так у меня, у красной девицы,
Не глядели очи ясные
На ихнюю темну темницу ,
На темную потюремницу.
Мой кормилец, сударь-батюшка,
Государыня ты матушка,
Погляди да, сударь-батюшка,
Государыня ты матушка,
У меня, у красной девицы,
Не жемчуг - да горючи слезы,
Не бумага - лицо белое.
Как уж вьюсь я увиваюся,
Шелковым клубом катаюся,
Со голубушкам-подруженькам,
Сверстной ровнюшкой великою.
Как у вас, мои голубушки,
Жалостливы отцы-матери,
Вам дают, сестрицы милые,
До люба да насидетися,
До охоты нагулятися,
Цветного платья наноситися,
Вам доростить да русу косыньку
До единого до волоса
До шелкового до пояса.
Как у меня-то , у красной девицы,
Руса коса расплетается,
Алы ленты развиваются,
Что померкли очи ясные,
Что потускнели щеки алыя.
Или невеста причитывала:
Чего век-то я не думала,
Отродясь своих не чаяла,
Что во эту студену зиму
На меня повыпадет невзгодушка.
Не из тучи громы грянули,
Не с небес снега повыпали,
На мою на буйну голову,
На мою на красну красоту.
Я не знаю да не ведаю,
Вы на что, мои родители,
Рассердились да разгневались.
Кажется, я, красна девица,
Не жалела могуты-силы
Я не в летней-то работушке,
Я не в зимнем обряжаньице,
Я слуга была всем верная,
Была верная и ключница.
Вот уже, мои родители,
Вы посхватитесь, пораскаетесь.
Пора-время преобойдется,
Народ-люди все разойдутся,
Со двора гости разъедутся,
С терема гости разойдутся.
Как придет зима студеная,
Как настанет весна красная,
Как поспеют все работушки.
Как пойдут-то люди добрые
На отхожую работушку
Со семьями, со артелями,
С казаками, с казачихами,
С дочерями, белыми лебедями.
Уж как мой кормилец-батюшка
И кручина моя - матушка,
Пойдут-то одни-то одинешеньки
На отходную работушку.
Государыня моя матушка,
Ты повыйди на крылечушко;
Как пойдут милы подруженьки,
Запоют-то звонки песенки,
Ты послушай, кручина-матушка,
Моего-то зычна голоса.
Ты вспомни да повспомяни
На чужой меня сторонушке.
Мне икнется легошенько,
Мне вздохнется тяжелешенько.
Хоть говорит-то мне будет некогда,
Так сама себе подумаю,
Что вспомянет кручина-матушка
На родимой на сторонушке.
Там запели милы подруженьки
Заунывныя-то песенки.
По заре-то по вечерней
Не могла моя матушка
Не учуять да не услышати
Моего-то зычна голоса.
Как кручинная-то матушка
Обольется горючим слезам:
Меня вспомнила молодешеньку
На чужой на сторонушке.
Ты подумай, тепла пазушка,
Я в чужих людях не бываючи,
Чужих людей не видаючи.
Я жила-то, красна девица,
У вас, мои родители:
Я жила да красовалася,
Мое сердце радовалося,
Как пчела в меду купалася.
Я не знала, красна девица,
Как ни раннего вставаньица,
Как ни позднего лежаньица,
Ни грубого побужденьица.
Ты побудишь, кручинна матушка,
Истиха-то полегонечку:
"Ты вставай-ка, мое дитятко,
Ты вставай-ка, мое милое.
Все дела у нас не деланы,
Все работы не работаны".
Уж я встану, молодешенька,
Я со мягкой со постелюшки,
Со высокого изголовьица.
Погляжу я, красна девица:
Все дела у нее приделаны,
Все работы переработаны.
Как подумаю, кручина-девица,
Про чужую про сторонушку -
Сердце кровью приобольется,
Живот камнем перевернется.
Я просплю-то, красна девица,
Со девичей воли вольныя
До зари-то белого дня,
До восхода красна солнышка.
Как заходят злы-чужи люди,
Заричат-то по-звериному,
Зашипят-то по-змеиному:
"Ты вставай, вставай, сонливая,
Пробуждайся-тко, дремливая.
Все дела у нас пределаны,
Все работы преработаны!"
Как я встану, молодешенька,
Я со мягкой со постелюшки,
Со высокого сголовьица;
Приумою лицо белое
Не водой да не ключевою,
А своими-то да горючими слезами.
Я утру-то лицо белое,
Погляжу я, молодешенька,
У себя-то в честном дому,
У кормильца-то батюшки,
У родители у матушки.
Не волна ли то взволновалася -
Чужи люди взбунтовалися...
Как-от шумит сват, злодей большой,
Со кормильцем со батюшкой,
Со кручиною со матушкой.
У них сватовство заводилося,
Рукобитьице случилося.
Не спеши, кормилец-батюшка,
Засвечать-то воскову свечу,
Подавать-то руку правую
За столы да за дубовые,
За скатерти-то браные,
За яства-то сахарные,
За питья-то медвяные.
Погляжу я, молодешенька,
За столы да за дубовые
В батюшкову сторонушку.
Все-то да родни нетути
Пропивать-то буйну голову,
Запоручивать красну красоту.
Мне дай да красной девице
Да повыйти, да повыступить
На широкую да на улицу;
Опустить да свой зычен голос
Что на все четыре стороны.
Надо мне собрать вся родня своя,
Вся природа-то сердечная
На ручное рукобитьице.
Бог-судья вам, столы дубовые,
Да и вам, скатерти браные -
Не могли, столы, отодвинуться,
Браны скатерти, завернутися.
Бог-судья вам, хлебы ситные -
Не могли вы откатитися.
Бог-судья вам, свечи восковые -
Не могли вы закратитися.
К моменту богомоленья относится следующий причет:
Не дуйте, огни пиящие, со муравного жарничка
Не топись-ка, восковая свеча перед чудным
Спасом-образом!
Не вздымись-ка, ручка правая, у кормильца
света-батшки.
Да не буйную головушку не крести, кормилец-батюшка.
Крепко бить да не по белым рукам - неволить меня,
бедную,
Во великую неволюшку, во наложную заботушку,
Во чужу дальню сторонушку, молодым да молодешеньку,
Не во полном еще возрасте, во ребячьем уме-разуме!
Погляди, кормилец-батюшка, на меня, на красну девушку:
Я тонка, будто тетивочка, зелена, будто травиночка,
Я без ветра шатаюся, без дождя да уливаюся.
Желанный кормилец-батюшка, собери-ка
сродцев-сродников,
Приобдумай крепко думушку; поразбей-ка рукобитьице:
Откажи, кормилец-батюшка, злодей чужого чуженина!
Еще плач на запоруки:
Что не ключики ли брякнули?
Не замочки ли щелкнули?
Н меня ли запоручили?
За поруки за крепкие,
За письма-то за мелкие?
Выручать меня - не выручить,
Выкупать-то - не выкупить,
Ни златом, ни серебром,
Ни своей золотой казной.
Причитывала невеста и такой плач:
Мое сердце испугалося,
Резвы ноженьки подогнулися,
Белы рученьки опустилися.
У меня ли, сизой пташечки,
Горе-горькой сиротинушки,
Голова с плеч покатилася,
Во устах речь помешалася.
Запоручил милый дядюшка
и кормилица-тетушка
За поруки-то крепкие,
За замки вековечные.
О замков ключи потеряны,
Во сине море опущены.
Ты взойди, красно солнышко,
Обсуши ты сине море!
Уж вы, свет мои подруженьки,
Мои милые голубушки!
Вы сходите на сине море,
Поищите золотых ключей.
Плачи эти следовали один за другим с небольшими перерывами.
В Старорусской свадьбе причитания играли центральную роль.
Они были не
только эмоциональной разрядкой для невесты, хорошо понимавшей трагическую
неизбежность происходящего, но были рассчитаны на зрителя и слушателя, а
потому содержали элемент условности. Невеста должна была причитать в любом
случае, даже если она выходила замуж по желанию.
3. "Смотрят место"
После рукобитья невеста с родными ездила смотреть дом жениха.
Она
обмеряла окна и двери, чтобы шить на них "завесы" (шторы). И в это
время
невеста причитывала тоже. Вот два причета, которые вспомнила Кузнецова,
исполнявшихся, когда "смотрели место":
Ой, уж бывала я девицей,
Ой, я не слывала невестою.
Ой, жила молодехонька,
Ой, ходила молодехонька,
Ой, я по гулянкам, по ярмаркам.
Ой, все тулилась да пряталась,
За людей хоронилася;
Ох, я не глядела-то, девица,
На красу молодецкую.
Слава, слава, слава Богу,
Слава истинному Христу,
Сберегла да сохранила,
Ой, свою-то честную красоту.
Я ее честно содержала:
Не опустила я красоты,
Ой, уж во листья зеленые;
Не затоптала я красоты,
Ох, уж я во грязи во черныя;
Не опустила я красоты,
Ох, уж я во речки во быстрые.
Ох, я берегла да сохоронила
Ой, от ветра, от вихоря,
Ох, я от часта-мелка дождичка
И от красы молодецкие.
Ох, ты поступил, сударь-батюшка,
Ох, ты без вины да без винушки;
Ох, ты выдаешь меня, батюшка,
Ох, на чужую на сторону,
Ой, ты с большой неохотою.
Ой, как на чужой-дальней стороне
У чужих у добрых людей,
Ох, да будет наприматися
Ох, мне скудости и бедности.
Ой, что говорят люди добрые,
Ой, уж у них место неправое:
Ой, да семеюшка виноватая,
Ой, да улочка неметеная,
Ой, уж лесенка нескребеная.
Как возьмут добра молодца
Ой, во солдаты, во рекруты
Ой, на службу на царскую,
Ой, на войну государскую.
Ох, меня оставят-то девицу
Ой, вдовою злочастною,
Ой, солдаткой горе-горькою.
Ой, будет мне наприматися
У чужих у добрых людей
Ой, уж в ту пору да в то время
Ой, стужи-нужи великие,
Ой, холоды да голоды,
Ой, худые-то мне славушки.
Ой, пригоже, красно солнышко,
Ой, уж мой родимый батюшка,
Ой, со родимой матушкой,
Ой, уж выдаешь меня, батюшка,
Ой, ты на чужу-дальню сторону,
Ой, силою да неволею,
Ой, большой неохотою.
Откажи-ка чужим людям,
Ой, бы еще искали добры люди,
Ой, меня лучше, дороднее,
Ой, меня всячиной поизряднее,
Ой, личиком покрасивее,
Ой плечикам бы плечистее.
Ох, уж я тебе, батюшко,
Ой, не привела тебе, батюшка,
Ой, я указы великие,
Ой, те поношенья негодного.
Ох, уж я стану ведь, батюшка,
Ох, я работала работушку
Ох, уж я скорым да скорехонько,
Ох, подымала тяжелую,
Ох, не ждала у дни вечера,
Ох, не глядела на солнышко.
Ох, как это я, молодешенька,
Ох, я ровно шуточку шутила,
Ох, я пела песни веселые.
Ох, уж голоса растекалися,
Ой, уж волосы совивалися.
Ой, покуль была молодехонька,
Ой, ходила молодехонька,
Ой, я по дубовым по лавочкам
Ой, в полотняной рубашечке.
Ой, уж ты брал меня, батюшко,
Ой, ко себе на белы руки,
Ой, ты говорил да накликивал:
"Ты расти, мое дитятко,
Ой, ты расти, дочи хорошая.
Не отдам тебя, дитятко,
Ой, ни за купца, ни за барина,
Ой, ни за какого торгового."
Ой, как тотчас, красно солнышко,
Ой, твоя неправда отыскалася:
Отдаешь меня, батюшка,
Ой, на чужую сторонушку,
Ой, за болота зыбучие,
Ой, да за ельники дремучие.
И вот другой причет:
Ты не езди, родимый батюшка,
Н чужую дальнюю сторонушку,
На злодеюшку незнакомую.
Не кидайся, родимый баюшка,
На хоромы-то на высокие,
На запоры-то на крепкие,
На самовары-то чистые,
На скотинушку рогатую,
Еще пуще, ежели на удала добра молодца.
4. "Великая неделя"
Шитье приданого
В течение следующей недели, а иногда двух, невеста с помощью
подружек
готовила приданое: шила простыни, полотенца ("утиральники"), салфетки
и
"завесы", готовила подарки жениху и всем его родственникам. Родственники
невесты "предсвадебные дни проводили в хлопотах: обдирали животных, пекли
хлебы, жарили, варили" (говорила Н.В.Матюхина из деревни Нагово). Екатерина
Васильевна Журавлева, 1892 года рождения, из деревни Ручьи вспоминала: "На
свадебное платье ушло 17 аршинов материалу, и когда танцевала, как веером
размахивала". А вот Александра Семеновна Барабанова 1900 года рождения
была из
небогатой семьи. Она рассказывала: "Девки приходили помогать шить. Мы
шьем, а
тетка поучает: "Мы-то в свое время шили! Юбки широкие были: раз оторвешь
полотнище - вот и одеяло; раз - полотнище от другой, вот и другое. В свадьбу-то
чужого понавесили, чтоб не стыдно было".
Каждый день невеста встречала подружек и всех приходивших
в дом
причетами, жалуясь на свою судьбу, плакала о своей девичьей волюшке. Встречая
причетом приходящих в дом, она "голосила" у порога горницы, обнимая
руками
каждого входящего. Если приходила сестра невесты, бывшая замужем, то она
могла услышать такой плач:
Ты скажи-ка, сестрица милая,
Каково жить во чужих людях?
- Ты, голубушка, моя сестрица,
Я не знаю, бедная, горькая,
Мне сказывать иль не сказывать?
Не сказывать - так ты рассердишься,
Мне сказывать - не высказать,
Мне пером писать - не выписать.
Не могу я никак подумати
Про тебя, моя милая сестра,
Как ты будешь жить да в чужих людях,
У чужого да отца-матери,
У чужого да у чуженина?
Три ума есть да три разума,
Три характера негодные.
Ты послушай-ка, милая сестра,
Что скажу тебе, голубушка!
Жить в злодеях да во чужих людях
Надо много ума-разума,
Надо много смыслу-сдогаду,
Надо много да могуты-силы.
Надо силушка звериная,
Могута да лошадиная.
Станешь жить да, мила сестра,
У чужого отца-матери,
Ты не жди-тко, сестрица милая,
Ты от свекра-то буженьица,
От свекрови да наряженьица.
Они крикнут по-звериному,
Зашипят-то по-змеиному.
Ты сама, моя голубушка,
По утру вставай ранешенько,
К вечеру ложись позднешенько,
Попрося ходи на улочку,
До лома гляди в окошечко,
Не держи ты много подруженек,
Ничего-то ты у них не спрашивай.,
Про свое ты горе им не сказывай:
Донесут они злым чужим людям.
Злые люди будут сердитися,
На тебя они будут гневаться.
Лучше выйди ты, милая сестра,
Ты во чистое во полюшко,
Припади ты да ко сырой земле,
Ко горючему ты да ко камешку.
Ты раздели тоску-кручинушку,
Ты со матушкой-сырой землей.
Ведь ты знаешь, милая сестра,
Что мать-сыра земля не вынесет,
Горюч камушек не выскажет.
Ты пойдешь да ко чужим людям,
Ты утри да горючи слезы,
Людям виду не показывай.
(Записано от Кузнецовой)
В рассказе о свадебном обряде А.С.Чайкина из деревни Рамушево
вспоминала:
"Сергунина Авдотья целую неделю плакала. Жених ей говорит: "Полно,
что ты - на
каторгу что ли?" А она ему:
Уж подожди, добрый молодец,
Еще не твоя вольная волюшка,
Еще не поймана птичка серая.
"Неделю после сватовства шили. Плакала мать, и
невеста плакала. Невеста, например, шла к порогу и
плакала:
Поищу я родну маменьку,
Ужо не услышит ли она меня, сиротушку.
(Н.Г.Грузнева, дер. Марфино)
В деревне Колома в 1984 году от Марии Назарьевны Сторожевой,
1901 года
рождения, был записан плач, во время исполнения которого невеста обращалась
то
к отцу, то к брату:
Отыщу я тебя, родной тятенька,
И попрошу я тебя молодешенька,
Отдаешь ты меня не за любимого.
Верно просидела я твои лавочки брусовые,
Проглядела окошечки косящие.
Подойду я к тебе, братец-кровинушка,
Попрошу я молодешенька,
Когда поведешь ты меня во матушку
Во Божию церковь,
Не пожалей саночек дубовых и вороненого коня,
Шелковым кнутом расстегай что есть силушки,
Чтоб размыкали меня по чисту полюшку,
А подвенечный наряд по кустам вересовым,
Чтоб не досталась я нелюбимому.
В том случае, когда девушка выходила замуж не по любви,
плачи звучали еще
пронзительней, еще печальней. А песен в предсвадебный период почти не пели,
как
отмечают исполнительницы. Заканчивалась предсвадебная неделя обрядовой
баней и девичником.
5. Обрядовая баня
Баню топили девушки, подружки невесты, накануне девишника.
Невеста
кланялась в ноги подружкам и просила истопить баню "парную, не угарную".
"Баенный" обряд - один из самых драматичных свадебных моментов.
Он проходил
под почти непрерывные причитания невесты, ее матери, сестры или других
родственниц.
Невеста, причитывая, старалась оттянуть время расплетания
косы.
Подружки расплетали девичью косу, расчесывали волосы и брали себе ленточки
из
косы. Девушки пели песни в этот момент, но, к сожалению, в Старорусском районе
их удалось зафиксировать немного. В Крестецком, Валдайском, Батецком,
Пестовском такие песни чаще вспоминались исполнительницами. Среди них,
например, "Не в трубушку трубили..."
Не в трубушку ль трубили рано поутру,
Да рано по утру.
Не в золотую ль играли по утреннеи,
По утреннеи.
Да уж как Марья плакала по косы,
Да по косы.
Да тужила Ондреевна по русою своей,
По русою своей.
Да уж ты моя косушка, русая коса,
Да девичья краса.
Да больше тебя, косынька, не часывати,
Не часывати.
Да во частые прутики не плятывати,
Не плятывати.
Да вечер тетя, косынька, подружки плели,
Подружки плели.
Да из утра ранешенько родимая плела,
Родимая плела.
Да всю косушку золотцем унизала,
Унизала.
Плачущую невесту закрывали платком "от сглаза"
и вели в баню, а она по
дороге причитывала. Следует сказать, что плачи этого разряда в коллекции
университета отсутствуют, но есть запись развернутого плача матери,
исполненного Андреевой Натальей Александровной, 1907 года рождения,
проживавшей в деревне Бакочино. Так причитывала мать невесты, когда ее дочь
возвращалась из бани:
Дай мне наглядеться на тебя, ласточка!
Уходишь ты со свово ты домика родного
К чужим чужанинам,
Уходишь ты от гусей серыих,
А тебя будут принимать гуси белые.
Так уж ухаживай, родная доченька,
Уже ты своих-то сих кровныи,
Кровныи будут тебе родные.
Уж ты позабудешь, ластушка касатая.
Нас-то горьких сиротушек.
Так наша милая ты доченька,
Ты у нас одная-одинешенька.
У нас поле понасеяно,
А уж одна ластушка касатая.
Просим, миленькая доченька,
Уж ты ухаживай чужу семеюшку,
Ухаживай своих родныих,
Уже ты ухаживай удалую головушку,
Тот, кто тебя приютить хочет в свой новый дом.
Так не забывай ты и нас-то горьких,
Как мы тебя ростили,
Как мы тебя укручали,
Как мы тебя наряжали,
Думали, что ты у нас лучше будешь
Всех других девушек,
А теперь не знаем, моя ластушка,
Какая ты будешь хозяюшка.
Вот уже подружек-то милыих,
Твоих-то милыих, красивыих.
Чтоб почесали тебе буйную головушку
Уж русы волосушки в порядочек,
Чтоб они неразвивалися, не расплеталися
От удалой-то от головушки.
Уж тебя нарядили моя родная,
Уже ленточки красивые,
Уж так покрасуйся, моя милая,
Уже по своему-то теплому гнездышку.
Уже ты найди своего родителя родного,
Да попроси-ка прощеница у родного у папушки.
Он тебя ростил, тебя мое дитятко.
Да и поищи-ка сестру ластушку
И братца-то родного.
Поклонися им, моя доченька,
Своим-то бы любимыим,
Что бы не давали тебя в обидушку,
В обидушку-то горькую.
Прощание (свадебный плач)
В деревне Астрилово в 1984 году был записан и другой плач
матери,
встречавшей невесту из бани. Исполнила его Федорова Мария Петровна, 1904 года
рождения:
Выду я , выду в чисто полюшко,
Погляжу я на все сторонушки,
Буду я кликать свою доченьку,
Ни окликнется ена, ни оглянется
На чужой-то, дальней сторонушке.
Увезут тебя, милое дитятко,
На чужую-то на сторонушку,
Уж за горы-то горы высокие,
Да уж за реки-то за реки быстрые,
Да уж за леса-то леса темные.
Закукуешь ты там серой кукушечкой
На чужой-то дальней сторонушке.
Тогда вспомнишь, милая дитятко,
Про свою-то родную матушку,
Как скучаю я, сиротинушка,
По тебе-то, милая дитятко
На своей-то родимой сторонушке.
Я тебя ростила и лелеяла,
Голубила я, сиротинушка,
Тебя сердечная, милая дитятку,
А теперя-то, мою доченьку,
Передаю в чужие рученьки.
Следует отметить, что в тексте книги В.А.Пылаева "Старорусский
край.
Природа и население", вышедшую в 1929 году и содержащую подробную
всестороннюю характеристику этой местности, содержится текст причета,
который был повторен в записи 1984 года.
6. Девишник
На девичнике в старорусской свадьбе настроение было по
большей части
минорным. Невеста с распущенными после бани волосами сидела за столом,
причитывая по смытой волюшке. Причетами она встречала каждого, пришедшего
посмотреть, как будет "красоваться" невеста - прощаться со своей
"красной
красотой". Красная красота - символ девичества - представляет собой веночек
с
лентами, надетый на голову невесты (по старорусским записям).
Невеста обращалась к брату:
Уж попрошу-то тебя, братец мой кровинушка,
Что ж я иду, горькая сиротушка,
Я в хорошие людишки добрыи,
Не к сударыне родной маменьке,
А я иду-то к чужим-то чужанинам.
Дак когда мне сгруснется, горазд (очень) стоснется
(затоскуется),
Уж я приду горька сиротушка,
К тебе в хорошее-то гнездышко,
Дак уж ты не закрывай-ка воротичка на подпорочки,
А окошечки на защелочки.
Уж я приду к тебе, братец мой кровиночка,
Уж во хорошие я к тебе дороги гости,
Дак встретить намест (вместо) приятного родного
татеньки,
Облаская горькую сиротушку,
Прими намест приятного родного татеньки.
Невеста обращалась к матери:
Я тебя попрошу, сударынька родна маменька,
Уж когда я наживуся, горька сиротушка,
Уж ты меня сустреть (встреть), уж на пути-то, на
дороженьке,
Да спроси у меня, у горькой тогда сиротушки,
Как живу я, горькая сиротушка,
Во хороших людях добрыих.
А я иду, горькая сиротушка,
К тебе, сударыня родна маменька,
Всю рассказать-то жизнь хорошую,
Как живу я, горька сиротушка,
Уж не с родной-то маменькой.
Мать отвечала дочери:
Как загонят тебя дитятко,
На чужую дальнюю сторонушку,
На чужую, неназнамую (незнакомую),
Как за горы-то за высокие,
За леса тея за темные,
Закокуешь там, серая кокушечка,
А ты вспомни, мое дитятко,
Как кокует твоя матушка
На своей родимой сторонушке.
Если у невесты не было матери, причитывала тетка:
Ластушка касатка,
Когда я шла у тебе, родная,
Я зашла к твоей родимой матушке,
Я позвала, ластушка касатушка,
К тебе, горькая сиротинушка,
Проводить-то тебя во чужи люди.
Родна матушка отказалася:
"Что не ходят ножки скорые,
Да не служат ручки белые,
Да и не могу я встать, родная,
Благослови за меня ты мое дитятко".
(Записано от А.С.Барабановой из дер. Буреги)
Такие причитания слушатели принимали близко к сердцу и
"тут уж и все
плачут, а невеста пуще всех" (Барабанова А.С.). В момент расплетения
косы
невеста вырывалась и не давала расплетать косу.
Причитания на девичнике звучали вместе со свадебными песнями,
которые
исполняли подружки, часто причет и песня звучали не поочередно, а одновременно.
В Старорусском районе отмечен небольшой репертуар свадебных песен,
исполняемых и в момент рукобитья, и во время шитья приданого, и на девишнике.
Это такие песни, как "Вы сборы, сборы", "Расшумелася грушица",
"Разлилось тут,
разлилеялось", "Из-за лесу, лесу темного", "Сборы".
Иногда эти песни сливались в
одну и воспринимались как одна.
Так, в тексте, приведенном ниже, слились воедино две песни
- "Расшумелася
тут грушица" и "Из-за лесу - лесу темного":
Расшумеласи тут гру-как грушица,
Расшумелася зели-зеленая,
Порасплакалась как Ду-как Дунюшка,
Перед батюшкой как сто-как стоючи,
Перед матушкой гово-говорючи:
"Государь ты родной ба-как батюшка,
Сударыня родна ма-как матушка,
Нельзя ль думушку поду-подумати,
Нельзя дела поста-поставити".
"Милое наше ди-как дитятко,
У нас дума раньше сду-как сдумана,
По рукам у нас уда-ударено,
Зелено вино порос-пороспито".
Из-за лесу, лесу та-как темного,
Из-за садику зеле-зеленого,
Тут летит стадо серы-серых гусей,
А другое лебеди-бединое,
Отставала тут лебе-лебедушка
От стадичка от серы-серых гусей,
Приставала тут лебе-лебедушка
Ко стадичку ко гуси-гусиному.
Не сумела тут лебе-лебедушка
По-гусиному-то кли-как кликати,
Начали ее тут щи-как щипати.
"Не щиплите, гуси се-как серые,
Не сама я к вам зале-залетала,
Занесло меня пого-погодою,
Превеликою невзго-невзгодою".
Отставала тут как Ду-как Дунюшка
От своего пле-как племени,
От своего отца с ма-как с матерью,
Приставала тут как Ду-как Дунюшка.
Ко чужому роду пле-как племени,
Ко чужому отцу с ма-как с матерью,
Начали ее журить-бранить.
"Не браните, свекор ба-как батюшка,
Со свекровью со ма-как со матушкой,
Не сама я к вам зае-заехала,
Завезли меня добры, добры кони,
Добры кони-то Ива-Ивановы".
Записано от А.П. Даниловой, Н.Г. Юлиной ,
Е.Д.Лукичевой, А.И. Лукичевой, деревня Буреги.
М.б., вместо верхней песни
Невеста, причитывая, благодарила подружек:
Вам спасибо, красны девушки,
Мои милые подруженьки,
За веселые за песенки,
Что пришли милые подруженьки,
Повеселить меня, сиротушку,
Во последнем поры-времечке,
Меня во красных во девушках.
Спасибо, милые подруженьки,
Не чуждались-то сиротушки,
Заходили за сиротушкой
На веселое гуляньице.
(А.С.Барабанова, дер. Буреги)
7. Прощанье с "красной красотой"
Самый напряженно-драматический обряд девичника - прощанье
с "красной
красотой". В последний раз заплетали волосы девушки в одну косу. А на
следующий
день после венчания в церкви сваха заплетала уже две косы (символ замужества)
и
надевала молодой женский головной убор - шлык (другое название "повойник")
или
кику, о которой говорилось раньше. Такой головной убор плотно покрывал волосы
женщины, уложенные в пучок или венком вокруг головы.
Шлык представлял собой мягкую шапочку с овальным верхом
и нешироким
околышем, собранным на шнурок и затягивавшимся тесемками на затылке. Иногда
он шился , как детский чепчик, и завязывался под подбородком, но были и другие
покрои. Такой убор для повседневной носки изготавливался из недорогих тканей
(холста, ситца, сатина), а праздничный - из шелка, парчи, атласа, кашемира,
бархата.
Шлык (повойник) всегда накрывался платком, шелковым или кашемировым в
праздники, холщовым или ситцевым в будни. Как и в средневековой Руси женщине
считалось неприличным выходить на улицу или находиться дома при посторонних
(а иногда даже и при домашних) в одном повойнике, без платка.
Песня, чаще всего исполнявшаяся в этот момент подругами
невесты, звучала
так:
Поразлилося да поразлилося
По лужкам-лужкам вода вешняя,
Вода вешняя, долговечная.
Дочь от матери прочь уехала,
Мать по дочери слезно плакала,
Слезно плакала, дочь ворачила (возвращала):
"Воротись-ка ты, чадо милое,
Чадо милое, дочь любимая,
Ты оставила золоты ключи,
Золоты ключи с шелковам поясом". -
"Не обманывай, родна маменька,
Не оставила я золоты ключи,
Я оставила красу девичью,
Красу девичью, косу русую,
Косу русую, ленту алую,
Ленту алую, волю вольную.
(Е.К.Базарова, деревня Заднее Поле)
Затем невеста снимала с головы веночек и с причетом, кланяясь
в ноги
сестре, подругам, просила принять ее "красную красоту":
Возьми от горькой сиротинушки,
От меня-то красу девичью...
Отстаю я от лебединого-то стадичка,
А пристаю я к серому-то гусиному,
Теряю я свою красу девичью.
Сестра или подруги принимали "красу девичью",
успокаивали невесту, а отец
с матерью благословляли ее иконой. Все расходились по домам, чтобы на утро
снова прийти в дом к невесте и проводить ее к венцу. Иногда на девишник
приезжал жених с дружками, одаривал невесту и девушек сладостями и молча сидел
за столом. Есть свидетельства того, что жених проводил парневик или парнишник
(прощание с холостой жизнью) перед тем, как приехать к невесте. Друзья жениха
затевали веселые игры и пляски, катание по деревне на лошадях (невеста и жених
в
этом участия не принимали).
Обряд прощания с "красной красотой" в разных
деревнях исполняли
по-разному. Например, в деревне Рамушево косу невесты разделяли на две после
венчания в доме мужа. Молодых вели в чулан, прятали от всех, давали им есть,
а
муж косу расчесывал на две. Затем дружка выводил молодых из чулана и
"раскрывал" (стегал) их кнутом, отгоняя порчу.
8. День венчания
Утром в день венчания невесту одевали в свадебное платье,
все в доме ждали
свадебный поезд, плотно заперев ворота и двери в дом. Невеста причитала с
самого утра, уговаривая не отдавать ее замуж. Ей отвечали причетами мать,
сестра, тетка, жалея и поучая тому, как надо жить в чужих людях.
Отец готовил свадебный воз, а подруги украшали лентами
уздечку и дугу.
Отец невесты в обряде играл большую роль, чем мать, которой отводилась роль
хозяйки дома, принимающей гостей, накрывающей на стол.
Приезд жениха
Когда приезжали сваты и жених, одна из подружек кричала:
"Подруженьки, это
же чужие какие-то подъезжают! Молодую нашу, видно, отобрать хотят! Не отдадим
ее!" А остальные отвечали: "Не отдадим, выручим! Прогоним или выкуп
пускай нам
дают!" Дружки давали денег или подарок. О.А.Денисова из деревни Ретле
рассказывала: "Дружки косу выкупали. Крестная возьмет косу: "Невеста
твоя, коса
моя". Или:
У нас ночевал Иван Михайлович,
Унес четыре лапти,
Позвольте за них разобраться:
У стола четыре угла,
Так пожалуйте нам четыре рубля.
После этого жених и дружки врывались (именно врывались)
в дом и подходили
к невесте. Жених входил в дом обычно вслед за поезжанами. Вел себя очень
сдержанно. Он не снимал шапку, не улыбался и ничего не говорил. Все садились
за
один стол, а невеста с подругами - за другой. Сват наливал стакан вина или
водки и
на тарелке подносил к невесте. Она покрывала стакан платочком. Все это
относили к жениху. Он брал платочек, а взамен клал деньги. Невеста, взяв деньги,
выпивала вино. Затем кто-нибудь из родственников подходил к невесте, брал
ее
за руку и подводил к жениху. Тому, кто приводил невесту, давали деньги. Наконец
родители благословляли жениха и невесту на венчание. Родители невесты
угощали "поезжан", то есть тех, кто приехал со стороны жениха, но
невеста и
жених до венчания, то есть до вечера, ничего не ели, чтобы таким образом
избежать "порчи" и "сглаза".
Для этих обрядовых моментов свойственно иносказание. В
книге
В.А.Пылаева он описывается так: "Дружка едет выкупать невесту к венцу.
А там
двери все закрыты, не пройти ему, и берет он кнут, стучит кнутовищем.
Сказками-присказками просит он отворить:
Отворите дверь, пустить гостя,
Одарю я вас чистым серебром,
Наградим вас чистым золотом,
А вас кони ждут лихи-лихоньки,
Как помчим мы вас пуще вихоря.
Да не чваньтеся, отворите же!
Наш князь молодой велел кланяться,
Низко кланяться, вам не чваниться.
Ему отвечают тоже присказками и отворяют двери". Иносказание
связано
было изначально с желанием избежать влияния "дурного глаза" или
какого-нибудь
колдуна, обмануть его.
Благословление молодых
Гарасина Г.Н. из деревни Рамушево рассказывала о том, что
перед венчанием
благословляли на шубе. Шубу расстилали на лавке, сажали на нее невесту с
женихом, и дружки выкликали: "Батюшка и матушка, умели вспоить, вскормить,
умейте и под венец благословить!" В деревне Подцепочье отец с матерью
благословляли и хлебом. Вырезав в середине его кружочек, чтобы насыпать туда
соль, хлеб клали в решето, брали икону. Следует отметить, что в этих действиях
просматриваются следы языческих обрядов, когда шкура животного, вывернутая
мехом наружу, должна была выполнять не только функцию оберега, восходившую
еще к тотемным обрядам, но и способствовать рождению многочисленного
здорового потомства. А хлеб всегда воспринимался в сознании древнейшего
человека как знак богатства, изобилия и плодородия. Все это было особенно
важно
потому, что молодым предстояло продолжить жизнь рода. Понятно, что
магическое значение обряда отошло на второй план, но тем не менее сам он
сохранился.
Дружка брал жениха и невесту за руки и, окрещивая кнутом
перед ними путь,
вел их к свадебному поезду, а сваха или какая-нибудь из родственниц "пахала"
(подметала) перед ними веником. В деревне Подцепочье даже в 1951 году свадьба
игралась с соблюдением оберегательных действ. Силу оберега имел и платок,
которым покрывалась невеста перед тем, как посадить ее в свадебный возок.
Для
оберега невесты использовались иголки, которые втыкали в подол платья
невесты, чтобы "портежа" (порчи) не было.
После благословения девушки пели одну из перечисленных
ранее песен.
Невесту выводили из дома под песню "Из-за лесу, лесу темного..."
Не в
Старорусском, а в Окуловском районе Новгородской области были записаны хор
подружек, поющих свадебную песню, и причет невесты, исполняемый
одновременно. Следует сказать, что такая традиция была и в других районах,
но
выявить ее в 80-е - 90-е годы не удалось. Хор пел:
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за гор, за гор высокиих ,
Там летит стадо серых гусей,
А друго стадо лебедушек.
Отставала-то лебедушка
Что от стада лебединого,
Приставала-то лебедушка,
Что ко стаду ко серым гусям.
Не умела-то лебедушка
По-гусиному-то кричати -
Ее стали гуси щипати:
"Не щипайте, гуси серые,
Не сама я к вам залетила.
Занесло меня погодою,
Да погодою-невзгодою.
Завезли меня добры кони,
Да добры кони Ивановы.
Невеста в это же время вела свою лирическую партию:
Уж вам спасибушко большое, великое,
Уж мои миленькие вы подруженьки,
Что не забылли вы меня горюшицу.
Да что пришли-то вы и не прогнивились,
Да проводить-то меня в чужи люди,
Да во чужи люди, да незнакомые,
Да чужого-то вы за чужанина,
Да от своей-то от родимой маменьки,
Да и кормильца-то моего папеньки.
Да попрошу я вас, мои любимые,
Уж вы возьмите мою красну красоту,
Да и носите ее не жалеючи,
Да парны баенки, вы с нею топючи,
Да черны ригушки вы с ней молотяче.
А то снесите вы ее в чисто поле,
Да поразвесте ее на березыньке.
Да пусть развеют ее ветры буйные,
Да пусть зальют ее дождики частые!
Да чтоб не думала горюшица бедная
Да об веселоем своем гуляньице,
Да об своих-то я подружках милыих!
Мать невесты, прощаясь с дочерью, перед отправлением свадебного
поезда
причитывала:
Выду я, выду в чисто полюшко,
Погляжу я на все сторонушки,
Буду я кликать свою доченьку.
Не окликнется ена, не оглянется
На чужой-то дальней сторонушке.
Увезут тебя, милое дитятко,
На чужую-то на сторонушку,
Уж за горы-то, горы высокие,
Да уж за реки-то, реки быстрыи,
Да уж за леса-то, леса темныи.
Закукуешь там серой кукушечкой
На чужой-то на дальней сторонушке,
Тогда вспомнишь, милая дитятко,
Про свою-то родую матушку,
Как скучаю я, сиротинушка,
По тебе-то, милая дитятко.
На своей-то родной сторонушке
Я тебя ростила и лелеяла,
Голубила я, сиротинушка,
Тебя сердечная, милая дитятку,
А теперя ты, моя доченьку,
Передаю в чужие рученьки.
(Федорова М.П., 1909 года рождения, дер. Астрилово,
запись 1984 г.)
Отъезд к венцу
Венчаться жених и невеста ехали в разных возках одного
свадебного поезда,
часто довольно большого, состоящего из 12 - 18 лошадей. В первом возке
находились жених с дружкой, во втором - невеста с крестной или свахой, а далее
"поезжане" на тройках, украшенных венками, колокольчиками и лентами.
Кстати,
свадебный колокольчик служил не только для того, чтобы слышали, что едет
свадьба - это более позднее значение, но для того, чтобы отпугивать нечистую
силу. Свадебному поезду по пути его следования жители делали "заломы",
то есть
перегораживали путь. Откупались от "заломщиков" пирогами, орехами,
вином.
Родители молодых в церковь не ездили.
С венчанием, как и со всем свадебным обрядом, связано много
примет.
Считалось, что тот, кто в церкви первый встанет на подножье - "тот и
будет
верховодить" в семье.
Невеста, уставшая от подготовки к свадьбе, от постоянных
причетов, от
ощущения неизвестности того, что ее ожидает в будущем, тем не менее должна
была стоять веселой во время венчания. Да и потом тоже находиться в веселом
расположении духа, несмотря на предстоящий напряженно-драматический обряд
расплетания девичьей косы.
Перевоз приданого невесты
Когда свадебный поезд отправлялся к венчанию, приданое
невесты
(простыни, одеяла, подушки везли в дом жениха на 3 - 4 лошадях. Его сопровождала
постельница.
Разлилося, разлилося три кораблика со берега.
Вот как первый корабль идет
Со дугами золочеными,
А второй-то корабль идет
Со перинами пуховыми,
А как третий корабль идет
Со душой со красной девицей.
(Сторожева М.Н., дер. Колома)
Жители деревни обязательно должны были наблюдать это. Встречали
приданоеотец и мать жениха. М.А.Федорова из
деревни Старина вспоминала:
"Пока молодые в церкви, трое выбранных развешивают приданое на веревки,
натянутые с одного угла избы в другой. Затем по два утиральника (полотенца)
вешают у каждого окна, на зеркало. Утиральники должны быть обязательно
вышитые. Когда повесили - начинают причитывать:
Ехали мы лесами дремучими,
Мхами топучими,
Реками широкими,
Озерами глубокими.
Лошади были немудрые,
Кучера были худые,
Ехали, - нас оборотили,
Приданое наше замочили,
Разрешите нам посушить.
Мать жениха отвечает: "Пожалуйста, пожалуйста".
Развешивают приданое и
вдруг не хватает веревки. Они говорят:
Или горенку расставьте,
Или гвоздиков прибавьте.
Затем эти трое подходят к родителям жениха, подают
утиральники и причитают:
Вот примите от нашей молодой
Квашонки покрывать,
Горшечки отнимать
И белы руки вытирать.
Наша молодая по садам не ходила,
Соловьев не ловила,
Тонко пряла,
Звонко ткала,
Бело белила,
В ваш дом норовила.
Все осматривают приданое, а постельницы говорят:
Глядите, не торопитесь,
Да только после не колотитесь".
Петрова К.И. из деревни Горки говорила: "По 7 завес
на кровати делали, по 20
скатертей клали, полотенцами всю избу увешивали. И все колотилися, у кого
лучше приданое".
В деревне Острые Луки говорили: "Вы снимите шелковые,
Дайте повесить
ковровые". Вешают все, чтобы все видели, сколько привезли" (Федотова
А.А.).
ПОСЛЕВЕНЕЧНЫЕ ОБРЯДЫ
"Раскрывание" молодой в доме мужа
От венца молодые ехали к родителям мужа, сидели они теперь
вместе и лицо
жены было закрыто платком. В селе Взвад говорили, что молодые, пока ехали
"угощались барашками (баранками) да пирогами". Когда к дому подъезжали,
то
перед молодыми "пахали" дорожку или подруга, или дружка. Молодых
к дому вела
"большая дружка", а родители мужа встречали молодых хлебом-солью,
осыпали их
зерном, хмелем, благословляли. "Шубу им под ноги бросали, жито по глазам
кидали,
чтобы жить богато" (Петрова К.И., дер. Горка).
Обязательным послевенечным обрядом было раскрывание молодой.
При
сравнении заметно, что этот обряд отличался в разных местностях. По
воспоминаниям Т.Н.Гарасиной из деревни Рамушево раскрывание происходило
прилюдно, то есть при собравшемся народе. Молодую "вводят во двор, там
стол
стоит, хлеб-соль лежит. Невесту и жениха ставят за стол, затем дружка берет
кнут, отрезает кромочку от хлеба и на кромку и кнут наматывает плат. Потом
тряхнет плат и все смотрят, как хлеб упал: если кромочкой кверху, то первый
мальчик родится, а если мякишем, то девочка. Все кричат: "Ура! Молодая
хороша!
Жених еще лучше!" И тут дружки бросают всем орехи, пряники, а молодых
ведут в
чулан для того, чтобы молодой муж расплел жене косу (об этом говорилось
раньше). В деревне Подцепочье после гадания на хлебе, по словам А.С.Орловой
дружек "на ура" вздымают, чтобы водки дали. Дружка дарит невестино
рукоделие
свекрови. Потом все едят, пьют, молодым горько кричат. В деревне Бор
молодых раскрывали под окном. Собиралось много народу. /.../ Дружки дарили
всем
подарки /.../ за то, что они хвалили молодых. Дружки говорили: "Вы нас
будете
хвалить - мы вас будем дарить". И все кричали: "Хороши молоды! Хороши
молоды!"
Так вспоминала А.Н.Павлова.
Свадебный ("княжий") стол
"После раскрывания молодых сажали за стол, и крестная
невесты говорила:
Есть ли у нашего князя молодого
И у княгини молодой
Родимая матушка,
Родимый батюшка?
Подойдите поближе,
Мы поклонимся пониже.
За стол невесту заводили по ходу солнца, держа за правую
руку, рядом с ней по
правую сторону сажали жениха. Они сидели за столом под своими иконами,
украшенными вышитыми полотенцами. Поезжане рассаживались за столами,
расставленными вдоль стен. Дружка заводил гостей за столы, при этом самые
почетные гости - большая родня садились в переднем углу, менее почетные гости
занимали крайние места справа. За столом среди почетных гостей находились
"большой боярин" и "малый боярин", "тысяцкий".
Их роли играли уважаемые всеми
люди. Они должны были хорошо платить за песни, которые посвящались им, богато
одаривать жениха и невесту. И это тоже носило характер магический. Рядом с
женихом сидел его крестный, а затем родители. В той же последовательности
рассаживали и гостей со стороны невесты.
Родители подходят к столу, к молодым и угощают их вином.
А гости все
тоже угощаются и рассматривают приданое" (из рассказа К.И.Петровой, дер.
Горка).
На свадьбу, чтобы просто посмотреть,собиралась вся деревня,
стояли и под
окнами, и в сенях. Молодые вместе со своими родными и гостями сидели за
свадебным ("княжим") столом. Девушки стояли вдоль стен и пели песни,
величая
каждого гостя. За величальную песню они получали деньги или угощение.
Или пели "Чарочку":
Ох, чарочка вита, вита, вита,
Полна медем налита.
Вот наливал чару Васенька,
Испивала чару Машенька.
Вот она завалилася
На льду, на льду, на льду.
Подымайте молодую-молоду.
На троечке вороной,
На подковке золотой
Отец с матерью подъезжали,
За белы ручки брали,
За белы ручки брали,
За дубовый стол сажали.
(Власова А.С., дер. Дубки)
В деревне Рамушево "Чарочка" звучала так:
Чарочка моя серебряная,
На серебре золотом расписаная,
Кому чару пить,
Тому здраву быть.
Чару пить-выпивать Ивану Петровичу.
Такая песня с пожеланием здоровья могла исполняться всем
гостям по кругу.
Пели и так, обращаясь к жениху:
Вот как Ванюшка косил, косил, косил,
Косу в кустики бросил, бросил, бросил:
"Пропадай моя окладная коса!"
Проходила здесь Настенька-душа.
Она запросто не хаживала:
Намывша она, набеливша она, нарумянивша.
(Сторожева М.Н., дер. Колома)
При этом говорили:
Поздравляем тебя с песенкой Иван Иванович,
С молодой женой.
Вам поцеловаться,
А нам за песенку разобраться,
Хоть меленькими, да беленькими.
(Сторожева М.Н., дер. Колома)
Пели песни и шуточного содержания не только гостям, но
могли спеть и
жениху:
Как Михайло-то во щи упал,
Он в горячие нечаянно попал,
Он с-под крошева выглядывает,
Себе любушку высматривает,
Себе любушку-голубушку,
Аксинью Васильевну.
(Чайкина А.С., дер. Рамушево)
Невеста в этот вечер одаривала новых родных своим рукоделием.
Дружка
раздавал подарки и приговаривал: "Свекровушке на платочек, а вот на передничек
(Т.И.Терентьева, дер. Тулитово) и каждый из подарков родственникам жениха
дружка, прежде чем отдать, клал на кнутовище.
Роль дружки на свадьбе
Роль дружки на свадьбе значительна. Его атрибутом было
вышитое
полотенце, повязанное через плечо. Это должен был быть веселый, раскованный
-
хорошо знающий обряд молодой человек. Он должен был хорошо говорить, знать
и
во время произносить свадебные приговоры и шуточные выражения. По сути он
руководил свадебным ритуалом после венчания. С помощью кнута он совершал
множество магических действий, призванных уберечь молодых от порчи и
принести им достаток.
Жених молчаливая, почти не действующая фигура свадьбы.
Ему отведена
небольшая роль в свадебном обряде. Несомненно центральное место в ходе
свадьбы (всех ее моментов) принадлежит невесте, и весь ход свадебного действа
это подтверждает. Это связано с тем, что женщина в крестьянской семье играла
важную роль держательницы дома, хранительницы домашнего очага и
продолжательницы рода. Отсюда так много обрядов, связанных с невестой,
главный акцент в которых ставился на "плодородной", рождающей функции
женщины.
В Старорусском районе (в деревне Буреги) был обычай "в
вечер венца" петь
под окнами колядки, которые казалось бы, привычнее слышать в святочные вечера,
когда колядующие ходили по домам. В данном случае колядка выполняет ту же
функцию, что и в зимнем календарном обряде - это пожелание всяких благ, за
которое следует заплатить исполнителям:
Молода, молода,
Подай пирога!
Подашь пирога, -
Будешь хороша молода,
А не подашь пирога, -
Будешь худая молода.
Вслед за этим молодая угощала всех, и на улицу выносили
угощение.
Свадебный день заканчивался проводами молодых в опочивальню.
С этим
моментом тоже было связано много магических, часто носивших эротический
характер, действий.
ПОСЛЕСВАДЕБНЫЕ ОБРЯДЫ
Бужение молодых
На другой день утром начинался обряд бужения молодых. Свадебники
(гости)
утром будили шумно - били горшки под дверями, за которыми почивали молодые.
И
снова проверялась ловкость и умение молодой исполнять трудную работу.
Невесту заставляли пол пахать. В данном случае невеста "зарабатывала"
на этом
деньги. бросали на пол деньги вместе с соломой и мусором. "Начинаешь
пол пахать
(подметать.), а люди и деньги кидают, и углей набросают, и золы насыплют,
и
никто не помогает. Устанешь. Идешь золовке в ноги кланяться, чтоб она тоже
пол
пахала", - вспоминала Е.В.Журавлева из деревни Ручьи. "Я набрала
14 рублей, а когда
устала подметать, отдала веник золовке. Помню кто-то положил за лампаду,
которая у потолка висела, сколько-то денег. Михаил (муж) меня взял на руки
и
поднял, и я достала".
Во многих старорусских деревнях для молодых на другой день
после свадьбы
топили баню, куда они ходили вместе: "Хошь не хошь, а иди", - говорила
О.А.Денисова из деревни Ретле.
"Хлибины" ("яишня")
На второй - третий день для молодых устраивали вечеринки:
"Кто на свадьбе
гулял - тот приглашает к себе молодых" (Н.Г.Юлина, дер. Буреги).
Заключительный обряд старорусской свадьбы - "хлибины"
(хлебины или
яишня, или отводины). В разных местах обряд назывался по-разному. Проходил
он в
доме тещи. Вот как это было в деревне Бор (А.Н.Павлова). "Входя в дом
муж
говорил:
Вставал я раненько,
Умывался беленько,
Полотенцем утирался,
В путь-дорожку отправлялся.
Говорила мне женочка милая,
Что есть маменька родная
Варвара Епифановна.
Подойдите к нам поближе
Мы поклонимся пониже.
Зать сыпал в ложку деньги и подавал теще:
Золоту казну примите,
А ложечку назад отошлите
Яишенку покушать.
Теща благодарила и подавала ему яишню".
Все собравшиеся в доме гости и родственники с интересом
наблюдали за
тем, как молодой муж начинал есть яишницу. О.А.Денисова из деревни Ретле
говорила: "Накроют ее (яишницу) платком и подносят молодому. Он выкупит
ее,
платок снимет и начинает есть. А все смотрят: из середины возьмет - то худая
невеста, нечестна, а с краю почнет - то девушка. А потом платок молодой
остается". Журавлева Е.В., вспоминая свою свадьбу говорила: "А я
сижу и думаю, что
у него на уме. К тому же и стыдно. Муж-то начал есть ее с краю". "Теща
потом
закроет яишницу платком и унесет, а после обеда всем приносит, чтобы все
видели", - вспоминала Н.Г.Юлина из деревни Буреги. Понятно, что молодой
муж в
данном случае и сам мог поступить нечестно, оговорив жену, потому и думалось
жене, "а что у него на уме". Кроме того , как уже говорилось раньше,
яишница,
включенная в обряд, становилась блюдом не только просто ритуальным, но и
магическим. Так заканчивался обряд, длившийся несколько недель.А дальше для
молодой женщины начиналась, как правило, нелегкая жизнь в новой семье.
А.С.Барабанова из деревни Буреги рассказывала: "Так
и стала жить. Все в
одной избе спали вповалку, а нас в полог положили. Семья большая была: свекор,
свекровь, золовка, деверь с женой, девочка да мы, молодые. Жить было тяжело,
а
весело - вся семья в округе. Свекор и свекровь хозяйство вели, а мы задание
получали: на поле, лен трепали во дворе, точиво ткали. /.../ В доме и жернова
были,
ступы высокие /.../. Крупы делали овсяные, ячмень толкли".
Такой свадебный обряд перестал существовать в Новгородских
деревнях в
30-е годы нашего века. Те, кто рассказывал о нем, обязательно говорили: "Потом
уж так свадьбы не играли". Женщины чаще всего вспоминали о своих свадьбах,
которые были в 20-х - начале 30-х годов. Однако память народа хранит обычаи
и
песни, которые "пелись раньше".
(По материалам раздела "Свадебный обряд в Старорусском
районе /реконструкция/",
опубликованного на сайте )
Интернет-проект "ФОЛЬКЛОР НОВГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ"
выполнен при содействии института "Открытое Общество" (Фонд Сороса).
Автор и руководитель проекта: Бердяева Ольга Сергеевна. Научный консультант:
Мусатов Владимир Васильевич. Вебмастер: Сергей Сидорин.
