|
|
|
|
|
|
КНИГИ (виртуальный читальный зал)
Творчество каждого великого писателя тесно связано в нашем представлении с тем краем, в котором он жил и творил. Знакомство с селом Михайловским, Ясной Поляной, лугами и лесами Орловщины помогает нам лучше понять Пушкина, Льва Толстого, Тургенева, обогащает наше восприятие “Евгения Онегина”, “Войны и мира” и “Записок охотника”, приближает нас к духовному миру их создателей. Произведения Достоевского для читателей неразрывно связаны с мыслью о Петербурге. Не только советские люди, но и приезжающие в Ленинград многочисленные гости из-за рубежа с волнением знакомятся с “домом Раскольникова”, районом Сенной (нынешней площади Мира), “домом Рогожина”, образ которых воссоздан Достоевским на страницах романов “Преступление и наказание” и “Идиот”. Но Достоевский нарисовал не только классические картины жизни Петербурга своей эпохи. В семидесятые годы он все чаще обращается к изображению уездной Руси, вглядывается в нее пристально, пытаясь найти ответ на жгучие вопросы современного ему общественного бытия. Не случайно в роман “Подросток” (1875 г.), действие которого происходит в Петербурге, введен эпизод в старинном городке Афимьевском, а местом действия романа “Братья Карамазовы” (1879—1880 гг.), подводящего итог всему творчеству Достоевского, стал городок Скотопригоньевск. Для пробуждения интереса писателя к российской провинции большое значение имело время, прожитое Достоевским в Старой Руссе. Ценность данной брошюры в том, что она не только последовательно знакомит нас с жизнью Достоевского в Старой Руссе, но и впервые раскрывает конкретные старорусские впечатления, отразившиеся в романах “Бесы”, “Подросток”, “Братья Карамазовы”. Перед нами оживают реальные события и характеры, некогда поразившие Достоевского и получившие затем художественное преломление на страницах его романов. Поэтому мимо этой небольшой книги не пройдет равнодушно ни один читатель, интересующийся творчеством Достоевского, ни один турист, ни один житель Новгорода и Старой Руссы, гордящийся богатой историей своего края. Г. М. Фридлендер, доктор филологических наук „...ВОПРОС О ДАЧЕ ДЛЯ НАС СЛИШКОМ ВАЖЕН..." В Старой Руссе на тихой набережной реки Перерытицы стоит двухэтажный деревянный дом. Он похож на другие, но фасад его отмечен мраморной мемориальной доской. Надпись на ней говорит о том, что в этом доме в течение многих лет жил Федор Михайлович Достоевский. Что привело писателя в Старую Руссу? Какие обстоятельства привлекли внимание Достоевского к небольшому уездному городу Новгородской губернии, а затем прочно связали Старую Руссу с его жизнью и творчеством? Живший на свои литературные заработки, Федор Михайлович всегда нуждался. Неуверенность в завтрашнем дне, зависимость от издателей, плохое здоровье — все это заставляло торопиться, не давало возможности отшлифовывать посылаемый в редакцию материал так, как хотелось бы замечательному романисту. Жена Ф. М. Достоевского Анна Григорьевна в своих воспоминаниях с грустью писала: “...в то время, когда обеспеченные писатели (Тургенев, Толстой, Гончаров) знали, что их романы будут наперерыв оспариваться журналами, и они получали 500 рублей за печатный лист, необеспеченный Достоевский должен был сам предлагать свой труд журналам, а так как предлагающий всегда теряет, то в тех же журналах он получал значительно меньше”. Положение писателя усложнилось после того, как в 1865 году журнал “Эпоха”, издававшийся Ф. М. Достоевским совместно с братом Михаилом, постиг финансовый крах. Федора Михайловича начали преследовать кредиторы. Несколько лет (1867—1871 гг.) писатель провел за границей, но после возвращения уплата долгов вновь стала неотложной проблемой. Над Достоевским нависла реальная угроза попасть в долговую тюрьму, и только благодаря жене он избежал этой участи. Обладавшая твердым характером и практическим умом, Анна Григорьевна взяла переговоры с кредиторами на себя и сумела добиться от них отсрочки платежей. С наиболее срочными долгами писатель надеялся рассчитаться, сдав в редакцию начатый еще за границей роман “Бесы”. Но работа над ним в атмосфере материальных лишений и войны с кредиторами шла плохо. На лето 1872 года писатель решил выехать с женой и детьми из Петербурга. Был принят совет профессора Петербургского университета М. И. Владиславлева — мужа племянницы Ф. М. Достоевского Марии Михайловны — снять дачу в Старой Руссе. 20 апреля Федор Михайлович сообщил своей сестре В. М. Ивановой: “Так как вопрос о даче для нас слишком важен, мы по совету Владиславлевых и поручили им (у Владиславлева там отец) нанять дачу в Старой Руссе. Владиславлевы хвалят место, хвалят воды, дешевизну и комфорт. Правда, место озерное и сыренько, это известно, но что делать... Скажу только, что, кажется, наверно наймем в Старой Руссе, тем более что уж очень много удобств — дешевизна, скорость и простота переезда и, наконец, дом с мебелью, с кухонной даже посудой, воксал с газетами и журналами и проч. и проч. ...” Несмотря на близость Старой Руссы к Петербургу, путь не был таким уж “скорым и простым”, как считал Достоевский. Из Петербурга по Николаевской железной дороге необходимо было доехать до станции Чудово, где пересаживались на поезд, который шел по узкоколейной дороге в Новгород. Далее на пароходе надо было пересечь озеро Ильмень, пройти по реке Ловати, а затем по реке Полисти, на которой и расположена Старая Русса. Можно было, как это сделали Достоевские в свой первый приезд, избрать и другой путь. У станции Волхов находилась Соснинская пристань, от которой по реке Волхов шел пароход на Новгород. От Новгорода другой пароход доставлял пассажиров в Старую Руссу. Еще сложнее было возвращаться в конце лета в Петербург, когда из-за спада воды в реке пароход не доходил до города. Зимою Новгород со Старой Руссой связывал лишь санный путь. Ехать надо было или прямиком через озеро Ильмень, с риском заблудиться на его ровной снежной глади, или более длинной, но и более надежной “почтовой” дорогой по берегу. Только с 1878 года, когда была продлена до Старой Руссы новгородская узкоколейная ветка, путешествие стало более легким. 18 мая 1872 года Достоевские выехали в Старую Руссу. В своих воспоминаниях жена писателя впоследствии рассказала о большом впечатлении, какое оставляли живописные берега Волхова, виды новгородского кремля, златоглавого Софийского собора, путь через озеро: “Ехать было чудесно: озеро Ильмень было спокойно, как зеркало, благодаря безоблачному небу оно казалось нежно-голубым, и можно было думать, что мы находимся на одном из швейцарских озер. Последние два часа переезда пароход шел по реке Полисти, она очень извилиста, и Старая Русса со своими издалека виднеющимися церквами, казалось, то приближалась, то отдалялась от нас”. Познакомимся с городом, каким он был во времена Достоевского. В центре его, у места слияния рек Полисти, Перерытицы и Порусьи, издавна расположились длинные корпуса гостиного двора и казенные “присутственные места”. Здесь кипела бойкая торговля всевозможными продуктами, промышленными товарами, поделками местных ремесленников. Через Старую Руссу проходил скотопрогонный тракт, и перекупщики могли неплохо нажиться, скупая по дешевой цене крупные партии скота. По тем временам город выглядел благоустроенным. На отходивших от Торговой площади замощенных центральных улицах было много каменных домов. Внушительное впечатление производили кирпичные казармы в конце Александровской улицы, построенные еще во времена аракчеевских военных поселений. Издалека можно было видеть сторожевую башню над одной из них и белеющие здания монастыря. От площади дорога вела через мостик над речкой “Малашкой” мимо скотопригонного рынка на набережную Перерытицы. Пароход со странным названием “Алис”, доставлявший пассажиров из Новгорода, мерно шлепая плицами колес, проплывал вдоль Красного берега, окаймленного липовой аллеей, и останавливался у пристани, на которую в один из майских дней 1872 года ступила семья Достоевских. Отсюда Достоевские, миновав центр города, направились по набережной Перерытицы на Пятницкую улицу в дом И. И. Румянцева. Река и близлежащий к ней район города навсегда связаны с воспоминаниями о Ф. М. Достоевском. На набережной, Пятницкой и Ильинской улицах писатель жил. Часто ходил он по Дмитриевской и Георгиевской улицам, любил бродить вдоль изгибавшегося дугой старого заросшего русла Порусьи, или “Малашки”, как называли эту часть реки горожане. В своих странствиях по городу писатель иногда уходил на его окраину — в тенистый, поросший вековыми деревьями Коломец, где никто не мешал его уединению. Знаком был Достоевскому и другой берег реки Перерытицы — Соборная сторона, где жили его старорусские знакомые. Там он мог еще видеть строения соляного завода, продававшиеся на слом. Заброшенные здания напоминали о процветавшем некогда в Старой Руссе солеварении, с которым связано было основание города. От дома, где поселился Ф. М. Достоевский, было недалеко до “заведения минеральных вод”. Семья писателя пользовалась лечебными ваннами, бывала в парке курорта. У небольшого соленого озерка, окаймленного крытой галереей, находилось позднее перестроенное здание гостиницы — “воксала” (сейчас главный корпус курорта). В нем давались концерты, устраивались танцевальные вечера. Писатель посещал здесь читальню, где можно было просмотреть свежие газеты и журналы. Неподалеку было расположено небольшое, впоследствии сгоревшее, одноэтажное строение — летний театр, в котором наряду с модной тогда французской мелодрамой ставились пьесы русских авторов. Как заслуживающее внимания городское событие отметил Ф. М. Достоевский в письме, посланном жене 28 мая 1872 года: “Сегодня в саду открытие театра. Идет комедия Островского”. Уже в первый свой приезд писатель познакомился с выступавшей на театральной сцене местной жительницей Александрой Павловной Орловой. Немолодая, но полная жизни, наблюдательная женщина, талантливо исполнявшая роли великосветских барынь, стала желанной гостьей в доме Достоевских. Писатель хорошо изучил город. Он полюбил набережные с тенистыми бульварами, тихие улицы с небольшими домишками и особняками, постиг интересы и нравы их обитателей. И мы не удивимся, увидев в создававшихся здесь Ф. М. Достоевским произведениях многочисленные пейзажные зарисовки Старой Руссы, узнав в героях его романов отдельные черты старорусских прототипов. В ДОМЕ РУМЯНЦЕВА Вплоть до 1941 года на углу бывших Пятницкой и Георгиевской улиц, на месте нынешнего дома № 17/7 по улице Урицкого, можно было видеть старый деревянный дом. За годы своего существования он сменил многих владельцев, перестраивался, планировка его претерпела значительные изменения. Но в семидесятых годах прошлого века он внешне напоминал описанный в “Братьях Карамазовых” дом Федора Павловича. “Одноэтажный, с мезонином, окрашенный серенькой краской с красною железною крышкой”, он мирно посматривал на спешивших мимо прохожих. Хозяин дома, священник Георгиевской церкви Иван Иванович Румянцев, менее всего походил на смиренного провинциального “батюшку”. По свидетельству современника, это “был человек незаурядный. Вступив давно когда-то в управление Егорьевским приходом, он не продвинулся ни на шаг по пути духовной карьеры, за всю свою жизнь не заслужил ни одного знака отличия; начальство не благословило его даже простой камилавкой, так что его умное, лукавое лицо с глазами, укрытыми дымчатыми очками, овевалось свободными прядями волос, сперва черных, а позднее седых. Ум у отца Ивана был светлый и острый, а язык — и того острее. Немало соли сыпал этот язык на головы духовенства, доставалось и обывателям, не спускал он и начальству, — „всем сестрам по серьгам". Поэтому, должно быть, у „батюшек" — так мы звали всю семью отца Ивана в совокупности — трудно было встретить кого-либо из местных священников или купечества... Об отце Иване с полным основанием можно было сказать, как впоследствии Горький сказал об Егоре Булычеве, что он „не на той улице родился"” '. ' Н. Ф. Скарская и П. П. Гайдебуров. На сцене и в жизни. М., изд-во “Искусство”, 1959, стр. 255—256. Не жаловал Румянцев и местных земских деятелей. Уже работая над “Подростком”, Достоевский вспоминает анекдот о земцах, рассказанный Румянцевым, и, намереваясь вставить его в роман, записывает: “Справиться у отца Ивана”. У Румянцева в доме и провел Ф. М. Достоевский первый свой старорусский дачный сезон. Лето 1872 года было, по словам жены писателя, “полосой несчастий”. Дочку Любу пришлось везти на операцию в Петербург, оставив у Румянцевых грудного сына. Там Анна Григорьевна узнала о болезни матери, о внезапной смерти сестры. Вскоре после возвращения в Старую Руссу Достоевская сама перенесла серьезное заболевание. Румянцев старался чем мог помочь своим дачникам. Теплые отношения между Румянцевыми и Достоевскими сохранились навсегда. Семьи постоянно общались между собой. Дети росли вместе. Ф. М. Достоевский особенно сблизился с хозяином дачи. “Батюшка Румянцев есть мой давний и истинный друг”, — писал он в 1880 году в одном из писем, посланных из Старой Руссы в Петербург. Большую услугу оказал Румянцев писателю в 1875 году, когда Достоевскому пришлось хлопотать о заграничном паспорте для поездки на курорт. Писатель, находившийся под негласным надзором полиции, опасался, что оформление документов сильно затянется. Помог Румянцев, знакомый с правителем канцелярии новгородского губернатора Андогским, и благодаря ему прошение Достоевского не застряло надолго в канцелярских дебрях. После смерти писателя Румянпей остался другом Анны Григорьевны Достоевской. С жизнью в доме Румянцева летом 1872 года связана работа Ф. М. Достоевского над романом “Бесы”. Несмотря на всякого рода семейные треволнения и неприятности, здесь была написана почти вся его третья часть. На страницах романа отразились и некоторые из старорусских впечатлений писателя. Среди них — небольшой штрих, связанный с родственником Владиславлева соборным протопопом И. М. Смелковым. При содействии Смелкова была снята для Достоевского дача в Старой Руссе. Вскоре после приезда Федор Михайлович, соблюдая вежливость, навестил его. Но Смелков не понравился Достоевскому. “Мне кажется, он в 10 раз хуже нашего Румянцева”, — писал он между прочим жене. По черновикам романа “Бесы” можно предположить, что толстый, не вызывавший у писателя симпатии протопоп явился первым старорусским прообразом его персонажей. В сцене пожара (глава “Окончание праздника”) в толпе, окружавшей губернатора Лембке, “вместе со всяким людом были и господа и даже соборный протопоп”. В другой главе романа запечатлены невольные наблюдения Ф. М. Достоевского за жизнью и нравами села Устрики, в котором ему приходилось останавливаться по пути в Петербург. В конце августа река Полисть мелела. Пароход, на котором надо было ехать в Новгород, не доходил до Старой Руссы и отправлялся из села Устрики, расположенного на крутом берегу озера Ильмень. В главе “Последнее странствие Степана Трофимовича” это село изображено под названием Устьево. Вспомним, что извозчики подвезли героев романа Степана Трофимовича и Софью Матвеевну “прямо к большой избе в четыре окна и с жилыми пристройками на дворе”. После того как они расположились в комнате, из окон которой было видно “огромное озеро, начинавшееся в десяти саженях от избы”, Софья Матвеевна “быстро зашептала... оглядываясь на запертую дверь, чтобы кто не подслушал, — что здесь, в этой деревне, беда-с. Что все здешние мужики хотя и рыболовы, а что тем собственно и промышляют, что каждым летом с постояльцев берут плату, какую только им вздумается. Деревня эта не проезжая, а глухая, и что потому только и приезжают сюда, что здесь пароход останавливается, и что когда пароход не приходит, потому чуть-чуть непогода, так он ни за что не придет, — то наберется народу за несколько дней, и уж тут все избы по деревне заняты, а хозяева только того и ждут, потому за каждый предмет в три цены берут”. Писатель устами героини рассказывает о том, с чем столкнулась в этой деревне семья Достоевских. Впечатления дальнейшего пути вплетены писателем в небольшой рассказ “Маленькие картинки. (В дороге)”, написанный в 1874 году. Пассажиры колесного пароходика, которому “всего шесть часов пути... по тихому и широкому озеру”, разделены на два лагеря. На корме, в спокойной части палубы, расположилась публика привилегированная. Здесь губернский чиновник, потрепанный “милорд”, семейство “необычайно высшего общества” с двумя детьми и гувернанткой и т. д. В этой небольшой зарисовке писатель иронизирует над самодовольством, пустотой и лицемерием так называемой чистой публики, далекой от народа, за счет которого она существует. “Кормовая публика везде и всегда совершенно игнорирует носовую и не имеет об ней никакого понятия”. На носу парохода “узлы с поклажей, давка и теснота, там вдовы и сироты, там матери кормят грудью детей, там общипанные старички, получающие пенсию, там переезжающие священники, целые артели рабочих, мужики со своими бабами и краюхами хлеба в мешках, пароходная прислуга, кухня”. Достоевский вернулся в Петербург довольный: найдено место, где можно спокойно работать, наблюдать жизнь провинции, завязались интересные знакомства. С тех пор в произведения писателя все чаще стали проникать старорусские впечатления. В “Бесах” с ними связаны отдельные факты, в “Подростке” — целый эпизод, в “Братьях Карамазовых” они пронизывают весь текст романа. „МНЕ ЖЕ НАДО РАБОТАТЬ..." В 1873 году Ф. М. Достоевский, принявший предложение стать редактором журнала “Гражданин”, вынужден был остаться на лето в Петербурге. Свою семью писатель снова отправил в июне в Старую Руссу. Анне Григорьевне пришлось на этот раз поселиться не у Румянцева, у которого были уже другие дачники, а в деревянном двухэтажном доме на набережной Перерытицы. Дом понравился Достоевским, и в последующие годы они неизменно жили в нем, за исключением нескольких месяцев 1874—1875 гг., когда пришлось временно переехать на другую, третью по счету старорусскую квартиру. Занятый в 1873 году редакционной работой, Ф. М. Достоевский находил все же возможности бывать в Старой Руссе. Отлучаясь на три-четыре дня из Петербурга, он смог четырежды съездить к семье: в июне, два раза в июле и в августе. Здесь он познакомился с хозяином дома — отставным подполковником Александром Карловичем Гриббе, служившим в молодости в аракчеевских военных поселениях. Сын иркутского врача, А. К. Гриббе в гнетущей обстановке аракчеевщины сумел сохранить человеческую доброту и отзывчивость. В очерках, печатавшихся впоследствии в “Русской старине”, он правдиво обрисовал порядки, насаждавшиеся всесильным временщиком: бессмысленную муштру, деспотизм военного начальства, произвол, издевательства, которым подвергались солдаты и крестьяне военных поселений. С уничтожающей иронией Гриббе набросал портрет и самого Аракчеева — жестокого и тупого солдафона. Федор Михайлович с интересом и уважением относился к автору очерков. В письмах, которые он посылал в Старую Руссу, непременно передавался “привет Александру Карловичу”. Несколько же лет спустя на страницах “Братьев Карамазовых” появился отставной подполковник, некогда построивший садовую беседку, в которой потом произошла встреча Дмитрия и Алеши. Связь между этим персонажем и реально существовавшим подполковником Гриббе очевидна. Дом А. К. Гриббе впоследствии был приобретен Достоевскими. Писатель, недовольный своей работой в журнале, рассчитанном на светского, чиновного читателя, тяготился и повседневной редакционной деятельностью, не оставлявшей достаточного времени для творчества. Поэтому он вздохнул с облегчением, когда в марте 1874 года наконец освободился от опостылевших ему обязанностей. Теперь можно было подумать и об осуществлении замысла нового романа. Вскоре Ф. М. Достоевский получил предложение Н. А. Некрасова печатать будущий роман в “Отечественных записках”. Достоевский расходился во взглядах с революционными демократами, вел полемику с их журналом. Но, как пишет Анна Григорьевна, “с Некрасовым для мужа соединились воспоминания о его юности, о начале его литературной деятельности. Ведь Некрасов был одним из первых, кто признал талант Феодора Михайловича”, Он познакомил его с В. Г. Белинским и ввел в литературную среду. В дальнейшем, несмотря на период взаимного охлаждения, Некрасов не считал Достоевского окончательно потерянным для прогрессивных кругов и стремился приблизить его к ним. Видя искреннюю доброжелательность поэта, Достоевский согласился отдать новый роман в его журнал. 22 мая Ф. М. Достоевский выехал с семьей на лето в Старую Руссу. Остановились в полюбившемся им уже доме А. К. Гриббе. Писатель начал работать над планом романа, получившего впоследствии название “Подросток”. Но работа прервалась. Появились первые признаки эмфиземы легких. Ф. М. Достоевскому пришлось выехать для лечения водами на немецкий курорт Эмс, откуда он возвратился лишь в конце июля. В этот год Достоевские решили остаться на зиму в Старой Руссе. Прельщали дешевизна жизни, возможность сэкономить на дорожных расходах, избежать затрат на петербургскую квартиру, а главное — вдали от столичной сутолоки писатель мог спокойно поработать над романом. Зимовать в доме Гриббе было неудобно. Он был далек от центра города, его трудно было отапливать. Поэтому Достоевские решили подыскать более подходящую квартиру. На Ильинской улице, там, где сейчас расположился ресторан “Ильмень”, некогда стоял двухэтажный деревянный дом причудливой архитектуры, украшенный башенками и балкончиками. Сюда и привела в августе 1874 года своего мужа Анна Григорьевна Достоевская. Владелец дома генерал-майор Е. И. Леонтьев и его семья жили в Старой Руссе лишь летом. Достоевские смогли за недорогую плату снять до весны весь нижний этаж, состоявший из семи больших комнат. Ф. М. Достоевский сообщил своему родственнику: “Мы остались на зиму в Старой Руссе по общему соглашению с Анной Григорьевной... В Старой Руссе же и климат лучше, и для детей лучше, и вдвое дешевле. Мне же надо работать, нужна, стало быть, большая отдельная от детей комната. В Петербурге нанимать такую квартиру стоит 1000 руб. Здесь же я имею 7 больших комнат меблированных (весь этаж) за 15 рублей в месяц, дрова стоят 2 рубля сажень, говядина, дичь и проч. втрое дешевле петербургского. Чего же было думать... Но главная выгода, кроме денежной, как я сказал уже, в том, что больше уединения для работы, и в том, что детям здесь здоровее и привольнее”. “Главное, что понравилось мужу, — это, что его комнаты (спальня и кабинет) отделялись от нашей половины большой залой в четыре окна, — дополняет в своих воспоминаниях А. Г. Достоевская. — Благодаря этому беготня и шум детей не достигали Феодора Михайловича и не мешали ему работать и спать; да и детки не были стеснены (о чем всегда особенно заботился муж) и могли кричать и шуметь сколько душе угодно”. Повседневная жизнь писателя была строго регламентирована. Работая ночами, Федор Михайлович обычно вставал не ранее одиннадцати часов. Утром любил выпить чашку горячего кофе или стакан крепкого чая. Позавтракав и побеседовав с детьми, он с двух до трех часов диктовал жене по составленному ночью подробному конспекту текст романа (А. Г. Достоевская была одной из первых русских стенографисток, закончивших курсы, созданные в России П. М. Ольхиным). Составленная стенограмма расшифровывалась и переписывалась, затем просматривалась писателем, исправлялась и переписывалась еще раз. Затем Достоевский читал или писал письма и в любую погоду выходил гулять. В пять часов следовал обед, затем — послеобеденная прогулка с женой. В девять часов детей укладывали спать, а с одиннадцати часов вечера, когда уходила к себе и жена, писатель приступал к работе. Расхаживая взад и вперед по комнате, попивая крепкий до черноты чай, писатель обдумывал план дальнейшего повествования и, присаживаясь за письменный стол с горевшими на нем свечами, набрасывал конспект для завтрашней диктовки. Так продолжалось до трех-четырех часов ночи. Трудно далось писателю создание плана “Подростка”. По многу раз он изменял и переделывал его, шлифуя каждую деталь. Одна из таких деталей была подсказана старорусской действительностью. За несколько лет до приезда писателя здесь жил помещик Андрей Павлович Версилов. Ф. М. Достоевский слышал о нем от своих старорусских знакомых, слышал и о сыновьях Версилова, живших в это время в городе. Видимо, в личности старшего Версилова было что-то близкое образу отца Подростка, рисовавшемуся творческим воображением писателя. В плане романа мы видим, что Ф. М. Достоевский остановился вначале на фамилии Брусилов, затем назвал своего героя бывшего помещика Андреем Петровичем Версиловым, изменив лишь отчество прототипа. Отрываясь по временам от напряженной работы, Достоевский позволял себе короткий отдых. В хорошую погоду Федор Михайлович отправлялся с трехлетним сыном Федей на Красный берег, в городской сад. Современная Советская набережная, по которой тянутся корпуса предприятий, мало чем напоминает Красный берег семидесятых годов прошлого века. Тогда набережная, застроенная особняками, окаймлялась длинной липовой аллеей, приводившей к городскому саду и небольшому путевому дворцу, предназначенному для высокопоставленных лиц, приезжавших иногда в город. С высокого берега Полисти можно было наблюдать, как по реке плыли баржи с зерном, лесом, пенькой. За видневшимся справа Живым мостом на другом берегу находилась Торговая площадь с “линиями” гостиного двора. Спустившись от городского сада к воде, можно было пройти на перевоз и, перебравшись через реку, достичь курорта и Спасо-Преображенского монастыря, купола церквей которого так ярко блестели на солнце. Набережная и сад были излюбленным местом гуляния старорусцев. Здесь можно было увидеть и купеческие семьи с важными бородатыми отцами во главе, и коляски местной аристократии, и городскую бедноту, вышедшую подышать свежим воздухом, а также офицеров и солдат 86-го Вильманстрандского пехотного полка, живших в казармах по обеим сторонам сада на набережной и на Поперечной улице. Бывая здесь, Достоевский внимательно вглядывался в уездную публику. Вот у двухэтажного дома вблизи перевоза стоит свирепого вида купец и истово крестится в сторону монастыря. Прохожие почтительно здороваются с ним, снимая шапки. Может быть, эта колоритная фигура и подсказала писателю образ купца-самодура Скотобойникова, нарисованный в “Подростке”? Старая Русса оставила в памяти писателя многие черты провинциальных скотобойниковых, нещадно обсчитывавших своих работников, безжалостных к конкурентам, пьяниц, самодуров, искавших искупления в религиозном усердии. Вспомним эпизод романа, в котором мальчик, доведенный до отчаяния купцом, бросился в воду. Читая эти страницы, мы узнаем набережную, где “бульвар идет”, широкую Полисть, по которой “барки проходят, на той стороне лавки, площадь, храм божий... главами сияет”. Напоминают о Красном береге и слова писателя о том, что на набережной “полк стоял пехотный”, откуда “на перевоз поспешала с дочкой полковница Ферзинг”, встретившая мальчика, убегавшего от купца. Осень и зима прошли для писателя в напряженной работе над “Подростком”. Уединенная и размеренная жизнь способствовала тому, что осенью 1874 года Ф. М. Достоевским был закончен план романа “Подросток”, а в декабре отправлены в “Отечественные записки” первые его пять глав. В феврале следующего года были доставлены в редакцию остальные главы первой части, в апреле четыре главы второй части, а в начале мая последние ее главы. „...ПОД СЕКРЕТНЫМ НАДЗОРОМ..." Наступила весна. Снова, как и в прошлом году, писателю предстояло ехать за границу лечиться. По поводу получения заграничного паспорта Анна Григорьевна в апреле 1875 года обратилась к старорусскому исправнику Готскому. И тут неожиданно выяснилось, что писатель находится под надзором полиции. А. Г. Достоевская писала: “Получив мою карточку, исправник тотчас же пригласил меня в свой кабинет, усадил в кресло и спросил, какое я имею до него дело. Порывшись в ящике своего письменного стола, он подал мне довольно объемистую тетрадь в обложке синего цвета. Я развернула ее и, к моему крайнему удивлению, нашла, что она содержит в себе “Дело об отставном подпоручике Федоре Михайловиче Достоевском, находящемся под секретным надзором и проживающем временно в Старой Руссе”. Я просмотрела несколько листов и рассмеялась. — Как? Так мы находимся под вашим просвещенным надзором и вам, вероятно, известно все, что у нас происходит? Вот чего я не ожидала! — Да, я знаю все, что делается в вашей семье, — сказал с важностью исправник... Феодор Михайлович принял принесенное мной известие с тяжелым чувством...” Документы дела канцелярии новгородского губернатора “Об отставном подпоручике Федоре Достоевском”, хранящиеся в новгородском архиве, подробно рассказывают о слежке. 24 мая 1872 года из Петербурга в адрес новгородского губернатора последовало извещение о том, что “состоящий в С.-Петербурге под секретным надзором полиции... отставной подпоручик Федор Достоевский, сужденный в 1849 году по делу преступника Буташевича-Петрашевского, 18 сего мая отметился выбывшим в г. Старую Руссу”. Новгородский губернатор немедленно сделал “зависящее распоряжение” старорусскому исправнику. Вскоре по приезде — 4 июня за Достоевским была установлена слежка. Напряженно трудившийся писатель вел уединенный образ жизни, и исправник донес в Новгород, что “во время проживания в Старой Руссе Достоевский жизнь вел трезвую, избегал общества людей, даже старался ходить по улицам менее многолюдным, каждую ночь работал в своем кабинете за письменным столом, продолжая таковую до 4-х часов утра...”. Ф. М. Достоевский по приезде в Старую Руссу заметил, что письма к нему приходят с опозданием. “Сейчас получил твое письмо от 6 июня. Письма ко мне приходят, кажется, позже всех в городе. Почта приходит в час, а я получаю в 6 пополудни”, — сообщал он Анне Григорьевне. Если исправник, любивший погостить у окрестных помещиков, уезжал из города, то письма опаздывали на несколько дней. “Сейчас ходил на почту и получил от тебя письмо, — писал Достоевский жене из Эмса 7 июня 1875 года, — письмо помечено тобой 31 мая, а штемпель на конверте от Старорусского почтамта от 3 июня. Неужели 4 дня лежало на почте? Непременно так... Уж не читает ли кто наших писем?” “Уж не Готский ли распорядился доставлять ему мои письма для наблюдения?” — присоединяется к подозрениям мужа А. Г. Достоевская в ответном письме. Наконец последние сомнения исчезли. “Ясное дело, что письма в Старорусском почтамте задерживают и непременно вскрывают, и очень может быть, что Готский”, — решил Достоевский. Случаи задержки почты были и после того, как 5 января 1876 года негласный надзор старорусской полиции за писателем был снят. Видимо, и вновь назначенный исправник тоже интересовался бывшим поднадзорным. Из дела о слежке за Ф. М. Достоевским видно, какую оживленную переписку вызвало прошение писателя о выдаче ему заграничного паспорта. Немедленно об этом был извещен Петербург. Долгожданные документы Федору Михайловичу были выданы лишь после того, как из столицы пришел ответ: “...препятствий со стороны 3 отделения собственной Его Величества канцелярии не встречается”. После кратковременной поездки в Петербург писатель 23 мая 1875 года уехал в Эмс. Оттуда в Старую Руссу приходили частые письма. В них звучит постоянное беспокойство о здоровье детей и жены. Они полны дум, забот, а также повседневных впечатлений от жизни за границей. В первой половине июля Ф. М. Достоевский вернулся в Старую Руссу. Здесь он закончил четыре главы завершающей части романа “Подросток” и отправил их в конце августа в редакцию. Наступил сентябрь. Подошло к концу более чем годичное пребывание Достоевских в Старой Руссе. В середине месяца, в один из теплых и сухих дней бабьего лета, семья писателя с новорожденным сыном Алексеем, с целой горой узлов и корзин выехала из города на трех повозках в направлении села Устрики. После ряда дорожных приключений, во время которых чуть не был потерян чемодан с рукописями, Достоевские прибыли в Петербург. „...МЫ ОЧЕНЬ ПОЛЮБИЛИ СТАРУЮ РУССУ..." Федор Михайлович привык к жизни в Старой Руссе, оценил те удобства, которые она давала для писательской работы и для семьи. Не желая ежегодно снимать дачу, Достоевские решили купить небольшой дом вблизи полюбившейся им Перерытицы. Осенью 1875 года Федор Михайлович сообщил о своем намерении А. П. Орловой, и та, выполняя его просьбу, стала извещать Анну Григорьевну о продававшихся в Старой Руссе домах. В начале следующего, 1876 года Орлова известила Достоевских о том, что хозяин снимавшейся ими ранее дачи А. К. Гриббе умер. “Нас с мужем обеспокоила мысль, к кому перейдет его дача и захочет ли ее будущий владелец иметь нас своими летними жильцами, — вспоминала А. Г. Достоевская. — Этот вопрос был для нас важен... мы очень полюбили Старую Руссу и оценили ту пользу, которую минеральные воды и грязи принесли нашим деткам. Хотелось бы и впредь пользоваться ими. Но, кроме самого города, мы полюбили и дачу Гриббе, и нам казалось, что трудно будет найти что-нибудь подходящее к ее достоинствам”. Наследница продавала дом за 1150 рублей. Это было недорого. По совету И. И. Румянцева, Достоевские решили купить дом. Но оформить покупку на имя писателя было нельзя: имелись еще многочисленные долги, с которыми он рассчитался лишь за год до смерти. Доверенность на приобретение дома была оформлена 18 мая на имя И. Г. Сниткина — брата А. Г. Достоевской. Ему поручалось приобрести для А. Г. Достоевской в “Новгородской губернии в городе Старая Русса по реке Перерытице удобное место с домом и прочими постройками, принадлежащее дочери коллежского советника Анне Гавриловне Елисеевой, доставшееся ей по духовному завещанию от отставного подполковника Александра Карловича Гриббе”. 6 июля 1876 года А. Г. Достоевская оформила в Новгороде документы на покупку дома. “Благодаря этой покупке, — писала Достоевская,— у нас, по словам мужа, “образовалось свое гнездо”,— куда мы с радостью ехали раннею весною и откуда так не хотелось нам уезжать позднею осенью. Феодор Михайлович считал нашу старорусскую дачу местом своего физического и нравственного отдохновения; помню, чтение любимых и интересных книг всегда откладывал до приезда в Руссу, где желаемое им уединение сравнительно редко нарушалось праздными посетителями... Дача г. Гриббе была не городской дом, а скорее представляла собой помещичью усадьбу, с большим тенистым садом, огородом, сараями, погребом и пр. Особенно ценил в ней Феодор Михайлович отличную русскую баню, находившуюся в саду, которою он, не беря ванн, часто пользовался. Дача Гриббе стояла (и стоит) на окраине города близ Коломпа, на берегу Перерытицы, обсаженном громадными вязами', посадки еще аракчеевских времен. По другие две стороны дома (вдоль сада) идут широкие улицы, и только одна сторона участка соприкасается с садом соседей. Феодор Михайлович, боявшийся пожаров, сжигающих иногда целиком наши деревянные города (Оренбург), очень ценил такую уединенность нашей дачи. Мужу нравился и наш тенистый сад и большой мощеный двор, по которому он совершал необходимые для здоровья прогулки в дождливые дни, когда весь город утопал в грязи... Но особенно нравились нам обоим небольшие, но удобно расположенные комнаты дачи, с их старинною, тяжелою, красного дерева мебелью и обстановкой, в которых нам так тепло и уютно жилось”. ' На берегу Перерытицы росли не вязы, а ивы. В нижнем этаже дома помещалась кухня, жила прислуга. Второй этаж занимала семья Достоевских. Кабинет писателя находился в угловой комнате второго этажа. Отсюда открывался вид на реку, противоположный берег — Соборную сторону, в то время еще мало застроенную, с видневшейся вдали деревней. Боковое окно выходило на Мининский (сейчас Писательский) переулок с древней церковью Мины, находившейся неподалеку. К дому была пристроена закрытая веранда с разноцветными стеклами, где любили играть дети, особенно в плохую погоду, когда нельзя было выйти на двор или в сад. После смерти писателя в его кабинете Анна Григорьевна создала нечто похожее на музей. Посетивший дом в 1895 году литератор А. В. Круглов писал: “В комнате почти все стены увешаны портретами Федора Михайловича. Перед вами Достоевский в разные периоды его жизни... Тут же стоит стол, за которым работал покойный писатель, и его кресло”. Невысокий дом с низкими окнами первого этажа, принадлежавший Достоевским, простоял до самого конца XIX столетия. Наводнения, случавшиеся время от времени, подмыли его. Он покосился, грозил рухнуть и в 1899 году, по поручению А. Г. Достоевской, был перестроен И. И. Румянцевым. Обновленный дом — несколько больших размеров — сохранил прежнюю планировку. Некоторым изменениям подверглась лишь столовая. В первые годы Советской власти дом Ф. М. Достоевского был взят под охрану. Как сообщала 8 августа 1922 года старорусская газета “Красный пахарь”, “дом этот на последнем заседании комхоза объявлен неприкосновенным историко-литературным памятником... и передается местному ОНО в полное и безвозмездное пользование для использования его только как исторического памятника жизни и литературной деятельности великого писателя”. В мае 1944 года после освобождения Старой Руссы от немецко-фашистских захватчиков, туда приехал сотрудник Института русской литературы Академии наук СССР писатель В. М. Глинка. Ему было поручено выяснить судьбу дома Достоевского и принять меры к его сохранению. Оказалось, что дом пострадал от военных невзгод, а личные вещи Ф. М. Достоевского, помещавшиеся до войны в городском краеведческом музее, были, как п сам музей, уничтожены оккупантами. В 1961 году дом писателя был восстановлен. В настоящее время в нем развернулась постоянная экспозиция, посвященная жизни и творчеству Ф. М. Достоевского. ПРОТОТИПЫ И ГЕРОИ „БРАТЬЕВ КАРАМАЗОВЫХ" В 1876 году Достоевскому снова пришлось, покинув семью, предпринять очередную поездку в Эмс. Писатель с нетерпением ждал возвращения в Старую Руссу. “Медлить мне здесь лечиться совсем невозможно было, иначе ни за что бы не был кончен Дневник...” — писал он жене. Речь шла о периодическом издании “Дневник писателя”, которое Достоевский начал выпускать. Вернувшись домой, писатель выслал в Петербург материал на июльско-августовский номер “Дневника” и вскоре сам выехал туда с семьей. В следующем году Достоевские в Старую Руссу не приехали. Лето они провели в Курской губернии в имении И. Г. Сниткина. В “Дневнике писателя”, издававшемся в эти два года, Ф. М. Достоевский вел с читателями разговор на темы дня, помещал отдельные рассказы. Затаенной мечтой его была написать новый роман, посвященный раздумьям о наболевших проблемах российской действительности, о судьбах людей в мире торжествующего чистогана. “Дневник писателя” вбирал в себя разнообразный материал, необходимый для осуществления этого замысла. 9 апреля 1876 года Ф. М. Достоевский писал X. Д. Алчевской — известной деятельнице народного образования: “Я вывел неотразимое заключение, что писатель — художественный, кроме поэмы, должен знать до мельчайшей точности (исторической и текущей) изображаемую действительность. Вот почему, готовясь написать один очень большой роман, я и задумал погрузиться специально в изучение — не действительности, собственно, я с нею и без того знаком, а подробностей текущего”. К осени 1877 года Ф. М. Достоевский был готов приступить к работе над романом. Составив план произведения, он начал в апреле 1878 года писать его. Но внезапная смерть трехлетнего сына Алеши потрясла писателя, лишила его возможности работать. Нравственное равновесие он обрел лишь после поездки в Калужскую губернию, в старинный монастырь Оптина пустынь. Поездка дала материал для первых глав романа. Около 3 июля писатель вернулся в Старую Руссу, где уже две недели жила его семья. “В Петербурге буду лишь через месяц, т. е. к октябрю, — сообщил позже Достоевский одному из знакомых, — во-первых, здесь работать лучше, во-вторых, воздух превосходный, в-третьих,— погода поправилась, и осень, кажется, будет хороша”. Писатель возвратился и Петербург около 3 октября с написанными в Старой Руссе первой и второй книгами романа “Братья Карамазовы”. Впечатления, отдельные эпизоды старорусской жизни писателя прослеживаются на многих страницах этого произведения. Пейзажи Старой Руссы стали фоном, на котором развернулось действие последнего романа Ф. М. Достоевского. Здесь возник и его сюжет. На его зарождение, возможно, повлияло незначительное, но интересное обстоятельство. Решив в 1874 году остаться на зиму в Старой Руссе, писатель переехал на Ильинскую улицу. Ильинская... Ильинская... Название улицы, теперь ежедневно, ежечасно напоминавшее о себе, видимо, воскресило в памяти Достоевского эпизод из тяжелейшего периода его жизни. Омская каторга. Среди заключенных привлекает внимание уроженец Тобольска, отставной подпоручик Ильинский. В “Записках из мертвого дома” мы читаем: “Он был из дворян, служил и был у своего шестидесятилетнего отца чем-то вроде блудного сына. Поведения он был совершенно беспутного, ввязался в долги. Отец ограничивал его, уговаривал, но у отца был дом, был хутор, подозревались деньги, и — сын убил его, жаждая наследства”. Позднее писателю стал известен “поразительный факт”. Выяснилось, что убил другой, а Ильинский “десять лет страдал в каторжной работе напрасно”. Полная драматизма история дала толчок творческому воображению Ф. М. Достоевского. 13 сентября 1874 года он занес в свою записную книжку: “...Драма. В Тобольске, лет двадцать назад, вроде истории Иль-ского. Два брата, старый отец, у одного невеста, в которую тайно и завистливо влюблен 2-й брат. Но она любит старшего. Но старший, молодой прапорщик, кутит и дурит, ссорится с отцом. Отец исчезает. Несколько дней ни слуху ни духу. Братья говорят о наследстве, и вдруг злости вырывают из подполья тело. Улики на старшего (младший не живет вместе). Старшего отдают под суд и осуждают на каторгу”. В это время писатель был занят работой над “Подростком”, но зародившийся замысел не был забыт. “Неприметно и невольно” он начал развиваться, созревая для претворения в новом произведении. Не прошло мимо внимания писателя и событие, которое произошло в Старой Руссе в 1875 году на Соборной стороне, невдалеке от бывшего соляного завода. Живший там Петр Назаров убил своего отца. Ф. М. Достоевский подробно расспрашивал о случившемся своих старорусских знакомых, вникал во все детали чрезвычайного происшествия. Как сообщили “Новгородские губернские ведомости”, суд над убийцей должен был состояться лишь 20 сентября. К этому времени Достоевские уехали в Петербург. Но, зная интерес писателя к этому делу, А. П. Орлова сообщила А. Г. Достоевской: “Судили отцеубийцу, помните, который порешил своего слепого отца... Несмотря на возгласы Андрушкевича, присяжные сказали: “Да, виновен” — и приговорили к вечной каторге”. Теперь важный сюжетный мотив созданных впоследствии “Братьев Карамазовых” — отцеубийство — оказался еще теснее связан с уездным городом, где писатель жил сам. В образе Мити Карамазова кроме отдельных черт подпоручика Ильинского можно увидеть и сходство с другими прототипами. Но образ героя несравнимо глубже и сложнее. В романе Дмитрий — человек, способный к высоким порывам. В то же время он раб собственных пороков, бессильный им противиться. “Каждый день моей жизни я, бия себя в грудь, обещал исправиться и каждый день творил те же пакости”, — говорит он при аресте. Некоторые черты отца семейства Федора Павловича Карамазова подсказала история фон Зона, о которой писатель слышал за несколько лет до начала работы над романом. “Ваше преподобие, знаете вы, что такое фон Зон? — говорит в романе и сам Федор Карамазов. — Процесс такой уголовный был: его убили в блудилище — так, кажется, у вас сии места именуются, — убили и ограбили и, несмотря на его почтенные лета, вколотили в ящик, закупорили и из Петербурга в Москву отослали в багажном вагоне за нумером”. Упоминание об этом фон Зоне у Достоевского встречается уже в “Подростке”. Как и об Ильинском, о фон Зоне писателю, видимо, каждодневно напоминала Старая Русса. В двух шагах от дома Леонтьева, где Достоевский тогда жил, направо за углом начинался Зонов переулок, застроенный дачами, принадлежавшими по странному совпадению имен старорусским фон Зонам. За переулком, на тихой Силиной улице, где сейчас находится дом № 33, стоял двухэтажный полукаменный особняк главы семейства генерал-майора К. К. фон Зона, бывшего некогда управляющим Старорусского курорта. Из переписки жены Достоевский несомненно знал о хозяине дома, умершем около 1870 года. Известно было, что фон Зон был человек алчный, стремившийся нажиться на чем только возможно. Уроженец Старой Руссы, наш современник писатель В. М. Глинка слышал в юности от местных старожилов, что это был такой же старый ловелас, как и его более известный однофамилец, убитый в Москве. Старорусцев, читавших роман Достоевского, поражало сходство Федора Павловича Карамазова с фон Зоном, жившим в Старой Руссе. Они не могли не отметить и того, что один из сыновей Карамазова был кутилой, а другой отличался набожностью, — точно так же, как сыновья старорусского генерал-майора. Во времена Достоевского городская молва упорно связывала фон Зона и его семью с героями романа. Интересно отметить, что это убеждение бытует среди старорусцев и до сих пор. Так “изучение подробностей текущего” питало художественную ткань романа, теснее связывая его типы и коллизии с реальной жизнью. * * * На берегу Перерытицы, противоположном тому, па котором жили Достоевские, и сейчас еще сохранился небольшой двухэтажный каменный дом (№ 25). Здесь жила “молодая провинциалка” Грушенька Меньшова, которую, как сообщает дочь писателя Л. Ф. Достоевская, “мои родители знали в Старой Руссе”. Отец Грушеньки отставной штабс-капитан Иван Афанасьевич Меньшов был человек горячий, не желавший мириться с несправедливостью. Будучи членом ревизионной комиссии уездного земства, он постоянно ссорился с председателем земства Тетерюковским, обличая нечестных предпринимателей, дававших ложные сведения о своих доходах, выявляя неправильное оформление денежных документов. Совместно с мировым судьей Федоровым он напечатал в петербургской газете “Голос” от 20 декабря 1870 года заметку о беспорядках в старорусском уездном земстве. В конце заметки авторы заявляли: “...во всех цивилизованных странах вошло в обычай, если собрание не одобряет действий своих представителей, то представители тотчас оставляют свои должности”. Эта крамольная ссылка на демократию в “цивилизованных странах” не прошла для Меньшова даром. Он был приглашен для объяснений к судебному следователю. К середине семидесятых годов Меньшов уже умер. Мать Грушеньки, суровая староверка, была полной противоположностью своему мужу. Все ее интересы ограничивались домом и стремлением “скопить лишнюю копейку”. Нелегко жилось ее дочери. Грушенька, познакомившись с Достоевскими, особенно сблизилась с женой писателя. Она рассказывала Анне Григорьевне о своей жизни, делилась мечтами, заботами. Еще при жизни отца Грушенька полюбила поручика Каспийского пехотного полка И. Коровайкина. В завязавшемся романе живое участие приняла Александра Павловна Орлова. Ее письма к Анне Григорьевне Достоевской за 1875—1876 годы отразили историю Грушеньки Меньшовой, ее надежды и разочарования. Поручик ответил Грушеньке взаимностью. Она была уверена, что “счастье близко” и “только война' может быть препятствием”. Дело шло к женитьбе, но, как сообщила А. П. Орлова, “Грушенька иначе не решается выйти замуж за своего претендента, пока он не устроит своей сестры, живущей у него в доме, для которой он старается также купить дом, и когда он прошлое лето был здесь, он выискивал эту покупку. Узнав, что Анна Гавриловна продает свой дом, Грушенька была у меня и хотела ему сообщить об этом”. ' Назревавшая война с Турцией (1877—1878 гг.). Грушенькин поручик не купил дома Гриббе. Прошла большая часть 1876 года, но ее дела так и не устроились. Осенью Грушенька сама побывала в Петербурге, но когда вернулась в Старую Руссу, письма от поручика перестали приходить вообще. В отчаянии она решилась написать письмо А. Г. Достоевской: “18 ноября 1876 г. Дорогая моя Анна Григорьевна. Зная Ваше доброе ко мне расположение, обращаюсь к Вам, моя голубушка, с просьбою, дело вот в чем. По приезде из Петербурга я была сильно больна и в продолжение болезни получила только одно известие от моего жениха, и известие тоже грустное — он тоже болен, писал сам в кровати, говорил тоже, что придется ему переехать в госпиталь, и вот, после этого я ничего не знаю, что с ним, и жив ли, даже и того не знаю. Вероятно, что-нибудь уже было плохо с ним, иначе ничему не могу приписать его молчание. Так вот, родная моя, сделайте для меня, узнайте, если можно, что с ним, самая горькая истина для меня будет лучше неизвестности”. Достоевская попросила своего двоюродного брата А. Н. Сниткина выяснить, что с поручиком. Тот оказался живым и здоровым. В дальнейшем отношения Грушеньки с ним были прерваны. В последующие годы она по-прежнему была близка с Анной Григорьевной, часто бывала в доме писателя. Об одном из таких посещений Ф. М. Достоевский упомянул в своем письме, посланном в Старую Руссу в июле 1879 года. Грушенька, ставшая Агриппиной Ивановной Шер, до конца жизни вела с Анной Григорьевной переписку. Трудно жилось ей на маленькую пенсию, которую еле удалось выхлопотать после смерти мужа, тяготила пустота жизни, отсутствие любимого занятия. Достоевская неизменно участливо относилась к своей подопечной, и та платила ей любовью и уважением. Ф. М. Достоевский несколько лет наблюдал жизнь Грушеньки Меньшовой. Писатель оценил незаурядную личность своей знакомой, способность к сильному чувству, доброту, которую не смогли уничтожить жизненные испытания. Эти черты Грушеньки помогли создать глубокий и полный жизненной правды образ одного из центральных персонажей “Братьев Карамазовых”. Писатель использовал некоторые эпизоды ее неудачного романа с поручиком, значительно развис и углубив жизненный конфликт. История Грушеньки в “Братьях Карамазовых” звучит трагично: “ семнадцатилетнею еще девочкой была она кем-то обманута, каким-то будто бы офицером, а затем тотчас же им брошена”. Старорусской Грушеньке Меньшовой много пришлось вытерпеть от матери, видимо разгадавшей поклонника своей дочки. В одном письме к А. Г. Достоевской А. П. Орлова сообщила, что Грушенька “под проклятиями своей староверки-матери изнывает и тает” в другом, что “пиления, проклятия, ужасные поступки матери-староверки совершенно убили бедняжку” Дело дошло до того, что доктор, лечивший заболевшую Грушеньку, вынужден был пригрозить ее матери: “…если она будет стеснять больную, то он перевезет ее на другую квартиру”. Еще большие испытания достались на долю Грушеньки Светловой в романе. Ее “родные из избы вышвырнули”, после чего она “осталась в позоре и нищете”. О старорусском прототипе напоминает и место в городе, где живет героиня, — “близ Соборной площади”. Дом Грушеньки, уцелевший доныне, находится недалеко от собора, на Соборной стороне. Но как бы ни были близки некоторые черты старорусской Грушеньки образу героини романа, он создан значительно более глубоким и сложным. Когда на глазах Достоевского развернулся роман Грушеньки Меньшовой с поручиком, внимание писателя привлек и зажиточный крестьянин Кузьма Самсонов. Это был один из тех крепких мужичков, нещадно обиравших своих односельчан, которые, разбогатев, пополняли ряды старорусского купечества. Кузьма Самсонов к этому времени обладал уже капиталом, достаточным, чтобы войти “в общий список местных жителей Старорусского уезда Новгородской губернии для избрания из числа их очередных и запасных заседателей в Новгородский окружной суд на 1876 год”, опубликованный, как обычно, “Новгородскими губернскими ведомостями”. К сожалению, не всегда возможно проследить преобразование конкретных жизненных наблюдений в художественную ткань произведения, но, видимо, не случайно Достоевский назвал в романе его именем Грушенькиного “покровителя” — купца, который “года четыре назад...привез... из губернского города... робкую, застенчивую... и грустную” опозоренную девушку. Глубина понимания “факта действительной жизни”, характерные, типичные черты действительности, злободневность органически присущи всему творчеству писателя. “Проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт действительной жизни, — писал Достоевский, — и если только вы в силах и имеете глаз, то найдете в нем глубину, какой нот и у Шекспира”. С этой поистине шекспировской глубиной раскрыл Достоевский душу и психологию людей, сформированных и искалеченных системой капиталистических отношений. Деньги — причина трагедии Дмитрия Карамазова и цель жизни Федора Павловича. Грушенька Светлова по натуре чиста и добра. Но весь строй жизни, в которой хозяева — купец Кузьма Кузьмич Самсонов, кулак Лягавый, нажившийся дворянин Федор Карамазов, ведет к тому, что “из чувствительной, обиженной и жалкой сироточки вышла... женщина... гордая и наглая, понимающая толк в деньгах, приобретательница, скупая и осторожная, правдами иль неправдами, но уже успевшая, как говорили про нее, сколотить свой собственный капиталец”. СКОТОПРИГОНЬЕВСК Множество разнообразных старорусских наблюдений Ф. М. Достоевского нашли себе место на страницах романа “Братья Карамазовы”. Интересно сопоставить планировку дома писателя на набережной Перерытицы с жилищем Федора Павловича Карамазова в романе. По словам Любови Федоровны Достоевской, дом Гриббе, построенный в свое время “во вкусе немцев прибалтийских губерний”, “был полон неожиданных сюрпизов, потайных стенных шкафов, подъемных дверей, ведущих к пыльным винтовым лестницам”. В доме Федора Павловича Карамазова также “много было разных чуланчиков, разных пряток и неожиданных лесенок”. Дом писателя в Старой Руссе находился почти на окраине города, близ Коломца. За примыкавшим к нему садом протекала заболоченная “Малашка”. Подобные же детали мы находим и в романе. “Дом Федора Павловича Карамазова стоял далеко не в самом центре города, но и не совсем на окраине”, — читаем в “Братьях Карамазовых”, а из спора Смердякова с Григорием узнаем про “речку нашу вонючую... вот что у нас за садом течет...”. В примыкавшем к дому писателя тенистом саду находилась построенная в свое время отставным подполковником Гриббе крытая беседка. Такой же поэтический уголок видим мы и в романе. “Дмитрий Федорович вел гостя в один самый отдаленный от дома угол сада. Там вдруг, среди густо стоявших лип и старых кустов смородины и бузины, калины и сирени, открылось что-то вроде развалин стариннейшей зеленой беседки, почерневшей и покривившейся, с решетчатыми стенками, но с крытым верхом, и в которой еще можно было укрыться от дождя. Беседка строена была бог весть когда, по преданию лет пятьдесят назад, каким-то тогдашним владельцем домика, Александром Карловичем фон Шмидтом, отставным подполковником”. В саду Достоевских стояла русская баня. “В Братьях Карамазовых” около бани, находившейся в саду Федора Павловича, Дмитрий в ночь убийства старика перелез через забор и направился к его дому. В романе использованы не только впечатления и подробности старорусской жизни писателя, но также детали планировки и облик самого городка. Достоевский великолепно изучил город, его жителей. Горожане, со своей стороны, гордились тем, что писатель живет в Старой Руссе, считали его своим земляком. Часто они могли видеть Достоевского в читальне курорта за газетами и журналами. “Сижу здесь в уединении и пробавляюсь лишь газетами”, — писал он как-то в Петербург. ...Вот Достоевский совершает обычную прогулку к курорту. Выйдя из калитки своего дома, он свернул за угол и неторопливо пошел вдоль ограды своего сада по Мининскому переулку. Ограда тянется на целый квартал. Над нею нависают кроны больших вязов. Слева уходит в сторону небольшая Георгиевская улица. Переулок пустынен. Но — ограда кончилась. Теперь при желании можно свернуть на Мининскую улицу. Достоевский же идет вперед и видит, что переулок, поросший высокой травой, превращается в некий просвет между заборами огородов. Вспоминаем роман: в таком глухом месте “у плетня в крапиве и лопушнике” компания подгулявших господ “усмотрела... спящую Лизавету”. Следствием этого было появление на свет Смердякова — впоследствии убийцы старика Карамазова, его случайного отца. Писатель подходит по траве к мостику, перекинутому через “Малашку”. У такого мостика в “Братьях Карамазовых” произошло сражение мальчиков с Илюшей Снегиревым. Перейдя “Малашку”, Достоевский выходит на Дмитриевскую улицу. В “Братьях Карамазовых” многие события связаны с Михайловской и Большой улицами города Скотопригоньевска. На Михайловской улице живет госпожа Хохлакова с дочерью Лизой, “очень просторный и удобный дом на Большой улице” занимает Катерина Ивановна. В романе Михайловская улица параллельна Большой и отделена от нее “лишь канавкой”. Что это за улицы, что за “канавка”, которая разделяет их? Ответила на вопрос жена писателя, Анна Григорьевна, которая, читая корректуру романа, написала на полях, что “Феодор Михайлович говорит про Старую Руссу”, что это “речка “Малашка”, которая обратилась в грязный ручей и обходит местность, где стоит наш дом”. Благодаря этим пометкам мы узнаем, что именно Георгиевскую улицу и Дмитриевскую, отделявшуюся от нее лишь “Малашкой”, писатель сделал местом, где развернулись события романа. Достоевский идет дальше. Можно дойти до Пятницкой улицы и оттуда — к курорту, но писатель выбирает другой путь. Свернув в Дмитриевский (сейчас Комсомольский) переулок, он выходит на Ильинскую улицу к обрамленному крытой галереей соленому озерку, подступающему к ограде парка. Не Озерная ли это улица, упоминающаяся в “Братьях Карамазовых”? Направо, действительно, “выгон городской начинается”. Здесь и видит Достоевский тот большой камень, у которого так любил гулять Илюша Снегирев. Путь к курорту ведет налево. Еще один переулок. “Как раз тут по дороге, недалеко от Озерной улицы, в переулке”, будет жить Дмитрий Карамазов. А вот и курорт. Просмотрена поступившая в библиотеку почта. Пора возвращаться домой. Почти напротив ворот парка стоит “ветхий домишко, перекосившийся, всего в три окна на улицу, с грязным двором...”. Подходящее место для семейства “посрамленного своими пороками” штабс-капитана Снегирева. На этот раз путь Достоевского — по Пятницкой улице, где живет Румянцев. Он идет мерным шагом, по привычке отсчитывая шаги. Преодолев горку, видит небольшую Владимирскую церковь, находившуюся против нынешнего дома № 34 по улице Сварога. “Церковь была древняя и довольно бедная, много икон стояло совсем без окладов”, — упоминается в “Братьях Карамазовых”. “Шагов триста, не более”, отделявших полуразвалившийся домишко на Ильинской улице от этой убогой церквушки, стали в романе последним путем “Илюшечки, бедного мальчика”. Другим постоянным источником впечатлений, отразившихся в романе “Братья Карамазовы”, была прогулка к центру города. ...Тихо на малолюдной набережной, по которой направляется писатель, лишь изредка прогрохочет какая-нибудь подвода. По мере приближения к Торговой площади набережная становится оживленнее. Наконец, справа, за последним кварталом домов, виднеется скотопригонный рынок, расположившийся на берегу узкой “Малашки”. Блеяние овец, мычание коров, скрип колес, выкрики торговцев — все сливается здесь и Нестройный, разноголосый шум. Писатель подходит ближе. Торгуется ожесточенно какой-то крестьянин, рядом бранятся неполадившие мужики, а вот солидный купчина покупает целую партию скота на мясо. Люди поглощены куплей-продажей. Только в ней весь их мир, все интересы. Тут мещане, купцы, чиновники — у всех здесь дело, всех притягивает к себе этот шумящий, встревоженный рой. Кажется, весь город собрался тут. Скотопригоньевск... Удачное название для места, где живут Карамазовы, где властвуют деньги, уродуя души и нравы, определяя отношения людей. Но разве Скотопригоньевск исключение? Окнами на рынок зазывающе смотрит трактир купца И. А. Земскова, из которого как раз выходит подгулявшая компания. Писателю бросается в глаза вывеска — “Эрмитаж”. Чем не столичный город, даже свой эрмитаж имеется. А разве сам столичный город не напоминает чем-то этот трактир с его шумом и суетней, где люди топят свои невеселые думы? И не случайно в “Братьях Карамазовых” появляется трактир “Столичный город” — место кутежей Дмитрия и философских раздумий Ивана. Перейдя мостик через петляющую “Малашку”, Достоевский подходит к Торговой площади. На подводах, в ларьках, под сводами гостиного двора — везде идет бойкая торговля. Слышатся оживленный говор, голоса, зазывающие покупателей, брань подвыпивших гуляк. Читая “Братьев Карамазовых”, мы узнаем эту площадь, узнаем, что недалеко от нее жил маленький герой романа — школьник Красоткин со своим товарищем Смуровым. Направляясь к больному Илюше Снегиреву, дети “шли по базарной площади, на которой на этот раз стойло много проезжих возов и было много пригнанной птицы. Городские бабы торговали под навесами бубликами, нитками и проч. Такие воскресные съезды наивно называются у нас в городе ярмарками, и таких ярмарок бывает много в году”. Здесь же, вблизи арок гостиного двора, Коля Красоткин только завязал шутливый разговор с одной из торговок, “как вдруг из-под аркады городских лавок выскочил ни с того ни с сего один раздраженный человек, вроде купеческого приказчика, и не наш торговец, а из приезжих, в длиннополом синем кафтане, в фуражке с козырьком, еще молодой, в темно-русых кудрях и с длинным, бледным рябоватым лицом” и стал кричать на мальчика. Пройдя площадь, писатель выходит на Старогостинодворную улицу к магазину купца второй гильдии Павла Ивановича Плотникова. “Это был самый главный бакалейный магазин в нашем городе, богатых торговцев, и сам по себе весьма недурной, — говорит именно о нем Достоевский в “Братьях Карамазовых”. — Было все, что в любом магазине в столице, всякая бакалея: вина “розлива братьев Елисеевых”, фрукты, сигары, чай, сахар, кофе и проч. Всегда сидели три приказчика и бегали два рассыльных мальчика”. В магазин Плотникова, как писала А. Г. Достоевская, Федор Михайлович “любил заходить за закусками и сластями”. “В магазине его знали и почитали и, не смущаясь тем, что он покупает полуфунтиками и менее, спешили показать ему, если появилась... новинка”. Об этом вспоминала и дочь писателя Л. Ф. Достоевская: “Я не могу удержаться от улыбки всякий раз, когда читаю, как Дмитрий Карамазов делал покупки у Плотникова перед поездкой в Мокрое. Я вижу себя в Старой Руссе, в том же магазине Плотникова, куда иногда ходила с отцом и где с интересом... следила за его оригинальной манерой делать покупки”. Мы прошли по маршрутам прогулок писателя в Старой Руссе. Теперь проследим путь одного из его героев. Вспомним, как в ночь убийства старика Карамазова Дмитрий бежал к дому отца. В романе мы читаем, что от дома Грушеньки, жившей “в самом бойком месте города близ Соборной площади”, “он обежал большим крюком, чрез переулок, дом Федора Павловича, пробежал Дмитровскую улицу, перебежал потом мостики прямо попал в уединенный переулок на задах, пустой и необитаемый, огороженный с одной стороны плетнем соседского огорода, а с другой — крепким высоким забором, обходившим кругом сада Федора Павловича”. Мы можем повторить путь Мити Карамазова, как бы пройти вслед за ним. От “дома Грушеньки”, находившегося недалеко от площади вблизи собора, Дмитрий Карамазов, перейдя Соборный мост, мог броситься бежать по набережной Перерытипы, затем, свернув в переулок — возможно Дмитриевский, — очутиться на Дмитриевской улице, упомянутой и в романе, и, миновав мостик над “Малашкой”, оказаться в пустынном Мининском переулке, куда выходил знакомый уже нам забор сада Достоевских. На карте города конец этого пути действительно выглядит “крюком”, оканчивающимся у дома писателя. Много черпал Достоевский и из дорожных впечатлений. Так было при работе над романом “Бесы”, рассказом “Маленькие картинки. (В дороге)”. “Братья Карамазовы” тоже не явились исключением. Запомнились писателю ямщики, которые доставляли осенью его семью в Устрики, везли в феврале 1875 года по зимней дороге через озеро Ильмень в Новгород, помогали сесть на пароход, пристававший у села Взвад. “Тимофей вез превосходно и старательно”, — сообщает он жене в одном письме. “Напишу накануне, чтобы ты успела выслать Андрея туда, где пристают пароходы”, — читаем мы в другом. И в романе Грушенька уезжает в Мокрое с Тимофеем, а Дмитрия везет вдогонку Андрей, “еще не старый ямщик, рыжеватый, сухощавый парень в поддевке и с армяком на левой руке”. Где же находилось село Мокрое — место свидания Грушеньки с Митей? “Мокрое, это двадцать пять отсюда верст”, село с (почтовой) станцией и постоялым двором, “вольной значит станцией”,— отвечает автор “Братьев Карамазовых”. Отсчитаем это расстояние. В 24 верстах от Старой Руссы поблизости от Устриков лежало село Буреги — почтовая станция по дороге на Новгород с постоялым двором и большой Воскресенской церковью, чей колокол призывно гудел на много верст вокруг. Представим себе писателя, которого ямщик Андрей везет в село, ставшее, от близости озера Ильмень, “Мокрым”... Эту точность жизненных фактов мы повсеместно наблюдаем в романе Достоевского. Изучение памятных мест Старой Руссы помогает нам увидеть, как живая российская действительность не только широкими обобщениями, но и документально точными деталями входила в художественную ткань произведений писателя. „Я ЗДЕСЬ, КАК В КАТОРЖНОЙ РАБОТЕ..." В 1879 году Достоевский приехал в Старую Руссу во второй половине апреля. Уездный город в это время жил тревожными, необычными для него новостями. В декабре 1878 года в Старой Руссе был арестован подпоручик 86-го Вильманстрандского пехотного полка Владимир Дмитриевич Дубровин, член партии “Земля и воля”. При аресте он оказал вооруженное сопротивление. 20 апреля 1879 года Дубровин был казнен. Достоевского глубоко волновали острые проблемы современной ему действительности. Он видел, какие бедствия несет народу бурно развивающийся в России капитализм, какое пагубное влияние он оказывает на нравы. Но, перенесший вместе с другими петрашевцами горечь поражения, Достоевский уже не верил в успех революционной борьбы. Письмо, посланное из Старой Руссы, в котором он откликнулся на казнь Дубровина, отразило эти взгляды, хотя писатель и отмечает в нем убежденность революционеров в правоте своего дела, говорит, что у них “своя логика, свое ученье, свой кодекс”. Встречаясь с разными людьми, Достоевский умел уважать чужие убеждения, даже если они и расходились с его собственными. Тому свидетельство — отношения с Анной Васильевной Жаклар, в девичестве Корвин-Круковской. Сестру знаменитой Софьи Ковалевской, первой в России женщины-профессора, связывало с писателем давнее знакомство. Еще в 1865 году девушка рискнула послать первой свой литературный опыт в журнал Ф. М. Достоевского “Эпоха”. Рассказ ее был напечатан. Передовая русская женщина, Анна Васильевна Жаклар вместе со своим мужем — деятелем I Интернационала французским революционером Виктором Жакларом — приняла активное участие в Парижской коммуне. Жаклар был приговорен к смертной казни. Но им удалось бежать из Франции. В 1879 году, как отмечает жена писателя в своих воспоминаниях, “в Старую Руссу приехала на сезон А. В. Жаклар-Корвин с семьей, которую мы оба очень любили. Муж почти каждый день, возвращаясь с прогулки, заходил побеседовать с этой умной и доброй женщиной...”. Позднее в своих письмах Достоевский неизменно поручал жене передать “привет Анне Васильевне особенно”. Достоевский напряженно работал в Старой Руссе, завершая пятую книгу романа “Братья Карамазовы”. Первые главы были отправлены издателю уже 10 мая, а через месяц — остальные, Усиливался кашель, мучила одышка. Снова надо было ехать в Эмс в надежде хотя бы на временное облегчение. После долгого ожидания писатель получил заграничный паспорт. Из Эмса он выслал в журнал начатую в Старой Руссе шестую книгу “Братьев Карамазовых”. В начале сентября он снова в Старой Руссе. Отсюда он отправляет в “Русский вестник” седьмую книгу романа и уезжает с семьей в Петербург. В 1880 году Достоевский был приглашен Обществом любителей российской словесности в Москву на открытие памятника А. С. Пушкину, созданного скульптором А. М. Опекушиным на народные средства. Писатель принял приглашение. “Чтоб иметь возможность в тишине и на свободе обдумать и написать свою речь в память Пушкина, — вспоминала Анна Григорьевна, — Феодор Михайлович пожелал раньше переехать в Старую Руссу, и в самом начале мы всей семьей были уже у себя на даче”. Через две недели речь была написана, и 22 мая писатель выехал в Москву. Речь Достоевского на открытии памятника была посвящена мировому значению творчества Пушкина. Многие идеи, пронизывавшие ее, вызвали серьезную критику в прогрессивных кругах. В то же время прием, оказанный писателю, показал, как была велика его популярность среди читающей публики. Воодушевленный этим, бодрый, Федор Михайлович возвратился на дачу. “Здесь тотчас же засел за Карамазовых, написал три листа, отослал и сейчас же, не отдохнув, написал один номер “Дневника писателя”... В нем и ответы критикам... Таким образом, в месяц по возвращении из Москвы я написал буквально шесть листов печати”, — сообщает он одному из своих знакомых. Как будто чувствуя необходимость полностью использовать последнее свое лето, писатель в этом году работает особенно напряженно. “Я здесь, как в каторжной работе и, несмотря на постоянно прекрасные дни, которыми надо бы пользоваться, сижу день и ночь за работой — кончаю Карамазовых”, — сообщал писатель в письме от 26 августа. Упорный труд приносит результаты. В июле написаны четыре печатных листа, а 10 августа в редакцию отослано окончание одиннадцатой книги романа. Лишь изредка Федор Михайлович давал себе несколько дней отдыха. “...Мы с Федей на извозчике (узнав от него про гулянье) отправились в городской сад, что на Красном берегу, рядом с дворцовым садом. Там было много народу, спускали шар и пели военные песельники”, — написал он жене, уехавшей в Петербург. 8 сентября Ф. М. Достоевским были отправлены первые главы последней, двенадцатой, книги романа. Прошел еще месяц. Наступило 6 октября — последний день пребывания Федора Михайловича в Старой Руссе. Писатель, увозивший с собой заключительную часть “Братьев Карамазовых”, был полон новых замыслов, надеясь на будущий год вернуться в город, в котором так спокойно жилось и хорошо работалось. Но этим надеждам не суждено было сбыться: 28 января 1881 года Федора Михайловича Достоевского не стало. „...ПАМЯТНИК ЖИВОЙ" Старорусцы горячо откликнулись на смерть великого русского писателя, которого они привыкли уже считать своим земляком. Городской голова И. И. Дьячков послал Анне Григорьевне Достоевской сочувственную телеграмму. Дом Достоевских было решено освободить от налога, заменив его “взаимною раскладкою на вечные времена”. Во всей России развернулся сбор пожертвований на памятник писателю. Одновременно, по инициативе Анны Григорьевны Достоевской, начался сбор средств и для того, чтобы, по ее выражению, “поставить памятник живой” — основать в Старой Руссе школу имени Ф. М. Достоевского. Для города это имело большое значение, ибо в 1881 году на четырнадцатитысячное его население приходилось лишь около 350 учащихся. Собранных денег оказалось мало, но энергия Анны Григорьевны преодолела препятствия. Она добилась присоединения к этим деньгам суммы, оставшейся после сооружения памятника-надгробия на могиле Достоевского, организовала литературные вечера, сборы от которых пошли на школу, сама внесла в этот фонд 3200 рублей. 30 октября 1883 года — в один день и час с открытием памятника в Александро-Невской лавре — в Старой Руссе открылась школа имени Ф. М. Достоевского. Ее попечительницей стала А. Г. Достоевская, а заведующим — друг писателя И, И, Румянцев, Сначала школа помещалась в доме А. Н. Николаева на углу Георгиевской улицы и Георгиевского переулка (сейчас улица Урицкого, дом № 38/3), затем в июне 1885 года переехала в специальное здание, выстроенное вблизи Георгиевской церкви. Анна Григорьевна принимала большое участие в делах школы, постоянно испытывавшей материальные трудности. Она добилась увеличения государственных субсидий, сама ежегодно вносила 300 рублей. И школа жила и развивалась. После того, как в 1890 году сгорело первое школьное здание, было выстроено новое. В девятисотых годах школа, преобразованная в двухклассную женскую с шестигодичным сроком обучения, размещалась уже в трех зданиях по Георгиевской улице, а число учащихся в 1906 году доходило до 350 человек. Школа имени Ф. М. Достоевского, широко раскрывшая свои двери для детей беднейших жителей города и деревни, выпустила до 1917 года более тысячи учениц. Интересно отметить, что коллектив учителей школы не остался в стороне от политических событий начала века. В апреле 1907 года в общежитии учительниц была организована сходка. По донесению исправника, “сборище продолжалось до 2-х часов, и на нем читались брошюры на политические темы”. Присутствовало до 20 человек, в том числе некто приехавший из Петербурга, чью личность полиции установить не удалось. Четверо учителей — Е. А. Троицкая, Н. В. Русанова, А. Н. Андрианова и П. Н. Андрианов — были уволены из школы. Выпускницы школы имени Ф. М. Достоевского обычно работали учительницами начальных школ, так называемых школ грамоты. Но в начале девятисотых годов эти школы стали закрываться, и молодые учительницы оставались без места. Выход был лишь в том, чтобы превратить шестигодичную школу имени Ф. М. Достоевского в полную среднюю школу. Об этом мечтал Д. А. Горский, ставший заведующим школой после умершего в 1904 году И. И. Румянцева. Он писал А. Г. Достоевской: “Одно только жду и будем ждать, когда второклассные школы преобразуются в учебные заведения, согласно потребностям и стремлениям народа, а то кончают дети курс, а дальше некуда... так как школы грамоты, для которых и были созданы второклассные школы, закрываются”. Школа имени Ф. М. Достоевского просуществовала в своем прежнем виде до Октябрьской революции. В 1918/19 учебном году она была преобразована в единую трудовую школу. Старорусцы чтят память писателя. Набережная Перерытицы переименована в набережную Достоевского, прилегающий к его дому Мининский переулок стал Писательским. В доме Достоевского летом 1969 года открылся музей, в котором посетители могут ознакомиться с жизнью писателя в некогда тихом уездном городе. Старая Русса. Памятные места, связанные с жизнью и творчеством Ф. М. Достоевского. 1 — дом и сад Достоевских; 2 — дом Румянцева; 3 — дача Леонтьева; 4 — Скотопригонный рынок; 5 — Торговая площадь; 6 — дом Грушеньки Меньшовой; 7 — Воскресенский собор; 8 — лавка Плотникова; 9 — “Воксал”; 10 — театр; 11 — школа имени Ф. М. Достоевского и общежитие ее; 12 — церковь Мины; 13 — Соборный мост; 14 — Георгиевская церковь. Пунктиром обозначен путь Дмитрия Карамазова к дому отца. ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО В СТАРОЙ РУССЕ 1872 13 апреля. Достоевский сообщает Владиславлеву о решении снять на лето дачу в Старой Руссе. 18 мая. Отъезд Достоевских в Старую Руссу. Поселяются у И. И. Румянцева. 21 мая. Достоевский с женой отвозят дочь Любу на операцию в Петербург. 27 мая. Писатель вернулся в Старую Руссу. Июнь—август. Создаются главы 3-й части “Бесов”. 24 августа. Переезд Достоевских в Петербург. 1873 Около 10 июня. Достоевская с детьми уезжает в Старую Руссу. Около 12 июпя. Снимается часть дома А. К. Гриббе. 16—17 июня. Первая поездка Достоевского из Петербурга к семье. 21 июня. Возвращение в Петербург. 30 июня. Вторая поездка к семье. 5 июля. Возвращение в Петербург. 16 июля. Третья поездка к семье. 19 июля. Возвращение в Петербург. 5 — 6 августа. Четвертая поездка к семье. 9 августа. Возвращение писателя в Петербург. Около 25 августа. Достоевская с детьми уехала из Старой Руссы. 1874 22 мая. Приезд писателя с семьей в Старую Руссу. Останавливаются в доме А. К. Гриббе. Май — октябрь. Работа над планом “Подростка”. 4 июня. Отъезд в Петербург, затем в Эмс. Около 30 июля. Возвращение в Старую Руссу. Первая половина августа. Достоевские на зиму переезжают в дом Леонтьева. До 12 октября. Достоевский дает согласие Н. А. Некрасову печатать “Подростка” в “Отечественных записках”. Ноябрь. Созданы первые главы “Подростка”. 18 декабря. Некрасов сообщает Достоевскому, что присланные им первые пять глав 1-й части “Подростка” отданы в набор. 1875 Начало апреля. Из Старой Руссы в редакцию отосланы первые четыре главы 2-й части “Подростка”. Апрель. Достоевский узнает, что он находится под секретным надзором полиции. 21 апреля. Подает прошение о выдаче ему заграничного паспорта для поездки в Эмс. 6 мая. Получает заграничный паспорт. 12 мая. Приехал в Петербург для переговоров с редакцией “Отечественных записок”. Около 16 мая. Возвратился в Старую Руссу. Середина мая. Переезжает в дом А. К. Гриббе. 23 мая. Отъезд Достоевского в Эмс. Около 10 июля. Возвращение в Старую Руссу. 10 августа. Рождение сына Алексея. Конец августа. Отправлены в редакцию первые четыре главы 3-й части “Подростка”. Около 15 сентября. Возвращение писателя с семьей в Петербург. 1876 10 января. А. П. Орлова сообщает А. Г. Достоевской о смерти А. К. Гриббе и продаже дома его наследницей А. Г. Елисеевой. 18 мая. Оформление доверенности И. Г. Сниткину на покупку дома Гриббе для А. Г. Достоевской. 10 июня. Достоевские уезжают в Старую Руссу. 21—26 июня. В Петербург выслан материал для печатания июньского номера “Дневника писателя”. 5 июля. Достоевский уезжает в Эмс. 6 июля. А. Г. Достоевская оформляет в Новгороде покупку дома. Около 12 августа. Возвращение Достоевского из Эмса. 21—26 августа. В редакцию отправлен материал для июльско-августовского номера “Дневника писателя”. 27 августа. Достоевские приезжают в Петербург. 1878 Позднее 21 мая. Отъезд Достоевских в Старую Руссу после смерти сына Алексея. 19 июня. Писатель едет в Москву для переговоров с редакцией “Русского вестника” о публикации “Братьев Карамазовых”, затем отправляется в монастырь Оптина пустынь. Около 3 июля. Возвращается в Старую Руссу. Июнь—сентябрь. Создает 1-ю и 2-ю книги романа “Братья Карамазовы”. Около 3 октября. Возвращается с семьей в Петербург. 1879 Около 21 апреля. Достоевский с семьей уезжает в Старую Руссу. 10 мая. В “Русский вестник” высланы первые четыре главы 5-й книги “Братьев Карамазовых”. 8 июня. Выслано окончание 5-й книги “Братьев Карамазовых”. Июнь—июль. Пишет 6-ю книгу романа. 18 июля. Уезжает для лечения в Эмс. 7 августа. Высылает в редакцию 6-ю книгу “Братьев Карамазовых”. Около 3 сентября. Возвращается в Старую Руссу. 16—20 сентября. Высылает в “Русский вестник” 7-ю книгу “Братьев Карамазовых”. Около 25 сентября. Переезжает с семьей в Петербург. 1880 7 мая. Едет с семьей в Старую Руссу. До 22 мая. Готовит речь о Пушкино. 11 июня. Возвращается в Старую Руссу. 6 июля. Высылает для печатания первые пять глав 11-й книги “Братьев Карамазовых”. 17 июля. Отсылает в редакцию материал для “Дневника писателя”. 10 августа. В “Русский вестник” послано окончание 11-й книги “Братьев Карамазовых”. 8 сентября. Отправлены первые пять глав 12-й книги “Братьев Карамазовых”. 6 октября. Достоевский с семьей выехал из Старой Руссы. Около 8—10 октября. Из Петербурга посланы в “Русский вестник” созданные в Старой Руссе остальные главы 12-й книги “Братьев Карамазовых”.
|
|
|||||||||
