Агафангел - Добрый Вестник

Агафангел - Добрый Вестник

Во славу Пречистой, Преславной, Пренепорочной. Преблагословенной,
Девы Богородицы издается сей альбом

БОЖИЙ СЕЯТЕЛЬ РОДНИКОВАЯ СТОЛИЦА Добрый Вестник ЧЕРЕЗ ГОРНИЛО СОМНЕНИЙ Проповедник Христова Евангелия ИЗ ОФИЦИАЛЬНОЙ БИОГРАФИИ БЕЗ КРЕСТА РОССИЯ НИЧТО Досточтимый отец Агафангел Живоносный родник День Ангела Батюшке Агафангелу в честь 60-летия БЛАЖЕННЫЙ ДИМИТРИЙ БЛАЖЕННАЯ СТАРИЦА ВАРВАРА Хутынь, "Святая горка" батюшки Агафангела Непостижимый творец всех миров Слово пастыря Из истории основных церковных праздников НАСТОЯТЕЛЬ Соболезнование немецких друзей Не зарастет народная тропа ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ОТЕЦ АГАФАНГЕЛ

БОЖИЙ СЕЯТЕЛЬ

Суть веры и религиозной жизни не в принудительной очевидности, а в усилии и выборе. Вера - путь к Богу, опыт, который всегда удается. Праведники стремились к небу, и оно приняло их. Однако мало нынче на Руси праведников... Когда исполнятся времена и сроки, когда наступит мировая осень и Бог пошлет ангелов на жатву - что найдут они на бесплодных полях наших сердец? А ведь эти времена и сроки наступают для каждого из нас еще до времени общей жатвы...

Но не будем унывать. Ибо в Отечестве нашем есть еще не один сеятель, который сеет и на камень, и в терние при дороге. Значит, есть у него надежда и на такие поля. И мы знаем из житий святых, как часто душа, которая казалась окончательно засоренной гре-хом, ослепленной страстями, упорной во зле, становилась почвой глубокой, полной пло-дотворных сил, чистой от вредных примесей и чужеродных семян. Именно таким Божиим сеятелем был светоч православия в Новгородском крае архимандрит Агафангел (Дога-дин), возрождавший веру Христову в русском народе в годы великой немоты и торжества так называемого "передового учения". Даже в самом конце XX века, когда, казалось, уже пали с богохранимой Державы нашей оковы идеологических догм, до последних лет образ России как Богородичной страны, образы великих святых, просиявших некогда в Русской земле, ее заступников, все время тонут в тумане словоблудия, "прогрессивных" жестокостей, сменивших большевицкий облик на псевдокапиталистический, в тумане навыков "жизни по лжи". И где еще искать и сейчас жалость к горю и греху, сердечную простоту, прямое подражание евангельским истинам, как не в открывающемся нам мире отческой святости - открывающемся через божиих сеятелей, подобных архимандриту Агафангелу?

Батюшка был для нас, многогрешных, воистину новым старцем Зосимой, а его па-ства несла в себе приметы братьев Карамазовых - Ивана, Дмитрия, Алеши...

Скромный альбом, открытый вами, создан в память об архимандрите Агафангеле его благодарными чадами. Добродетель благодарности, как и все человеческие доброде-тели, как подвиги поста, молитвы, - нужна, прежде всего, нам самим. Само наличие в нас чувства благодарности свидетельствует о том, что в нас действительно живет не сомне-вающаяся вера и любовь к Богу.

Батюшка Агафангел любил, жалел и как мог берег всех православных людей, даже своих гонителей. Давая наставления своим чадам, испрашивавшим совета в многобедст-венной, многотрудной и тяжкой земной жизни, он часто говорил: "Простите меня". Пред-ставляя вам сей скромный альбом, мы тоже просим простить нас за дерзновение его соз-дания и судить нас не слишком строго и без злобы, ведая общую немощь. Перелистывая страницы книги, читая строки, в ней опубликованные, будем снисходительнее, любовнее друг к другу - всем нам так нужна взаимная помощь и любовь, завещанная батюшкой Агафангелом, и все наши трудности и горести так ничтожны перед лицом вечности...
Вспоминая батюшку Агафангела, Божьего сеятеля в Земле Новгородской, затеплим же свечу во славу Господа и Царицы Небесной у Ея честнаго образа Божией Матери Ста-рорусской в Георгиевском храме, где служил архимандрит Агафангел, и во всех храмах, которые каждый из нас посещает, памятуя наставления из старинного синодика:

Тщися и ты мертвых души поминати,
Прилежно и Бога о них умоляти
Постом, молитвою и щедроданием
Милостыни, святых жертв приношением,
Да теми от мытарств их свободиши,
Скоро и к Богу в небо водвориши.

Многогрешные чада о. Агафангела

РОДНИКОВАЯ СТОЛИЦА

С родника начинается Волга,
Русь из Руссы начало берет,
С дня рожденья Славянского рода
Колыбельную песню поет.

Соль священной земли Старорусской,
В наших венах - славянская кровь.
Никогда я не буду обузой,
Русса, Русса - РОССИЯ, ЛЮБОВЬ.

Городку над спокойной Полистью
За ладони его берегов
Мать-Россия обязана жизнью:
Русса древняя - слава веков!

Вижу милые добрые лица
Мне до боли знакомых рушан,
Родниковая наша столица,
Недопетая песня славян.

Лик иконы земли Старорусской,
Матерь Божия, силу придай,
Для России последние чувства
До конца, без остатка отдай.

"Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии.

Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками.

Злословят нас, мы благословляем, гонят нас, мы терпим, хулят нас, мы молим, мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне.

Не к постижению вашему пишу сие, но вразумляю вас, как влюбленных детей моих, ибо хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием.

Посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу."

Первое послание в Корифянам, гл. 4, ст. 10-16

ДОБРЫЙ ВЕСТНИК.

8 февраля 1999 г. для духовных детей о. Агафангела навсегда останется самой скорбной датой: в этот день они осиротели...

Архимандрит Агафангел (в миру – Николай Алексеевич Догадин) прожил полных 62 года. Прожил трудно, талантливо, свято. Прожил, как мог, а часто и с превышением сил.

Родился он на Рязанской земле, 5 декабря 1936 г. Никакие даты в его жизни не случайны. 5 декабря. День принятия сталинской Конституции. Он родился именно в этот день, словно по иронии судьбы. Появился на свет в репрессированной семье.

О чем следует сказать особо.

Мужчины рода Догадиных отличались своей основательностью и мастеровитостью: дед Коли, Архип, замечательный строитель, участвовал в возведении столичной гостиницы "Москва", хотя большая часть семьи продолжала оставаться в рязанской деревне Слободка, где, благодаря умению работать, Догадины жили вполне зажиточно: их единственный на селе каменный дом соответствовал прочным корням рода.

Исторически кулачество сегодня оправданно, но эту семью даже по тем – совет­ским – меркам к кулакам отнести нельзя: Догадины сами батрачили на государство.

Достаток, повторяем, был оплачен исключительно трудовым потом.

Авторитет фамилии придавал и наезжавший из Москвы дед Архип. Он-то и стал "виновником" зависти, собравшей над Догадиными тучи. В ту пору борьбы с "кулацким элементом" донос на такую семью фактически был предрешен.

Он и последовал...

Воздадим здесь должное порядочным людям всех времен и народов. Не явилась исключением и сталинская пора: когда органы активно начинали кем-то интересоваться, первой об этом узнавала администрация предприятия, на котором трудилась будущая жертва ГУЛАГа; так случилось и с отцом Коли: Алексеем Архиповичем. Его вызвал к себе в кабинет начальник (к сожалению, имени которого мы сегодня не знаем) и сказал:

"Я тебя не видел, ты меня тоже. Срочно исчезай, иначе конец..." Можно быть уверен­ным, начальник знал, на что шел. Тогда возникает вопрос: почему он вдруг на это решился? Ответ напрашивается лишь один: стоил, несомненно, стоил того Алексей Архипович, чтобы ради него рисковать, большой души был человек.

Но куда деться неопытному деревенскому парню от недреманного ока НКВД? Да от креста верующий человек и не бежит.

Дом отобрали, семью отправили в ссылку на Кузнецкстрой, снабдив колоритным ярлыком "спецпереселенцы".

В наши "демократические" времена страна полнится "вынужденными переселенцами", а тогда хватало "специальных".

Ссылая, все-таки учли профессию: глава молодого семейства был строителем, как и его отец.

Для молодоженов – Алексея и Анастасии, проживших в браке всего полгода, такая "командировка" на восток страны оказалась весьма жестоким испытанием. На Кузнецкстрое у них родился первенец, которого они там от холода-голода и потеряли.

Вот тут проявились настоящие мужские качества Алексея Архиповича: сообразительность и решительность. По всей видимости, фамилию свою он ценил, а потому оп­равдывал, ибо понял, что вавилонский муравейник ударной стройки станет могилой не только для его сына-младенца, но и для него с женой. Так возник план побега.

К робкому десятку не отнесешь и Анастасию Ивановну, которая горячо поддержа­ла замысел мужа. Решили для надежности исчезнуть по одному: сначала она, потом он. Только возникал вопрос: куда податься? Алексей Архипович выбрал единственно вер­ный вариант: "В Москву; в ее столпотворении затеряться проще всего". И все-таки, из опаски, сразу туда не поехали, скитались по околостоличным областям, нигде долго не задерживаясь. Страшно нуждались. Из-за чего потеряли в г. Калинине еще одного, вско­ре родившегося ребенка. Сама судьба толкала их в Москву.

Так они оказались под солнцем первопрестольной...

Своих имен скрывать не стали, по приезде нашли работу, принялись опять много и на совесть трудиться, сразу расположив к себе коллег и начальство. Молодой чете предоставили огромную комнату в коммунальной квартире; причем настолько огромную, что Анастасия Ивановна взмолилась о меньшей: пугало звонкое эхо – у беглецов вместо мебели стояли картонные коробки. Администрация предприятия разрешила занять в этой же квартире комнату поменьше. Эта более чем скромная комнатка-келья так и ос­танется за Анастасией Ивановной до самой кончины.

И за московским режимом прописки 30-х годов, который был либеральнее нынеш­него, и за легкостью получения коммунального жилья, конечно, просматривается вто­рой план – адский круговорот будней при сталинщине: места политических жертв и их квартиры занимались провинциалами – искателями столичного счастья. Но в чем вина молодых супругов, бежавших от таких же репрессий из провинции?

Времена изменились: если раньше количество и качество затраченного труда влия­ло на благосостояние семьи, то теперь, сколько ни работали, все равно жили впрого­лодь.

А тут вскоре грянула война ...

Стало еще хуже.

Ушел на фронт Алексей Архипович.

Из четырех братьев – Володи, Вити, Коли и Павлика – Бог избрал для жизни лишь Колю, остальные умирали маленькими детьми, не выдержав суровых тягот. Под Рже­вом погиб и Алексей Архипович.

Из военного лихолетья живыми они вышли только вдвоем: Анастасия Ивановна – инвалидом, Коля – совсем отощавшим ребенком, почти дистрофиком.

И вот дальше о его жизни рассказывать совсем трудно. Нас может читатель обви­нить или в "приукрашении действительности", или в следовании "житийным штам­пам", или вообще может нам не поверить. Но что делать? Не гонял Коля Догадин во дворе мяч; не стрелял воробьев из рогатки; не горланил послевоенных романтично-блатных песен под гитару. Что делать, если всего этого не было...

В Церковь он вошел ребенком, вошел легко и естественно, как будто отлучался ненадолго из родительского дома, а потом вернулся, и все обрадовались своему любим­цу.

Любимцем он, действительно, стал сразу же. Однажды Анастасия Ивановна, вер­нувшись с работы, не обнаружила сынишку дома. Субботний вечер плавно угасал, ус­тупая место ночи. Уже стемнело, а мальчик так и не появлялся. Какая мать станет рав­нодушно вести себя в подобной ситуации? Далека была от олимпийского спокойствия и Анастасия Ивановна: метнулась по соседям, по знакомым, но Коли нигде не обнаружи­ла. И вот, когда над Москвой сгустилась ночь до непроглядной темени, раздался стук в дверь. Вошел Володя Захаркин – мальчик несколько старше Коли, живший в их же дво­ре (это он рекомендовал будущего архимандрита ввести в алтарь, и, с благословения священника, облачил его в стихарь; это он потом станет иподьяконом у патриарха Алексия I; это он, если еще жив, мог бы сегодня рассказать нам значительно больше и точней о детстве нашего Доброго Вестника). Володя, переминаясь с ноги на ногу, про­тянул матери друга деньги и записку. Дрожащими руками женщина развернула сложен­ную бумагу и прочла:

"Уважаемая Анастасия Ивановна!

Прошу Вашу милость пожаловать завтра утром к нам в обитель – имеется важный разговор. Коля у нас, не волнуйтесь.

Призываю мир и Божие благословение на Ваш дом.

С любовью о Господе наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры

недост. архимандрит Иоанн"

Глаза снова и снова бегали по строчкам, по буквам, схватывая их, еще не понимая, что запечатывают в память навеки. Душа и радовалась, и тревожилась одновременно.

Всю ночь Анастасия Ивановна проворочалась с боку на бок в невозможности за­снуть. И когда загудел за окном транспорт, поспешила на электричку.

В Лавру прибыла как раз к службе. Народ ожидал выхода из покоев наместника. Дверь вскоре отворилась, появился статный, золотокудрый, солнечный архимандрит Иоанн. Им невозможно было не залюбоваться: волосы светоносными струями излива­лись на плечи, особую нарядность придавала воздушная мантия, по которой в стороны молниями разбегались белые и красные полосы; это, казалось, шествовал сам Ангел.

Он стал приближаться, приближаться... Анастасия Ивановна обомлела: позади наместника шел с торжественным видом Коля, неся, словно королевский паж, в своих руках нижний край мантии.

Много всяких событий запечатлела ее память, но эта сцена врезалась особо: пер­вое богослужение, в котором участвовал при ней сын... Хотя знала: при случившейся свободной минуте мальчик бежал в храм, алтарничать (однажды принес домой старень­кий стихарь с просьбой подштопать); бежал, случалось, даже без спроса – там в таких случаях Анастасия Ивановна его и находила.

Неисповедимым образом архимандрит Иоанн отыскал ее взглядом среди народа, понял, кто она есть, и подошел почти вплотную, сияя:

– Анастасия Ивановна? Нам необходимо поговорить. Жду Вас после службы в мо­их покоях, – произнес он.

Забегая вперед, скажем: оба они доживут до глубокой старости; архимандрит Ио­анн (Разумов) станет митрополитом Псковским и Порховским, долгие годы будет бла­годатно окормлять свою епархию, заслужит искреннюю любовь и глубокое уважение у церковного народа; Анастасия Ивановна встретится с ним еще много раз, и на всю жизнь сей иерарх останется для нее "добрым и ласковым" архипастырем.

Но вернемся в Лавру. Разговор о. Иоанн начал сразу по существу:

– Вы не могли бы оставить Колю при монастыре?

– Он ведь еще совсем ребенок, – ответила Анастасия Ивановна. – Ему надо выучиться. А вдруг, когда подрастет, он сделает другой выбор?!

Нет, напрасно опасалась мать. Наместник и отцы Лавры смотрели поверх времен – уже в мальчике они распознали истинного монаха. Минует время, Николай Догадин примет постриг именно в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре; крестный отец при постри­ге схимонах Михаил предречет ему в тот момент всю последующую судьбу, счастливую и горькую разом.

Но тогда наместник был в высшей степени деликатен с Анастасией Ивановной. Они, к удовлетворению обеих сторон, договорились на том, что Коля станет приезжать в Лавру на каникулы. Архимандрит Иоанн тут же отдал распоряжение вызвать к нему в покои портного, и, когда тот явился, мальчика обмерили и вскоре сшили богослужеб­ные облачения.

Надо ли говорить, как рвалась душа Коли в обитель? Каждый день, каждый час... Если обычные школяры ждали каникул ради суетного безделья, то он мечтал поскорее попасть к преподобному Сергию. И попадал. Каждые каникулы, за все годы обучения в школе.

И когда встал вопрос "куда идти после школы?", то юноша, не раздумывая, избрал для себя Лавру, где несколько месяцев пробыл на послушаниях.

Зимой, с рекомендацией наместника, Николай поехал поступать в Духовную семинарию. Много чудес случалось с ним на протяжении всей жизни, одно из них произош­ло по приезде в Ленинград. Семинаристы учились уже полгода; казалось, о каком поступлении может идти речь! Но невозможное людям, возможно Богу: судьба сводит Ни­колая с самим митрополитом Григорием (Чуковым). Его Высокопреосвященство не стал удивляться столь запоздалому абитуриенту (распознал в юноше Доброго Вестни­ка?), а только спросил:

– Что Вы умеете?

Архимандрита Агафангела нельзя было назвать человеком застенчивым. Он отличался, бесспорно, деликатностью, но вот зажатость, неестественность отсутствовали в нем начисто. Таким он рос с детства.

Не растерялся Николай и перед митрополитом.

– Знаю наизусть псалмы. Могу спеть...

Владыка Григорий произвольно назвал несколько номеров псалмов. Последовало звонкое, канонически выверенное чтение (монастырская школа все-таки!).

Митрополит предложил спеть определенные кондаки, икосы... Тут экзаменуемый почувствовал себя, как рыба в воде. Это был блестящий тенор (голос ставила тоже Лавра!).

– Принять сейчас же! – последовало короткое заключение Владыки. К концу семестра новичок наверстает круглых отличников.

Позже о. Агафангел отправит одного из своих учеников (демобилизованного вои­на) в родную семинарию тоже зимой; но, по собственному признанию последнего, он ехал туда без всякой надежды на поступление, лишь выполняя поручение духовника. Старая истина: Господь все дает по вере. Тщетной оказалась сия попытка. Молодой человек поступит лишь на следующий год и в положенные сроки; станет иподиаконом Патриарха Алексия II, потом священником, будет управлять благочинием, произнесет надгробное слово при погребении тела о. Агафангела.

Из некогда щуплого мальчика вырос сильный, красивый парень.

Подоспело время идти в армию, с любимой семинарией пришлось расставаться.

Мужчины старшего поколения помнят, как строго в послевоенное время отбирала призывная комиссия кандидатов во флот, насколько почетным попасть туда считал для себя каждый молодой человек (и это при том, что служить предстояло на один год больше, чем в сухопутных войсках). И многие огорчались, когда не сбывалась мечта стать моряком.

Николай им стал. И проплавал полтора года. Но тут сказалась инвалидность ма­тери, Анастасия Ивановна всерьез разболелась. Сосед по коммунальной квартире пол­ковник Горлачёв вызвался ей помочь.

Да, в те времена бывали такие полковники-фронтовики, что ютились, не ноя, по коммуналкам. Религиозное чувство братства охватывало тогда всю страну.

К сожалению, мы сегодня не знаем большего о полковнике Горлачёве, хотя увере­ны, что это был замечательный русский офицер.

Он посоветовал Анастасии Ивановне обратиться к министру обороны, Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову, чем, поначалу, конечно же, перепугал больную женщи­ну, но потом успокоил и объяснил, как и что написать; письмо забрал с собой. А вскоре особым распоряжением маршала Г. К. Жукова матрос Николай Догадин был уволен в запас.

Ныне любит пишущая братия посомневаться в вероисповедании прославленного полководца. О. Агафангел знал о православности Георгия Константиновича на примере своей судьбы. Вдумаемся: в эпоху все нараставшей чиновной ненависти к Церкви ми­нистр обороны демобилизовывает студента-семинариста.

И не православная ли вера Г. К. Жукова явилась истинной причиной его отставки с поста министра обороны? Трусливый руководитель государства, развязывая войну против Церкви, явно боялся верующего маршала-победителя, самого популярного военачальника страны. Правильно боялся: какой сын не пожалел бы своей Матери-Церкви?

Кстати, о матерях. Здесь особо следует остановиться на личности Анастасии Ива­новны. Это был человек глубочайшей веры, настоящая орлица Христова (что-то орли­ное отпечаталось даже в ее внешности). Сентиментальностью она не отличалась, стро­гость сохраняла до конца дней даже по отношению к своему ласковому единственному сыну, для которого оставалась всегда надежной опорой в его многотрудном пастыр­ском служении. Завершая жизнь, она примет постриг с именем Елены, а тело ее переза­хоронят рядом с сыном. Строгий нрав она, кажется, покажет и при захоронении: авто­машина, везшая гроб с останками матери архимандрита, остановится из-за поломки на средине траурного пути. Возникало ощущение протеста со стороны этой незаурядной женщины. Против чего она протестовала? Что потревожило ее прах? Или не хотела слышать неугодных ей людей и речей на панихиде? Бог ведает... Но гроб с ее телом при­везли только к моменту захоронения ее сына, с которым она навеки в Хутынском мона­стыре наконец-то и упокоилась.

Но тогда, когда сын-матрос вернулся домой, она не стала долго его держать возле себя, и, при первом же улучшении здоровья, благословила Николая ехать в Ленинград и продолжать учебу в семинарии.

Бог принял такую жертвенную любовь: учеба оказалась успешной, да долгой: по­сле окончания семинарии (1958 г.) Николай как отличник сразу же зачисляется в число студентов Ленинградской Духовной академии.

Его трудолюбие (переданное по наследству) и талант (от Бога) заметили: без от­рыва от учебы он работает библиотекарем при Отделе Внешних Церковных Сношений Московской Патриархии.

Немного остановимся на годах служения Николая Догадина в этом Отделе. Здесь у него завяжется много дружб и знакомств с будущими и действующими архиереями Русской церкви. Приведем только один, но точно известный факт: в 1987 году батюшка рассылал Пасхальные поздравления архиепископу Винницкому и Браславскому Агафангелу; архиепископу Симферопольскому и Крымскому Леонтию; своему преподавателю в Духовной академии – архиепископу Вологодскому и Великоустюжскому Михаи­лу; архиепископу Волоколамскому и Юрьевскому Питириму – долгие годы председате­лю издательского отдела Московского Патриархата; архиепископу Иркутскому и Чи­тинскому Хризостому; епископу Пензенскому и Саранскому Серафиму; епископу Перм­скому и Соликамскому Афанасию; митрополиту Рижскому и Латвийскому Леониду; митрополиту Псковскому и Порховскому Иоанну (тому самому – полюбившему с отцовской нежностью Колю еще в Лавре); митрополиту Ленинградскому и Новгородско­му Алексию, о взаимоотношениях которого с о. Агафангелом наш рассказ еще впереди; митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию, бывшему заместителем Председателя Отдела Внешних Церковных Сношений, когда Николай нес послушание библио­текаря в Отделе.

Скажем немного о том времени. Владыка Ювеналий в обеденный перерыв час­тенько заезжал вместе с Николаем к Анастасии Ивановне, якобы на жареную картош­ку. Пусть нас простит Его Высокопреосвященство, что мы "рассекречиваем" давнюю историю, но она того стоит. Не картошка, конечно же, нужна была епископу, а общение с этими благодатными русскими людьми, помочь которым требовала совесть архипас­тыря. Владыка из своих личных денег установил пенсию для Анастасии Ивановны, вы­плачивал ее на протяжении всех, подчеркнем, абсолютно всех (!) лет, до самой кончины уже не Анастасии Ивановны, а монахини Елены. Сколько людских судеб проходит пе­ред глазами правящего архиерея, особенно московского! Сколько лиц! Какими качест­вами должен обладать человек, чтобы на таком фоне запомниться епископу, а потом войти в его сердце? Да как войти!..

Вот в чем, надо полагать, причины приездов в маленькую комнату большой коммунальной квартиры... Но то истинно ведает лишь сам Владыка Ювеналий, о чем его, молясь, милостиво просим поделиться с церковным народом.

Служил Николай в библиотеке исправно.

С тех или, возможно, еще более ранних пор, у него складывается особое отноше­ние к книге. Нет, это было не интеллигентское дрожание рук от драгоценного фолиан­та. Напротив. Иногда казалось, что его любили и неодушевленные предметы: сколько бы впоследствии батюшка ни раздаривал что-либо из своего собрания (а одаривать он мог просто по-царски), книг у него никогда не убывало, они сами слетались к нему, как слетаются стаи птиц к родному озеру на свадьбы. Громадная часть библиотеки пастыря постоянно находилась на руках его духовных детей (с каким трепетом и вниманием читали!), что и уберегло ее от разгрома и разора, учиненного в доме священника, похоже, по почерку, представителями пресловутого "Глубокого Бурения" (кроме попов да Александра Солженицина, тогда ведь других врагов внутри страны не существовало). Но большая часть библиотеки, ответив за несговорчивость своего хозяина, в памятную Пасхальную ночь начала восьмидесятых – была безвозвратно потеряна – украдена с таким погромным цинизмом, что пришли в удивление даже "видавшие виды" сыщики из милиции. Акция оказалась элементарно глупой: количество книг у батюшки вскоре возросло. Многие из духовных чад посчитали своим долгом пополнить библиотеку от­ца новыми экземплярами: то, что не удавалось достать, перепечатывалось на машинке; в некоторых новгородских конторах "множительные средства" бесстрашно стучали ве­черами после работы, стрекотом протестуя против террора. Молодому читателю сообщаем: массового распространения компьютеров и ксероксов тогда не наблюдалось, а к тем единичным "точкам", где они могли находиться, доступ "простым смертным", т. е. рядовым гражданам страны, был закрыт. В конце 80-х – начале 90-х годов место таких доморощенных поделок стали занимать довольно приличные издания: книги приходили увесистыми пачками, в том числе присылались даже из-за рубежа: бывшего библиоте­каря Отдела Внешних Церковных Сношений знали библиотекари и за "железным зана­весом".

Кстати, вернемся к студенческим годам Николая. Заканчивал он академию в приснопамятном 1962 году. Разгар войны против Русской Православной Церкви по всей территории Советского Союза.

Что ждало впереди выпускника Духовной Академии, если глава государства хвастливо обещал показать миру "последнего попа" в 1980 году? До 80 года девять лет не дожил и сам "глава"; но какой верой следовало обладать молодому, начинающему священнику, когда по его собственному признанию, "все было порушено, когда уже, казалось, была посыпана пеплом сама Церковь, и даже мысли о Ее воскресении находились под строжайшим запретом"?

Выпускник академии ответил на террор замечательной диссертацией, посвящен­ной истории Псково-Печерского монастыря. О необходимости ее вопияла жизнь Церк­ви. Сколько сплетен и россказней распускалось официальной и неофициальной пропа­гандой по поводу, якобы, сотрудничества монастыря с немецкими оккупантами! И тра­вили ведь преимущественно не насельников монастыря военного времени, а монахов-современников – настоятеля архимандрита Алипия и целый ряд братии – тех, победно отвоевавших, отшагавших "по-пластунски пол-Европы". Ядовитыми стрелами заодно добивали вернувшихся из сталинских лагерей. Что от них всех хотела в своем гнусном кураже хрущевская оттепель? Отречения от Христа, который хранил и вывел их из ада войны и лагерей? Безбожная власть боялась одного: свидетельства веры.

На эту потоками изливаемую ложь Николай Догадин давал строго аргументированные ответы. Что затем позволило избавиться от зарвавшихся, оголтелых экскурсово­дов, отравлявших в монастыре атмосферу паломникам.

Были, были в то поносное время и наши победы!

Степень кандидата богословия достойно увенчала завершение академической уче­бы будущего архимандрита.

Всем, кому хоть однажды довелось общаться с батюшкой, известна его благодат­ная притягательность (следует понимать ее без оккультизма). К нему сама собой возни­кала симпатия, и даже нечто гораздо большее. Новгородцы помнят, как после службы в церкви св. апостола Филиппа о. Агафангел возвращался домой: если дети замечали его, даже за километр, ватага приходила в движение, и с криком "Батюшка, здравствуйте!!!" устремлялась навстречу. Приходилось удивляться: откуда у него оказывалось столько конфет, чтобы одаривать всех до единого? Сгибались почти до земли сгорбленные ста­рушки, приветствуя любимого священника. Его любили от мала до велика.

Вот и Высокопреосвященный Никодим (Ротов), в ту пору архиепископ Ярослав­ский и Ростовский, заприметил студента Николая Догадина, впоследствии возлюбил его духом и сердцем: назначил личным секретарем, рукоположил сначала во иеродиакона, потом во иеромонаха, наградил набедренником, перевел в Отдел Внешних Церковных Сношений референтом – в Отдел, которым управлял сам Владыка.

Нынче к этому иерарху сложилось в церковных кругах разное отношение. Здесь, разумеется, не место для дебатов по сему поводу, тем более что о. Агафангел о своем служении под омофором Владыки Никодима молчал даже в приватных беседах, и о данном факте биографии батюшки многие его духовные дети узнали лишь сейчас. И чтобы не было двусмысленности, скажем: наш пастырь всю жизнь отстаивал чистоту Православия, страдал за нее, с порога отметал любые попытки иезуитов сделать его униатом.

Мало кто слышал о пребывании о. Агафангела в Иерусалиме, в составе Русской Духовной Миссии. Пребывание, правда, оказалось не столь долгим: с февраля по де­кабрь 1963 года. Причины отзыва на родину прозаичны: несговорчивость с органами молодого иеромонаха, его нравственная твердость – чем и объясняется конец карьеры на поприще церковной дипломатии.

На последующие 12 лет о. Агафангел становится насельником Псково-Печерского монастыря. Он застает там легендарных старцев-духовников: схиархамандрита Пимена, архимандрита Афиногена, схиигумена Луку, схииеромонаха Симеона, схимонаха Нико­лая ... Цвет русского монашества XX века! Два раза, при батюшке, туда приезжал из Риги духоноснейший старец, протоиерей Иоанн Журавский, автор популярной теперь книги "Тайна Царствия Божия". Келья о. Агафангела была соседней с кельей о. Иоанна (Крестьянкина), почитание которого наш пастырь привил и своим чадам. Будем мо­литься, чтобы старцы обители когда-нибудь поведали нам о трудах и подвигах своего брата во Христе – вся его монастырская жизнь проходила у них на глазах. Мы же знаем мало: бывший архиерейский секретарь и церковный дипломат безропотно и даже весело исполнял любые, самые тяжелые послушания: ведрами таскал воду, косил в поле траву, ухаживал за скотиной ... И когда приезжали в монастырь гости и справлялись о тамош­нем статусе батюшки, он отвечал: "Патриарх скотного двора". Напомним: "патриарх" вырос на асфальте Москвы, а не среди раздольных полей.

Очевидными становились и духовные подвиги. За что в 1974 году иеромонах Агафангел был возведен в сан игумена. Иноки знают, достигается это не так просто.

Авторитет рос день ото дня.

В марте 1975 года последовала кончина наместника монастыря, мудрейшего аввы Алипия, наставника монахов и иконописцев, русского просветителя, знатока и собира­теля старинной живописи. Надгробное слово перед отпеванием покойного по поруче­нию всей братии произнес игумен Агафангел. Сказанное произвело впечатление: речь помнили 17 лет, и когда идеологическая цензура приказала долго жить, напечатали в популярном московском журнале "Слово" (№ 1-6, 1992 год).

Пребывание в обители кончилось однажды зачитыванием после трапезы указа Святейшего Патриарха Пимена о переводе игумена Агафангела в Ленинградско-Новгородскую епархию.

Таким образом, с 16 февраля 1976 года (день памяти св. Симеона Богоприимца и св. Анны – пророчицы) начинается Промыслительное служение его в Великом Новгоро­де.

Чудны дела Твои, Господи! Есть все-таки в числах своя мистика: 1967 год, местная бюрократия и мытьем и катаньем выдавливает из Новгорода архиепископа Сергия (Голубцова), дабы не приносил "вред общему делу борьбы за снижение влияния Церкви на население" (хорошо хоть слово Церковь удосужились написать с большой буквы, зна­чит, признавали ее влияние, коль боролись; но вот русский народ больше чем на "население" не потянул, и, начиная с 17 года – по сей "демократический" день, другого в чиновничьих глазах так и не заслужил). Заодно ликвидировалась самостоятельность самой древней на Руси (после Киевской) Новгородской епархии. Для верующих – удар сильнейший. Но в 76 году (поменялись местами цифры) Господь приводит на новго­родскую землю о. Агафангела – умелого ратоборца с безбожной властью за души чело­веческие. Здесь пастырский талант батюшки проявился просто изумительно. Мы не мо­жем по объективным причинам раскрывать "секретов" апостольского труда, впрочем, особых-то секретов и не существовало: о. Агафангел являлся сам по себе живой проповедью, начиная от походки и кончая неистощимой помощью людям. Уже будучи смер­тельно больным (шел 97 год; первая поездка на лечение), он окрестил в Риге 20 человек антихристианского вероисповедания. Люди тянулись к Доброму Вестнику всей душой. Он обладал одним невероятным качеством: ты приходил к нему совершенно разбитым жизненными обстоятельствами, сидел рядом молча (молчал и он), а уходил домой радо­стный и окрыленный. В Новгороде сегодня трудно найти человека, который бы не знал или не слышал об о. Агафангеле; в Старой Руссе, можете проверить, таких нет вообще. И если прибегнуть к географии его славы, то панорама получится широкой: от Мель­бурна на юге – до Мурманска на севере, от Владивостока на востоке – до ... Парижа? Нью-Йорка? Сан-Франциско? на западе определить следы трудно.

В сане церковного дипломата батюшка много раз бывал за границей; служа на приходе, выезжал однажды в Финляндию по приглашению и в качестве члена делегации от Новгородской области – в Швецию. Принимал много гостей из-за рубежа. С не знавшими русского языка разговаривал по-английски (английским владел свободно). Это заметно приводило в восторг школьников.

Дети заботили батюшку особо. Он и ко взрослым относился, конечно, с пастыр­ской любовью, но к детворе – исходила от него сама нежность.

При первой же возможности о. Агафангел возрождает в Старой Руссе воскрес­ную школу им. Ф. М. Достоевского, основанную еще вдовой писателя А. Г. Достоевской. Видя сколько души отдает своему детищу их наставник, духовные чада сами с огром­нейшей радостью помогали ему в трудах по школе: новгородцы ездили преподавать за 90 километров, рушане не считались с многоразличными проблемами, с потраченными временем и энергией. Вдохновляла сила пастырского примера.

Столичная пресса публиковала материалы об о. Агафангеле еще при его жизни, иногда путанные и неверные: однажды он был представлен читателям как бывший фронтовик. В боях он участвовать не мог: по окончании войны Коле исполнилось лишь восемь с половиной лет. Печатаются о нем статьи и сегодня, когда батюшки уже нет рядом с нами. Так, уважаемая в учительской среде газета "Воскресная школа" (№ 7 за 1999 год) поместила на своих страницах примечательный очерк "Проповедник Христо­ва Евангелия", посвященный нашему пастырю. Спасибо автору – доктору филологических наук Михаилу Горбаневскому, тоже духовному сыну батюшки.

Там мы читаем: "...тернистый путь прошел архимандрит Агафангел". Автор не вдается в подробности "терний". Но кто и что стоит за этими словами? Увы, многое и многие... И прежде всего – определенные люди. Мы не хотим и не станем ворошить прошлое, разжигать страсти, искать виноватых, тем более что сам батюшка считал од­ним из тягчайших грехов грех осуждения, и посему подобные разговоры прекращал од­ной фразой: "А Вы знаете, я, недостойный, ведь еще хуже". Сила его была в беспре­дельном терпении, в мужестве подставлять правую щеку, когда били по левой, – черта по нынешним временам реликтово-уникальная (и, можете не сомневаться, били, еще как били!). Мы дерзнем сказать лишь одно: убийственно противной была для всех попытка разлучить пастыря с детьми: его отстранили от дел школы...

Можно, конечно, отстранить священника, но нельзя отстранить от него детей.

Пришлось поэтому создавать новую, фактически полулегальную школу, которая явилась до последних дней батюшке утешением, а учащимся с учащими – и подавно. По выходным дням старец приносил подарки детям, служил молебен перед занятиями, ок­роплял всех святой водой, потом каждого елеопомазывал, после чего читал проповедь (помнится, настоятельно советовал осенять крестным знамением сердце, когда встанешь с постели, или когда приступят к тебе худые мысли; благословлял читать в течение дня по одной кафизме псалмов и по одной главе из Евангелия – называл это каждодневным хлебом для души). Учеников было больше 20 человек. Жалование же о. Агафангела все­гда оставалось скромным, особенно в последние годы. Легко представить, во что обхо­дились ему эти еженедельные подарки. Причем вручать их он считал своей обязанно­стью: когда болезнь окончательно уложила его в постель, с гостинцами на занятия при­сылалась келейница. Хочется верить, что дети, прошедшие школу о. Агафангела, вырас­тут истинными христианами. Пример им был явлен наилучший.

Но и взрослых мужей он умел замечательно наставлять: в каждом находил сокро­венное зерно, взращивал его до существенной перемены человека в лучшую сторону. Литераторов он выводил на христианские темы, художников поощрял писать иконы, вокалистов приглашал в церковный хор, перед историками выдвигал проблемные во­просы. Находилось у него конкретное и полезное дело для рабочего, крестьянина, вра­ча, директора завода, студента, офицера. "У Бога нет лишних людей", – говаривал ба­тюшка, – "все нужны". О. Агафангела на всех и хватало. С ним было необыкновенно хорошо и больше, чем интересно.

Его духовными детьми считают себя многие знаменитости: народные артисты, некоторые депутаты Государственной Думы, писатели-лауреаты, крупные искусствове­ды и филологи...

На глазах суетного мира происходило "обыкновенное чудо":

прозаики создавали романы в пику "делу борьбы за снижение влияния Церкви", и романы выходили в свет;

художники писали иконы без страха за свои дипломы об окончании ВУЗов (а именно изъятием дипломов власти, как правило, и запугивали) – и на сегодняшний день в храмах стоят уже целые иконостасы;

преподаватели светского вокала становились певчими, не боясь за свои рабочие места в миру – и теперь это золотой фонд епархиальных хоров;

историки защищали, скорее не диссертации, а ведущую роль Церкви в истории Русского государства;

убежденные коммунисты, после общения с батюшкой, еще в "застойные" време­на, а не под аплодисменты "перестройки" отдавали в райкомы партийные билеты с единственной формулировкой: "мы верующие";

депутаты Государственной Думы вдруг вспоминали, что живут они не на берегах

Миссисипи или Темзы, а в многострадальной России.

Вот так, укоряя протестантов, действует благодать Божия через православного священника.

Поэтому всё, к чему "прилагал руку" о. Агафангел, оказывалось жизненным, плодотворным, благословенным. А когда ему навешивали ярлык "шизофреника" (шила в мешке не утаить: увы, и такое бывало...), то в итоге "шизофрения" оборачивалась мудростью перед Господом.

Особенно трогательные отношения сложились у нашего пастыря с Патриархом Алексием II, которого батюшка не только глубоко любил сам, но и умел вызвать к нему любовь у других: о. Агафангел с удовлетворением однажды вспоминал, что, будучи уча­стником Поместного Собора 1990 года, при выборах Патриарха, в пользу своего Вла­дыки, митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, сагитировал проголосо­вать 15 человек. Но скрывал, что задолго до этого события предсказал своему Владыке первосвятительскую кафедру. Дело обстояло следующим образом. Однажды, по слу­чаю, к батюшке в руки попал старый антиминс, подписанный митрополитом Новгород­ским и Старорусским Алексием (Симанским), ставшим, как известно, впоследствии Патриархом Алексием I; кто-то из прихожан подарил и старинную гравюру с изобра­жением Николо-Вяжищского монастыря, что под Новгородом. И гравюру, и антиминс вставили в рамы под стекло. После чего о. Агафангел отправился в Ленинград. Когда с этими рамками подмышкой он оказался в кабинете своего Владыки Алексия, то у по­следнего невольно вырвалась шутка:

– Отче, Вы куда-нибудь переезжаете?!

Ценивший добрый юмор архимандрит на сей раз шутливого тона не принял, а произнес вполне серьезно:

– Это Вам, Владыка, весточка от Патриарха Алексия. Вас будут звать Алексием II, вы тоже станете Патриархом. А когда станете им, то начнете возрождать Николо-Вяжищский монастырь, вот тогда сия гравюра и пригодится: посмотрите, какой вид обитель имела раньше.

Документы на передачу Николо-Вяжищского монастыря во владение Новгород­ской епархии готовились еще при Патриархе Пимене. Открывал ставропигиаль­ный монастырь Патриарх Алексий II.

Участники Поместного Собора подходили по одному поздравлять новоизбран­ного Предстоятеля. Когда наступила очередь архимандрита Агафангела, то поздрав­ляемый произнес: "Напророчил!.." Происходило это в Лавре, у преподобного Сергия. Опять Лавра...

Обо всем этом нам поведала недавно старая келейница пастыря, о чем только она одна и знала.

Скоро Его Святейшеству довелось познать всю тяжесть первосвятительского креста, новая русская смута засмердела ядовитыми миазмами нестроений: с обвинения­ми наваливались слева и справа, извне и изнутри...

Слава Богу, корабль Церкви оказался в умелых руках.

Батюшка с болью переживал такие нападки на Предстоятеля: "У нас истинно православный Патриарх, – говорил он. – Ему надо помогать, а не терзать душу. Распус­тите толстый канат на отдельные веревочки, и его порвет всякий ребенок. Нельзя рас­калывать Церковь!".

Глубокие симпатии связывали этих духовно многоопытных и духовно близких людей. И дело тут не в регулярном обмене поздравлениями с великими церковными праздниками (а обмен продолжался до конца дней Доброго Вестника). Что-то значи­тельно большее тут было. Они и молились друг о друге, скорей не "по чину", а по от­зывчивости одного сердца на другое. Нам, грешным, не дано постигнуть высоты их взаимоотношений. Если о. Агафангел убеждал в кулуарах Собора голосовать за своего Владыку, то, значит, заглядывал далеко вперед – история не окончена, продолжение следует. Хотя уже сегодня церковный народ убежден: в своем выборе отцы Собора не ошиблись.

Потому, наверное, Господь и не попускает осуществиться расколам...

В Пасхальную ночь 1999 года Предстоятель Русской Православной Церкви Пат­риарх Алексий II на глазах у всей России вынул частицу просфоры и за приснопоминаемого архимандрита Агафангела...

Церковь есть организм единый и неделимый – тело Христово.

Январь 1988 года оказался месяцем расставания батюшки с Новгородом: митро­полит Алексий возвел его в сан архимандрита, поручив при этом благочиние Старорус­ского округа. Многим духовным детям – новгородцам тогда взгрустнулось. И в бли­жайший приезд митрополита они отправились к нему на прием с единственной прось­бой: "Верните в Новгород отца Агафангела." Владыка сочувственно улыбнулся, потом посерьезнел и произнес:

– Ждите. Вернется со славою.

Тем мы тогда и утешились.

Кому был действительно дорог о. Агафангел, те стали частенько приезжать в Старую Руссу. Так и ездили: фактически до его последних дней.

В день похорон келейница призналась: "Плохие люди возле батюшки долго не держались, Господь отводил".

Особо следует отметить взаимоотношения о. Агафангела со слепой старицей Варварой и блаженным Димитрием из д. Большой Ужин, духовником которых он яв­лялся в их последние годы жизни. Незадолго до своей кончины батюшка написал о ка­ждом из них по очерку, где попытался представить читателю портреты "современных подвижников благочестия" – людей, которые жили рядом с нами, совершая, прямо ска­жем, великие подвиги во славу Божию. К сожалению, литературное наследие о. Агафан­гела опубликовано крайне скудно, но ободрим себя тем, что оно все равно обречено быть напечатанным. Вопрос состоит только в том, кто это сделает первым.

Анализ, который применяет по отношению к старцам наш пастырь, есть проек­ция его собственного духовного устроения и опыта. Большинство слов, адресованных Варваре и Димитрию, можно и нужно по справедливости отнести к самому о. Агафангелу. И когда указанные очерки перечитываешь, с такой поправкой, они открываются и понимаются несколько иначе.

Здесь нет смысла их пересказывать – есть необходимость сообщить то, что оста­лось за рамками повествования.

Приют в Старой Руссе старица Варвара обрела исключительно стараниями ба­тюшки. И глядя на их совместную фотографию, кстати, единственную при жизни Вар­вары, не можешь отделаться от мысли, что снятая сцена символична. Богадельня позади Георгиевского храма была устроена распоряжением благочинного, т. е. о. Агафангела.

Вряд ли найдется кто-нибудь из обвинителей, упрекающих его в словоохотливо­сти, но вот беседовать со старцами батюшке явно нравилось. И такая беседа происхо­дила временами совершенно без слов: им достаточно было ощущать присутствие друг друга.

Этим, надо полагать, и объяснимо пожелание о. Агафангела лежать в сырой земле после кончины рядом со старицей Варварой. Но Бог судил иначе...

Теперь могила Доброго Вестника находится в двух десятках метров от алтаря Спасо-Преображенского Собора, в стенах которого, под спудом (значит под землей), покоятся мощи другого монаха – преподобного Варлаама Хутынского.

Примечательно умаление о. Агафангелом своей роли в строительстве часовни "Живоносный источник" у села Буреги, когда он пишет о блаженном Димитрии. От­нюдь не принижая значения молитв Митеньки (как ласково звали блаженного в народе), скажем: душой и главным руководителем работ был все-таки наш батюшка. Многие помнят поруганность и заброшенность святого места: среди бурьяна и кустов ракиты из-под обычного валуна бил целебный ключ воды, прежнюю часовню над которым раз­громили в пылу "борьбы за снижение влияния Церкви". Заодно изничтожили и всякое благоустройство вокруг источника. Но вода, по известной поговорке, камень точит. Так, в прямом смысле, случилось и здесь: запертый ключ продавил себе путь на поверх­ность земли, чем и победил богохульных "борцов". Люди продолжали ходить за живи­тельной влагой. Став благочинным, батюшка решил вернуть святому месту надлежа­щий вид. И вот, без малого уже 10 лет, кто там бывает, тот видит итог его стараний.

Народ труды ценит: источник неофициально получил второе название – Агафангеловский. А неофициальные названия у нас всегда приживаются лучше: вспомним хотя бы храм Покрова Пресвятой Богородицы, что на Красной площади в Москве, прозван­ный собором Василия Блаженного.

У сей истории есть эпилог. Как утверждают свидетели, после ухода от нас ба­тюшки, источник на время помутнел: в набранной воде стал выпадать белесый осадок. Что это было? Указание на то, КОГО мы потеряли? Пример мистической связи приро­ды и человека? Бог весть ...

Но теперь вода снова кристально чиста и целебна.

Нельзя умолчать о молитвенном общении архимандрита Агафангела с протоие­реем Николаем Гурьяновым, который подвизается на острове Залита, что на Псковском озере, а также с блаженной матушкой Марией из новгородской деревни Хотол, ото­шедшей ко Господу на полтора месяца раньше о. Агафангела (их могилы находятся ря­дом). О смерти последней батюшка прозорливо оповестил тогда, когда еще никто об этом не знал.

Кстати, о прозорливости. Отец Агафангел считал, что ею не обладал, но мы зна­ем обратное уже из случая с Патриархом, да и еще по свидетельствам десятков людей – дар такой был ему отпущен.

Приведем здесь всего несколько историй.

Рассказывает духовная дочь о. Агафангела р. Б. Ирина:

"Батюшка мне говорит: "Возьми у нас котенка". А я отказалась. "Не могу, ба­тюшка, – отвечаю. – Мама после паралича с трудом по дому ходит, вдруг об котенка споткнется и упадет". Ничего мне батюшка не ответил, только головой покачал.

А через полгода вспомнился этот разговор. Стали в нашем доме трубы менять, отверстия до самого подвала пробили, и перешли оттуда ко мне мыши. Такой урон причинили!.. Я не выдержала и поехала в Старую Руссу. Каюсь, что послушание не вы­полнила, прошу: "Дайте мне, батюшка, котенка". А батюшка в ответ: "Да где же я те­перь тебе его возьму. Ну да ладно. Вот тебе послушание. Обойди вокруг Георгиевской церкви семь раз. Читай молитвы, какие знаешь". Я отправилась. Шесть раз храм обош­ла, а на седьмой слышу с могилки, что за алтарем церкви (там мама батюшки похоро­нена была): "Мяу, мяу". Подхожу, а на могиле крохотный котенок сидит. Схватила я его – и к батюшке. Благословил он того котенка, и по сей день пушистик со мной – кра­сивая кошка выросла. А мыши с того времени пропали".

Как видим, мать пастыря помогала ему и после своей кончины.

По признанию Ирины, она начала делать записи о батюшке на девятый день по­миновения. Когда же отмечались сороковины, слышали мы другой рассказ, поведанный священником N. (имя его не упоминаем по понятным причинам):

"Строили мы тогда в нашей деревне церковь. Случилось мне по делам съездить в Старую Руссу".

Прокомментируем здесь Его преподобие. Как позже пояснят близкие о. Агафангела, "дела" заключались в том, что N. регулярно им возил за многие кило­метры сельскохозяйственные продукты, деньги за которые всегда отказывался брать наотрез; продолжает снабжать келейниц и сейчас.

Но вернем ему слово.

"Я был обычным крестьянином, а этикет нынче у наших крестьян самый про­стой: что на уме, то и на языке. Отец Агафангел поинтересовался ходом строительных работ. Я говорю: "Скоро заканчиваем". Тогда батюшка произнес невероятное: "Готовься, брат N.. к рукоположению, будешь священником". Для меня, деревенщины, настолько эти слова оказались неожиданны, что я потерял над собою контроль, – возь­ми и ляпни: "Отче! В своем ли ты уме?" Да еще и крутанул пальцем у виска. Отец Ага­фангел мой дерзкий поступок воспринял, как и подобает монаху: ничего вроде бы и не заметил. На том и расстались. Вскоре Владыка Лев, отметая все мои возражения, руко­положил во диаконы и тут же во иереи."

Здесь мы недоверчивого читателя должны разочаровать: протекции со стороны пастыря не было, да и не могло быть, просим нам верить. О причинах сообщить не име­ем права по каноническим обстоятельствам.

Отец N. продолжает:

"Через неделю батюшка приехал меня поздравлять. Я не знаю, куда глаза деть, стыд пробирает. Отец Агафангел заметил, что я зарделся, словно девица на выданье, улыбнулся, да и говорит моей матушке: "А еще пальцем крутил у виска, не поверил сло­вам архимандрита". Затем, подошел, обнял меня, грешного, и расцеловал".

Сегодня отец N. один из самых благодатнейших священников Новгородской епархии. Теперь и к нему за духовной поддержкой едут православные со всех концов Русской земли; теперь и он день ото дня становится живой легендой; впрочем, о живых у нас не принято говорить высокими эпитетами. Переходим к другому рассказу:

"Помню, в конце 1994 года пришла я из магазина с большим количеством фрук­тов, необходимых для поминального стола по умершей дочери. Неимоверная тяжесть на сердце, уныние, даже отчаяние с новой силой захлестнули душу: как в день похорон. Вдруг – телефонный звонок, длинный, беспрестанный. Раньше так звонил междугородний. Слышу голос батюшки, а понять не могу, о чем он меня спрашивает. Постепенно дошел смысл вопроса: "Что случилось? Почему Вы так горько плачете?" Говорю: "При жизни не могла лишнее яблоко дочери купить, а теперь за помин ее души чужих детей угощать буду". В ответ раздалось: "Не вешайте трубку". Слышу – батюшка где-то ря­дом начал молиться. Помолился, а потом опять подошел к телефону, стал говорить очень добрые слова. И всю тяжесть с сердца, будто ветром, унесло.

До сих пор удивляюсь способности о. Агафангела чувствовать людей на расстоя­нии: каким образом он узнал, что мне тогда было так плохо? – а ведь распознал как-то, взял и позвонил.

Духовные дети батюшки часто теперь встречаются у его могилы. Я выражу об­щее мнение: мы прожили со своим духовником лучшие годы. Это великое счастье, ми­лость Божия иметь наставником такого священника, каким был о. Агафангел.

И, наконец, последняя история, мистика которой открылась уже после кончины пастыря.

Осенью 98 года двое молодых супругов пришли проведать тяжело больного ба­тюшку. Беременность молодой женщины была заметна. Отец Агафангел обоих благо­словил, а будущей матери предрек: "Родишь сына. Назови его Никитой". Нет сомнения в том, что благословлял назвать мальчика в честь новгородского святителя Никиты, которого почитал сугубо – 12 лет прослужил у мощей святого. Как нет сомнений и в том, что о. Агафангел находился в особой молитвенной связи с этим великим святите­лем, день памяти которого в 1999 году приходился на родительскую субботу, 13-е фев­раля (по новому стилю); посему Владыка Лев своим указом заблаговременно перенес празднования памяти святителя Никиты на четверг, 11 февраля. У молодой четы дей­ствительно родился мальчик. Родился 11 февраля – в день похорон архимандрита Агафангела...

Сотни людей свидетельствуют: сила его молитв была необыкновенна. Он мог вымолить у Бога жизнь юноши, попавшего в автомобильную катастрофу (врачи разво­дили потом руками: "Не понимаем, как выжил, в таких случаях обычно умирают"), мог отмолить наводнение, подступавшее к его собственному дому (через несколько ча­сов вода возвращалась в безопасное русло), он мог очень и очень много, ибо был высо­чайший молитвенный труженик, а значит – "собеседник Бога", как сам сказал о Варва­ре.

Люди засиживались у него, случалось, до полуночи, не зная, что их батюшке по­том предстоит два часа вычитывать молитвенное правило (у монахов оно много боль­ше, чем у мирян), что завтра у него ранняя служба, а потом требы... Но никто не слы­шал от него жалоб. Это был настоящий Пастырь, до последнего дня, не побоимся вы­соких слов, героически отдававший себя Богу и людям: по болезни похудев на 40 (!!!) килограммов, он почти не стоял на ногах, но когда приходил к нему человек, вста­вал, благословлял и помазывал святым елеем от Гроба Господня.

От такой сцены слезы выступали даже у крепких мужчин.

Да, в последнее время доступ к о. Агафангелу келейницы резко сократили. Мно­гие обижались. Но могли ли ближние поступить иначе? Ведь в день случалось до сотни посетителей! И каждый считал свое дело к священнику наиважнейшим, не требующим отлагательств. Вдумайтесь: от такой нагрузки заноет отдохнувший на Канарах клерк, а каково же умирающему от рака человеку! И если кто действительно любил о. Агафан­гела, – поймет и его близких. Они ни в чем перед нами не виноваты. Напротив, мы должны, обязаны за них благодарно молиться, ибо их дочерняя преданность дороже всякого золота.

Последние две недели своей жизни Добрый Вестник провел в Риге. Монаху по­добает не лечиться, а только подлечиваться", – цитировал он преподобного Амвросия Оптинского. В Латвию его увезли духовные дети, с уговорами "немного подлечить". Главное же – эту поездку благословляли старцы Псково-Печерского монастыря и о. Ни­колай Гурьянов. Есть все основания считать, что дата кончины о. Агафангелу была Господом открыта: когда выходил из состояния прострации, первым делом он спраши­вал: "Сколько времени? Который сегодня день?" Посему смеем предположить, в Ригу батюшка отправлялся умирать – перейти в мир иной с соблюдением православного мо­нашеского обряда (для того старцы и благословляли): тамошние монахи, ученики пас­тыря, его соборовали, каждый день причащали Святыми Дарами, вычитывали кано­ны...

8 февраля 1999 года, в понедельник, когда Церковь чтит "безплотные силы", т. е. ангелов, на третий день после своих именин он тихо и отошел...

Что-то символическо-мистическое видится в последней рижской поездке: встреча молодого иеромонаха Псково-Печерского монастыря со старцем-рижанином о. Иоан­ном Журавским закончилась прощанием старца архимандрита Агафангела с рижской паствой.

Sic et simpliciter!

Так и только так!

Его почти невесомое тело Старая Русса встретила 10 февраля. Когда в мона­стыре отходили ко Господу старые схимонахи, батюшка удивлялся легкости их тел: "Несем гроб, а в нем словно одна одежда, хотя при жизни были весьма рослыми мужчи­нами". Творец и в его теле упразднил земную тяжесть, детскими стали сильные, крепкие руки бывшего моряка, державшие теперь Крест и Евангелие. Всю ночь над гробом в Георгиевском храме священство и миряне читали псалмы, Евангелие, молитвы...

Живым здесь последний раз архимандрит Агафангел служил до полного изнемо­жения: давать крест прихожанам после отпуста уже не хватило сил...

Наутро Старая Русса хлынула прощаться с любимым пастырем. Вскоре подоспе­ли автобусы из Новгорода – это духовным чадам в последний раз захотелось подольше побыть рядом со своим батюшкой.

Что с того, что день будний! – бросали работу, забывали о проблемах, болезнях, неурядицах, о трескучем морозе ...

И всё шли, шли, шли ...

Происходило еще одно чудо, связанное с личностью Доброго Вестника: неболь­шой храм XIV века вместил в себя город, 90 новгородцев, приезжих отовсюду.

После панихиды курсом на Варлаамо-Хутынский монастырь тронулась траурная процессия, растянувшись на километр.

Сбылось Алексиево обещание: архимандрит Агафангел возвращался в Великий Новгород.

В торжественных облачениях встречал его Владыка Лев с сонмом священников. Здесь и почитаемые старцы, и молодые иереи, и уже послужившие; некоторые из них ученики пастыря – это их он рекомендовал в семинарию и выучил на свои средства. Полнится монастырь новгородским людом. Пришли даже те, кто был лишь наслышан о покойном. К ним присоединяется старорусская паства, повалившая из целого каравана автобусов.

Седая обитель давно не видела столько народа, столько разом плачущих людей, кровными узами не связанных.

И теперь Преображенский собор раздвигал стены, чтобы вместить в себя сразу два города, не считая приезжих из далеких, иных земель...

Море людей...

Морозная, сводящая зубы стынь постепенно отступает перед их дыханием.

Вспыхивает море свечей. Начинается чин отпевания.

И в проповедях, и в частных беседах батюшка любил повторять: «Понятие "человек" определяется двумя словами: "чело" и "век", таким образом, человек – это "челом смотрящий в век (т. е. в вечность)"».

Он всю сознательную жизнь метафизически "смотрел лицом" в вечность.

Отныне он уже не смотрел – он пребывал в ней.

Посреди храма лежал победитель, над которым зазвучали речи, понятные посвя­щенным (...)

Его хоронили на четвертый день; четвертый день от Риги до Новгорода с ним прощался церковный люд, поэтому он лежал не в холодном морге, а в натопленных храмах; но никто не мог расслышать за четверо суток дурного запаха, наоборот, неко­торые обоняли аромат мирра.

Это была полная победа, последний триумф архимандрита Агафангела. Физиче­ской смерти победить он не мог – он победил жизнь.

Все сбылось: его монашеское имя переводится с греческого как "добрый вестник (ангел)", а мирское – как "победитель народа".

Все свершилось: он до последнего дыхания с любовью и смирением проповедовал благую, добрую Весть.

Тем и победил.

Мы не сомневаемся, что о. Агафангел служит теперь, молится за нас непосредст­венно у Престола Божия: многие уже получали духовную помощь, добрую весть оттуда. Так оно и есть.

И пусть сие звучит житийно-канонично, – что делать, если так оно и есть.

Но до тех пор, пока мы здесь, нам всячески будет не хватать нашего пастыря, и его место навсегда опустело.

Сама природа, окружавшая о. Агафангела как-то осиротела, насупилась... Коты, вечно мурлыкавшие от удовольствия в его доме, безжизненно валяются теперь там и сям, всячески выказывая свою тоску по хозяину. И это при прежнем рационе и при большем /внимании к ним келейниц. Утки, с криками бороздившие прежде ряску реки Малашки и получавшие из рук батюшки в один прим три буханки хлеба, нынче нахох­лились, и с каким-то равнодушным видом, почти без сопротивления отдают себя в жертву голодным, хулиганистым пацанам.

Невосполнимо пусто стало без о. Агафангела.

Да, некоторые, безусловно, найдут себе новых духовников, тоже замечательных, добрых, умных священников – слава Богу: Создатель таких еще посылает нам окаян­ным, во спасение, – однако это будут уже другие места и другие истории.

Закончим наш рассказ словами самого о. Агафангела, произнесенными им над гробом архимандрита Алипия, переадресуя их лишь обратно – сказавшему:

«Помолимся все вместе – с верой, надеждой и любовью, которыми жил наш авва: "Пощади яко Бог человеколюбив и милостив Твое создание, и упокой в селениях святых Твоих, идеже мученицы все веселятся, верою преставленного от временных, Многомилостиве." Аминь.»

Духовные чада о. Агафангела

Ноябрь, 1999 год.

"...ЧЕРЕЗ ГОРНИЛО СОМНЕНИЙ"

Из бесед с архимандритом Агафангелом

Исчезновение богоборческого режима в России и полный крах коммунистической идеологии привели к началу духовного раскрепощения русского человека, к попытке многих из нас вернуться к ценностям вечным, от которых мы долгие годы были отторгнуты. Засветились на Руси Великой купола сотен восстановленных церквей, десятки тысяч людей разных возрастов – от стара до млада – приняли Таинство Святого Крещения, открылись воскресные школы, стало свободно продаваться христианская литература, понемногу начала налаживаться и возрождаться приходская жизнь...

И в то же время у православного христианина, все чаще сталкивающегося в жизни современного Отечества с примерами примирительного отношения властей к разнообразному и разноплеменному сектантству, с примерами сребролюбия и недостойного поведения клириков и иерархов Московской Патриархии, с примитивной катехизацией, все более и более напоминающей ликбез по основам марксизма или с явно театральным участием высших государственных чинов (включая президента-атеиста, пусть и крещенного в детстве) в пасхальных и рождественских богослужениях, – у такого простого православного христианина возникает понемногу все больше вопросов, раздумий, сомнений.

К кому же, как не к своему духовному наставнику, ты должен прийти и, смиря гордыню, выслушать его беседу, принять наставления?

На конец ноября 1994 года планировался Архиерейский Собор РПЦ, который должен был немало потрудиться для оздоровления церковной жизни. За три недели до Собора, на Дмитриевскую родительскую субботу, состоялась моя последняя в том году беседа с мудрым русским пастырем, бывшим благочинным Старорусского округа Новгородской епархии, кандидатом богословия архимандритом Агафангелом. Несколько отрывков из сделанных мною записей предлагаются вашему вниманию.

– Брат Михаил, лишь недавно отечественному читателю стали доступны труды (но – в очень малой мере) крупных русских философов, из-за большевистских гонений покинувших пределы отечества. Вот почти еще не известен философ и истинно православный христианин Сергей Александрович Левицкий. А ведь его суждения о вере Достоевского, не раз испытывавшего искушения и сомнения, глубоки и высокомудры. Левицкий писал о том, что христианство Достоевского чуждо прекраснодушия: вера великого писателя – не слепая вера, а, как он сам писал, "прошедшая через горнило сомнений"... Христианство Достоевского, по Левицкому – читайте его чаще! – чуждо отвлеченного морализма, которого не был чужд Толстой. Между прочим, передают, что, когда графиня Толстая читала Достоевскому "Мою исповедь", то Федор Михайлович буквально бегал по комнате и восклицал: "Не то, не то!!" Ведь недаром и сам Достоевский говорил: "Не мораль, не учение Христово спасут мир, а только вера в то, что Слово плоть бысть". Не скрою, согласен я с Сергеем Левицким и в том, что христианство Достоевского, прежде всего, мистично и реалистично, как всякое подлинное христианство. Христианство Достоевского действительно есть Иоанново, профетическое христианство, исполненное горения, достойного первых христиан. По антропологии Достоевского человек, хотя и первородно греховен, но не придавлен грехом. Сквозь его падшее и бунтующее естество всегда сквозит образ Божий в человеке.

– Батюшка, какие проблемы церковной жизни кажутся Вам наиболее существенными, требуют безотлагательного решения?

– В мире, на нашей планете, как известно, существуют тысячи и тысячи разнообразных сект. Если не ошибаюсь, то – к великому прискорбию! – уже более двух сотен таких сект (включая и так называемых "демонистов") с разной степенью легальности действуют на территории современной России. В этом я вижу и огромную опасность для всего нашего Отечества, и собственно для жизни и деятельности любого – самого малого православного прихода – от края Новгородского до острова Сахалин. Россия всегда была, есть и будет страной православной, граждане которой, впрочем, должны всегда помнить о веротерпимости по отношению к тем своим согражданам, кои исповедуют ислам, иудаизм или, скажем, буддизм. О любви деятельной ко всем ближним – к инородцам и к иноверцам – Господь сказал в притче о милосердном самарянине (Лк. 10, 30-37), увещая нас быть сынами Отца Небесного, который повелевает солнцу сиять над добрыми и злыми, праведными и неправедными (Мф. 5, 45-48). Сектанты же, всяческие самодеятельные проповедники, экстрасенсы, протестантские проповедники, заполонившие российские телеэкраны в утренние часы по субботам и воскресеньям, – несомненное зло и искушение, для людей ищущих Бога и не всегда находящих (в том числе и по нашей, клира и иерархов Московской Патриархии, вине) путь в Церковь – Тело Христово. Запад – не исчадие ада, нет. Когда царь Петр I "прорубил окно в Европу", то был за сие награжден похвалой патриарха Иова. Однако патриарх позже молвил: "...Как бы через окно это ни пришло к нам нечестие". И мы знаем, какими действительно стали последствия: Петр возомнил себя Цезарем и затем вообще упразднил патриаршество... Не станет ли юридическая вседозволенность деятельности сектантов и экстрасенсов началом того разложения, о котором нас предупреждал и преподобный Нектарий? Скорблю об этом и волнуюсь.

Есть и еще одна проблема церковной жизни, о которой всем нам следует помнить. Боль, которой я хотел бы поделиться с моими братьями и сестрами по вере, состоит в следующем: христианство, православие воспринимается еще миллионами наших сородичей-россиян как часть той традиции, которая была разрушена большевиками и представляет собой лишь некую ценность как орудие политики. Именно поэтому мы видим государственных деятелей с разномастной бюрократической челядью на Рождество и на Пасху в храме с зажженными свечами, а высших иерархов – на всевозможных "форумах" среди лидеров политических движений и партий. Нередки факты и того, что вновь открытые храмы – пусты, что в них не хватает священников, дьяконов, регентов, псаломщиков, а в монастырях – насельников. Соглашаясь с метафорой современного молодого историка, могу сказать: представим, что иудеи, находившиеся в Вавилонском плену, вместо покаяния постоянно бы обвиняли своих поработителей, стремясь сбросить иго рабства. Вряд ли они смогли бы вернуться в Землю Обетованную и заново отстроить Храм. Призыв к покаянию у нашей паствы, у тех, кто мог бы стать членом Церкви, да и у наших правителей истинного-то отклика так и не нашел. Бесы, вошедшие в сердце Руси, доныне не изгнаны. Но решать наши церковные проблемы нужно не келейно, не административно, когда слезная мольба сельской двадцатки прислать в храм непьющего и знающего службу батюшку, может месяцами пылиться под сукном иного архиерейского делопроизводителя, мнящего себя "истинным ревнителем православия на Руси". Для грядущего оздоровления церковной жизни очень важен предстоящий Собор Православной Церкви. Надеюсь, что на него будут избраны лучшие представители православной России и что они смогут потрудиться на нем действенно, свободно и демократично – так же, как это было в 1990 году, когда впервые за семьдесят лет проводились свободные выборы Патриарха. Я с благоговением вспоминаю это.

– Русский писатель XIX века Николай Лесков говорил, что русский народ был крещен, но не был просвещен. Разделяете ли Вы, отец Агафангел, эту точку зрения, и что это могло было бы означать в наших современных условиях?

– И в те уже удаленные от нас времена имели место такие случаи: идет в храм некий аристократ с тросточкой и спрашивает: "Где здесь причастие раздают?" Представляете себе степень его "просвещенности"?! Что такому человеку было необходимо – справка от священника, что он причастился, то есть документ, необходимый для дел сугубо светских и от веры далеких. Ведь даже некий выпускник Казанского университета, будущий тиран России, обязан был принести в ректорат такую справку, иначе бы ему диплом просто не выдали бы. Как вы понимаете, я говорю об Ульянове-Ленине (кстати, приняв тогда Святые Дары, он, выйдя на паперть, поступил с ними кощунственно... Антихрист!) Но если все же ваш вопрос обратить к нашей противоречивой и больной современности, осмелюсь искренне высказать следующее суждение: непреложно знать основные положения веры, которую ты исповедуешь. А на деле что часто происходит? Люди, называющие себя православными, часто хвалятся высотами, глубинами, широтами своих познаний, мудрости или веры. Они знают все: особенности той или другой религиозной или философской системы культуры или школы; они тонко разбираются в различных юрисдикциях, линиях, ветвях или преимуществах многочисленных религиозных или совсем нерелигиозных организаций. Их очень занимают какие-нибудь загогульки в каких-нибудь гностических учениях, ересях или расколах. Они претендуют на знание многочисленных ритуалов служб, стилей храмов, церковных напевов или икон. Словом, они знают как бы все – вплоть до числа и качества крылышек ангелов, серафимов и херувимов. Однако, зная все это, скромно говоря, чрезвычайно поверхностно, они в главном, в основном, в самом важном, просто неграмотны. К сожалению, слишком много людей в России и за ее пределами, называющие себя православными, очень и очень часто ни Библии в целом, ни Нового Завета, ни Катехизиса, ни даже своего служебника и требника не знают так, как надо знать эти основные книги каждому православному, просвещенному верующему.

И еще об одном хочу сказать, поскольку Старая Русса – город Достоевского, где он жил и творил, молился пред Светлым Ее Образом – чудотворной иконой Старорусской Божией Матери. Лишь недавно отечественному читателю стали доступны труды (но – в очень малой мере) крупных русских философов, из-за большевистских гонений покинувших пределы отечества. Вот почти еще не известен философ и истинно православный христианин Сергей Александрович Левицкий. А ведь его суждения о вере Достоевского, не раз испытывавшего искушения и сомнения, глубоки и высокомудры. Левицкий писал о том, что христианство Достоевского чуждо прекраснодушия: вера великого писателя – не слепая вера, а, как он сам писал, "прошедшая через горнило сомнений"... Христианство Достоевского, по Левицкому – читайте его чаще! – чуждо отвлеченного морализма, которого не был чужд Толстой. Между прочим, передают, что, когда графиня Толстая читала Достоевскому "Мою исповедь", то Федор Михайлович буквально бегал по комнате и восклицал: "Не то, не то!!" Ведь недаром и сам Достоевский говорил: "Не мораль, не учение Христово спасут мир, а только вера в то, что Слово плоть бысть". Не скрою, согласен я с Сергеем Левицким и в том, что христианство Достоевского, прежде всего, мистично и реалистично, как всякое подлинное христианство. Христианство Достоевского действительно есть Иоанново, профетическое христианство, исполненное горения, достойного первых христиан. По антропологии Достоевского человек, хотя и первородно греховен, но не придавлен грехом. Сквозь его падшее и бунтующее естество всегда сквозит образ Божий в человеке.

– Существуют мнения о том, что некоторые фрагменты православного богословия деактуализировались, что исходя из нашей занятости и наших немощей следовало бы сделать службу более компактной – например, сократить всенощную. Что Вы можете об этом сказать своим чадам, а также читателям записи этой беседы?

– Напомню Вам, брат Михаил, что преподобный Нил Афонский говорил еще в XVI веке, что дьявол создаст такой ящик, у которого будут рожки, а у этого ящика будем мы проводить часы, и нам не нужна будет молитва, своеволие появится и прочее. Иначе говоря, он предвидел, что будет даден человеку телевизор, антенны в каждом доме и на каждом доме. Сегодня мы уже – перед этим ящиком. Сколько дает он пользы – все мы знаем, есть замечательные передачи – таков XX век... Однако он являет собой в целом языческий культ человека, особенно развращающе действующий на детей. И на сегодняшний день – это большая проблема. А вот прийти в церковь, очиститься от всего этого, получить духовный заряд, сияние Фаворского света – это сравнимо с тем, как в древности говорили: "Христианина узнают по походке...". Если же сегодня мы будем, например, сокращать всенощную службу, то мы и потеряем как бы эту христианскую походку, и потом, может быть, постепенно приобретем и демонический нрав... Боюсь, что сокращение службы приведет и к нежеланию изучать наследие Святых Отцов Церкви. Нет ли здесь опасности протестантизма, которому достаточно прочитать Евангелие, а затем только его толковать? Сокращение службы низведет нас до каких-то псевдохристианских "посиделок", которые у нас, например, в Старой Руссе, к сожалению, практикуются некоторыми околоцерковными "активистами" в Доме-музее Достоевского, под видом "религиозно-духовного общения". И это в доме человека, который был истинно церковным русским. К сокращению службы могут призывать, к сожалению, и полуинтеллигентные неофиты, не воцерковленные и живущие все-таки памятью о своем атеистическо-большевистском прошлом, об участии во всяческих городских идеологических комиссиях (языческие "камлания" на которых наводили на людей стойкую скуку и уныние). К несчастью, поборники идей сокращения православного богослужения ныне встречаются даже среди русских писателей, художников, музейных деятелей, чье духовное зрение от природы даровано Богом вроде бы более острое и чистое. Но и они впадают в искушение. Воистину: чувственные восприятия затемняют человеку созерцание духа. Напомню всем чадам отрывок из исповеди св. Василия Великого: "...Как часто и почти всегда входил я в храм Божий скверный и нечистый, без страха и трепета стоял там и молился рассеянно, легкомысленно, неприлично, невежественно и беспечно, и выходил оттуда с таким же духом и расположением. В домашней молитве также был всегда холоден, нерадив и молился весьма мало, лениво, без внимания, усердия и благоговения и вообще не выполнял установленных правил молитв. ...О, сколь тяжкому наказанию повинен я буду!"

– Сейчас весьма широко (и почему-то особенно широко – в весьма светской и едва ли не в "желтой" прессе) ведутся дискуссии о допустимости перевода служб на русский язык. Батюшка, как по Вашему богомудрому мнению, допустима ли простая русификация текста?

– Велик подвиг солунских братьев – просветителей IX века святых Кирилла (Константина) и Мефодия, создателей славянской письменности. Потомки их современников, дети южных и восточных славян – и люди верующие, и еще не пришедшие в Церковь, – все мы с глубоким признанием склоняем голову перед памятью отцов славянской азбуки. Особые чувства мы должны испытывать в День славянской письменности – 24 мая, который издавна установлен Православной Церковью как день памяти святых Кирилла и Мефодия. И не зря у наших братьев по вере в Болгарии день этот превращен в национальный праздник образования и культуры; напомню, что одна из высших государственных наград этой страны носит имя выдающихся славянских просветителей – это орден "Кирилл и Мефодий"... Дерзну высказать свое мнение и прошение к Собору – обратиться к Президенту России и правительству с просьбой и в нашем Отечестве наконец торжественно соединить духовную радость православных с сердечной радостью "всей России и придать дню 24 мая статус официального праздника, нерабочего дня, когда все мы должны быть в храмах, в воскресных школах и в катехизических собраниях, когда вся Россия должна наиторжественно вспомнить великое чудо, дарованное славянам Богом, как благодать Небес...

И конечно, раздвоенности нашей в вопросе о церковнославянском языке как литургическом быть не может – традиции, о которых так много писали Святые Отцы, должна быть сохранена в неприкосновенности. Принципиально важно другое – истинно полное, высокопрофессиональное и эффективное (и, упаси Бог, – не начетническое, в стиле худших советских лингвистических методик) преподавание и изучение церковнославянского языка всеми россиянами с детства – и в воскресных школах, и на катехизических курсах, и в общеобразовательных школах, лицеях и гимназиях. Эти кладези древнерусской лексики и грамматики, эта сопричастность языкам древним, в частности – греческому, коя есть в церковнославянском, значительно повысят образованность и культуру всех будущих граждан, коим предстоит возрождать Россию, увеличит их любовь и уважение и к живому русскому языку, ныне донельзя обедняемому и оскверняемому. Хотел бы сказать и еще об одном – нужно в воскресных школах обязательно использовать нормальный методический прием – разбирать параллельные тексты, скажем, всенощной или литургии, или молитв разнообразных – и на русском и на церковнославянском языке, разбирать лингвистически, кропотливо и деликатно. Ведь человеку, приходящему в Большой театр слушать великую оперу Чайковского, дают в помощь либретто этой оперы, помогающее вникнуть во все величие и музыки, и слова...

Мне вспоминаются и интереснейшие дискуссии, которые проходили на Международной церковно-исторической конференции в июле 1986 года в связи с празднованием 1000-летия Крещения Руси. Вот еще тогда, до сегодняшних "газетных" споров один из участников конференции, протоиерей Лев Лебедев, высказался очень точно, подчеркнув, что церковнославянский язык как продолжение традиции Церкви в области языка в своих словесных выражениях заключает такую духовно-мистическую глубину, которая теряется при переводе Священного писания на объеденный язык, его внутренняя мистическая глубина при этом совершенно исчезает. Агнца Божьего назвать ли "ягненком Бога"?! Церковнославянский язык это – действительно особое Божие вдохновение святым равноапостольным Кириллу и Мефодию, которые создали его исключительно для богослужебного употребления. Абсолютно прав был тогда отец Лев Лебедев, образно разъяснив оппонентам, что это подобно тому, как мы, священнослужители, надеваем церковные облачения, входя в храм – мы ведем богослужение на церковнославянском языке, а выходя из храма, говорим на своем обыденном, то есть на современном русском языке. Что же касается проповеди, то она должна произноситься священником только на русском языке, живо, доступно, образно и понятно. Считаю, что и в семинариях, и в академии у нас еще недостаточно хорошо и эффективно ведутся занятия по риторике и культуре русской речи. А ведь эти занятия должны включать в себя даже и то, чем занимался Демосфен – большой работой над дикцией священнослужителя. Разве пристойно произносить проповедь с амвона в виде косноязычного бормотания, проглатывая гласные звуки или же, наоборот, – вводя народ русский в смущение ярким западно-украинским акцентом священнослужителя? Всякому иерею – и молодому, и опытному – такие просчеты следует устранять – побеждать самого себя. Победивший же себя, как известно, совершает победу более славную, чем знаменитые полководцы, покорившие целые царства.

– Скажите, пожалуйста, отец Агафангел, считаете ли Вы возможным участие мирян в проповеди Евангелия – сейчас также немало спорят об "апостолате мирян"?

– Я считаю, что это – тот вопрос, который должен решать богомудрый Святейший Патриарх и Синод. В каждой епархии может быть человек – в сане, разумеется, который был бы миссионером этого края. Там, где, в селах нет храма и священника по благословению епископа, ангела Церкви, такой миссионер, получив от епископа антиминс, мог бы проезжать от деревни к деревне, совершая, например, на Пасху, богослужения – ведь часто храма и батюшки православным еще не найти и за пятьдесят километров. А такого миссионера в сане сопровождал бы опытный и образованный мирянин, который после его отъезда оставался бы в деревне на два-три дня, дарил бы верующим библиотечку православной литературы от имени епархии, что-то бы помогал прочитать, понять, да и с детьми бы беседовал. Мне труднее судить в этом смысле о жизни больших городов – я сам монах Псково-Печерского монастыря и служу в небольшом городке Новгородской области. Ведь действительно, слова Господа Бога, сказанные в конце одного из Евангелий – "Идите и научите все народы" – обращены ко всем христианам. И миссионерская деятельность, разумно организованная в отдаленных участках всех наших необъятных православных епархий, с участием активных и образованных мирян, представляется мне важной. Она в какой-то мере противодействовала бы и "пропагандистской" деятельности новоявленных российских протестантов, на заокеанские деньги арендующих по воскресным дням целые кинотеатры, сельские клубы или дома культуры и порой достаточно действенно устраивающие там свои, как сказал бы в прежние времена советский чиновник, "мероприятия". Но так оно и есть: в протестантских сходках – ересь, грех на самом деле – умерщвление духа Слова Божия...

- Есть и еще один многих волнующий вопрос, отец Агафангел – возможен ли приемлемый вариант экуменизма? Как Вы его себе представляете?

– Экуменизм – сложнейшая тема. Здесь мы сталкиваемся с большой опасностью. Не так давно, в брежневско-андроповские времена насаждавшийся и даже диктовавшийся порой Патриархии "позыв" к участию в так называемом экуменическом движении был достаточно объясним. С одной стороны, участие представителей Русской Православной Церкви в различного рода "миротворческо-экуменических мероприятиях" должно было убеждать Запад (хоть в такой-то мере), что свобода совести в СССР существует и что иерархи вольны в своих поездках на Запад и т. д. Одновременно – это не секрет – в составе таких "делегаций" всегда было достаточно много сотрудников советских спецслужб, использовавших "экуменические контакты" сугубо для своей профессиональной деятельности – как по линии разведки, так и контрразведки. Но можно, как ни странно, вспомнить и о временах чуть более ранних: на Московском Соборе в 1948 году Московская Патриархия определяла "экуменическое движение как новую попытку построения Вавилонской башни, как признак очередного заблуждения человечества,.. основанного на пороке гордости. Задачу внутреннего органического объединения на догматической основе оно заменило внешним механическим объединением..." Кстати, в тот период наши тогдашние иерархи отзывались об экуменизме настолько жестко, что некоторым из нынешних членов Церкви это покажется неправдой. Но дело обстояло именно так: пойти навстречу экуменическому движению для Русской Православной Церкви тогда (напомню – это был жуткий послевоенный 1948 год – начало новых сталинских репрессий, особенно в сфере идеологии...) значило бы "...отказаться от истинного единства церковного ... в пространстве и во времени... порвать непрерывную цепь благодати, связывающую Православную Церковь с Апостолами путем Апостольского преемства... продать хранимое нами сокровище веры за чечевичную похлебку земных выгод и принять участие в уловлении душ человеческих этими выгодами". Так что мы можем лишь констатировать, что отношение Церкви к экуменическому движению, к участию или неучастию в нем слишком часто определялось привходящими, образно говоря – светскими факторами и интересами политического режима и государства. Как богослов не могу не заметить, что так называемая экуменическая "дружба" всячески способствует размыванию вероисповедных границ, то есть разрушению церковной ограды, а наши "православные" экуменисты не только проникаются заблуждениями инославных, но, увы, сживаются с их грехом. Святитель Марк Ефесский, отстоявший Православие в одно из самых опасных для Православной церкви времен, писал так: "Никогда, о, человек, то, что относится к Церкви, не исправляется через компромиссы: нет ничего среднего между Истиной и ложью".

– Батюшка, какие проблемы церковной жизни кажутся Вам наиболее существенными, требуют безотлагательного решения?

– В мире, на нашей планете, как известно, существуют тысячи и тысячи разнообразных сект. Если не ошибаюсь, то – к великому прискорбию! – уже более двух сотен таких сект (включая и так называемых "демонистов") с разной степенью легальности действуют на территории современной России. В этом я вижу и огромную опасность для всего нашего Отечества, и собственно для жизни и деятельности любого – самого малого православного прихода – от края Новгородского до острова Сахалин. Россия всегда была, есть и будет страной православной, граждане которой, впрочем, должны всегда помнить о веротерпимости по отношению к тем своим согражданам, кои исповедуют ислам, иудаизм или, скажем, буддизм. О любви деятельной ко всем ближним – к инородцам и к иноверцам – Господь сказал в притче о милосердном самарянине (Лук. 10, 30-37), увещая нас быть сынами Отца Небесного, который повелевает солнцу сиять над добрыми и злыми, праведными и неправедными (Мф. 5, 45-48). Сектанты же, всяческие самодеятельные проповедники, экстрасенсы, протестантские проповедники, заполонившие российские телеэкраны в утренние часы по субботам и воскресеньям, – несомненное зло и искушение, для людей, ищущих Бога и не всегда находящих – в том числе и по нашей, клира и иерархов Московской Патриархии, вине – путь в Церковь – Тело Христово. Запад – не исчадие ада, нет. Когда царь Петр "прорубил окно в Европу", то был за сие награжден похвалой патриарха Иова. Однако патриарх позже молвил: "...Как бы через окно это ни пришло к нам нечестие". И мы знаем, какими действительно стали последствия: Петр возомнил себя Цезарем и затем вообще упразднил патриаршество... Не станет ли юридическая вседозволенность деятельности сектантов и экстрасенсов началом того разложения, о котором нас предупреждал и преподобный Нектарий? Скорблю об этом и волнуюсь. Есть и еще одна проблема церковной жизни, о которой всем нам следует помнить и соборным трудом устранять. Все мы радуемся открытию новых храмов и монастырей, колокольному звону, льющемуся отныне над великой матушкой-Россией. Любое известие о новом храме – благодать Божия. Я служу в Старой Руссе, не близко от Москвы, но недавно услышал по радио новость, которой радовался и молился: близ города Можайска возобновилась монашеская жизнь – в Ферапонтовом мужском монастыре. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий совершил в Ферапонтовом монастыре божественную литургию и возвел в сан игумена настоятеля монастыря иеромонаха Бориса. А ведь ныне в ведении только одной Московской епархии находятся уже 10 действующих монастырей. Кроме них, в Московской области действуют еще 7 монастырей, подчиняющихся непосредственно Святейшему Патриарху Алексию II. Радость это? Огромная! Храм же это – не просто дом молитвы, не только тихая пристань и училище благочестие. Храм – это жертвенник небесный, на котором приносится святейшая Жертва, – Тело и Кровь Агнца Божия Иисуса Христа, вземлющего грехи мира... Однако боль, которой я хотел бы поделиться моими братьями и сестрами по вере, состоит в следующем: христианство, православие воспринимается еще миллионами наших сородичей-россиян как часть той традиции, которая была разрушена большевиками и представляет собой лишь некую ценность как орудие политики. Именно поэтому мы видим государственных деятелей с разномастной бюрократической челядью на Рождество и на Пасху в храме с зажженными свечами, а высших иерархов – на всевозможных форумах среди лидеров политических движений и партий. Нередки факты и того, что вновь открытые храмы – пусты, что в них не хватает священников, дьяконов, регентов, псаломщиков, а в монастырях – насельников. Соглашаясь с метафорой современного молодого историка, могу сказать: представим, что иудеи, находившиеся в Вавилонском плену, вместо покаяния постоянно бы обвиняли своих поработителей, стремясь сбросить иго рабства. Вряд ли они смогли бы вернуться в Землю Обетованную и заново отстроить Храм. Призыв к покаянию у нашей паствы, у тех, кто мог бы стать членом Церкви, да и у наших правителей истинного-то отклика так и не нашел. Бесы, вошедшие в сердце Руси, доныне не изгнаны.

Это не был конец нашей большой и долгой беседы, и когда-нибудь будет возможность опубликовать ее полностью – вместе с отрывками из других моих бесед с архимандритом Агафангелом, внешне – одним из сотен российских батюшек, а на самом деле – светочем православного благочестия и мудрости.

Старая Русса – Москва, октябрь 1994 г.1

1 От автора. Архимандрит Агафангел ушел из этой жизни преждевременно – 8 февраля 1999 года, после тяжелой болезни, которая, как я теперь понимаю, была отголоском и всех тягот, гонений, на него обрушившихся с разных сторон – включая архиепископа Новгородского и Старорусского Льва (Церпицкого). И даже после смерти владыка Лев не дал покоя батюшке Агафангелу. Вопреки желанию о. Агафангела быть похороненным рядом с матерью, у Георгиевского храма, вопреки просьбам прихожанам Старой Руссы, умолявших не увозить тело новопреставленного о. Агафангела, владыка повелел похоронить батюшку в Хутынском монастыре, в пригороде Великого Новгорода. И добраться до монастыря, чтобы поклониться могиле о. Агафангела, теперь его чадам очень непросто... А в Великом Новгороде и Старой Руссе строятся огромные молельные дома протестантов, и творится многое такое, что вызывает уже не просто озабоченность, а гнев православного люда. Воистину говорил отец Агафангел: "В Церкви – как в миру, а в миру – как в аду..." (примечание декабря 2000 г.)

(опубликовано в журнале "Посев", 1995, № 1, с. 66-76, рубрика "Религия. Церковь")

Проповедник Христова Евангелия

Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их. (Евр. 13,7.)

Старче Агафангеле, моли Бога о нас!

СТАРОРУССКИЙ ПАСТЫРЬ АРХИМАНДРИТ АГАФАНГЕЛ – СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ

8 февраля 1999 года после тяжелой продолжительной болезни на 63-м году жизни скончался известный пастырь Русской Православной Церкви клирик Старорусского благочиния архимандрит Агафангел (Догадин).

Весть о кончине любимого батюшки застала врасплох Старую Руссу и весь край Новгородский. Зная о его тяжелом недуге (в последние дни даже самые близкие лю­ди не имели возможности общаться с батюшкой), никто из его духовных чад и мно­гочисленной паствы, не верил в возможность его ухода от нас: удивительный молит­венный дар и живая проповедь отца Агафангела, его огромный духовный опыт рож­дали мысли о вечном, о царстве добра и правды, О непреложных и незыблемых по­нятиях. Казалось, что и сам батюшка будет с нами всегда...

Долгий, тернистый путь прошел архимандрит Агафангел, в миру Николай Алек­сеевич Догадан. Предстояние пред Господом никогда не бывает легким, без скорбей, искушений и духовной брани. С честью проходя все выпавшие на его долю ис­пытания, отец Агафангел до последних своих дней оставался истинным пастырем, проповедником Слова Божия, молитвенником за весь мир.

Велик послужной список отца Агафангела. Он родился в 1936 году в деревне Сло­бодка Рязанской области. С раннего детства душа его тянулась к Богу, и Господь дал ему глубокую, искреннюю веру. В 1954 году отрок Николай заканчивает одну из мо­сковских средних школ и начинается его путь служения Богу. Несколько месяцев пробыл он в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре на послушаниях.

Зимой с рекомендацией наместника молодой послушник едет поступать и Духов­ную семинарию. Судьба сводит Николая с самим митрополитом Григорием (Чуковым)... К концу семестра новичок наверстает круглых отличников.

Пришло время идти а армию, с любимой семинарией пришлось расстаться. Нико­лая призвали на флот, где он и прослужил матросом три года из положенных тогда пяти. И вернулся в семинарию.

После окончания семинарии (1958 г.) Николай, как отличник, сразу же зачисляется в Ленинградскую Духовную академию.

В 1961-1962 годах он без отрыва от учебы в академии работал библиотекарем при Отделе внешних церковных сношений Московской Патриархии. В 1962 году Нико­лай Догадин не только успешно завершил учебу в академии, при выпуске из которой он получил степень кандидата богословия: он стал личным секретарем высокопреосвященнейшего Никодима (Рогова), архиепископа Ярославского и Ростовского, кото­рый рукоположил своего помощника сначала в диаконы, а затем в священники.

15 июля 1962 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия I Николай Алексеевич Догадин был пострижен в монахи в Троице-Сергиевой Лавре с именем Агафангел. В течение года он подвизался в Троице-Сергиевой Лавре, а затем некото­рое время являлся членом Русской Духовной миссии в Иерусалиме. По возвращении оттуда отец Агафангел стал насельником Псково-Печерского монастыря и состоял в числе братии с января 1964 по январь 1976 года. Там, в этой святой обители, иеро­монах Агафангел был возведен в 1974 году в сан игумена. Кроме того, им был соб­ран богатейший материал по истории монастыря, его архитектуре, культурно-историческим и духовным ценностям.

С 1976 года началось служение отца Агафангела в славном Великом Новгороде: священником и настоятелем храма Святого Апостола Филиппа. В 1988 году игумен Агафангел был возведен в сан архимандрита. С этого времени и до конца жизни служение батюшки проходило в Старой Руссе, в городе, в котором он возглавил возрождение православия. С 1988 года архимандрит Агафангел – настоятель храма Святого великомученика Георгия Победоносца и благочинный Старорусского округа. Это служение длилось до 1993 года, с которого и до самой кончины батюшка был штатным священником Георгиевской церкви.

Его духовный опыт и подвижничество снискали глубокое уважение и почитание прихожан, верующих людей не только Старой Руссы, но и всей округи. К батюшке ехали за утешением из разных городов и весей. Его помощи, духовного совета жаж­дали многие. И всех он умел утешить, молитвенно поддержать, для каждого находил нужные слова, давал мудрые наставления, духовно окормлял своих чад.

Благодаря ему был возвращен Церкви Воскресенский собор, который всегда яв­лялся духовной святыней города Старая Русса. Он никогда не оставался в стороне от жизни города, охотно проводил встречи с людьми неверующими. Многие после об­щения с ним приходили в Церковь, обретали веру в Бога, а некоторые становились его духовными чадами. Отец Агафангел оставил в наследство живущим и свои мно­гочисленные научные труды, рукописи.

Батюшку отличал замечательный дар – глубокая внутренняя культура и чувство гармонии. С почти детской любовью относился он ко всему живому – растениям, птицам, животным. Трепетно относился к детям и никогда не оставлял ребенка без подарка.

Человек большого сердца и великой любви, истинный служитель Церкви, пропо­ведник Христова Евангелия, архимандрит Агафангел не прекращал служения у Пре­стола Божия и духовного окормления своей паствы и духовных чад до последних дней жизни – несмотря на тяжкий недуг. И это тоже стало подвигом.

Архимандрит Агафангел погребен в Новгородском Варлаамо-Хутынском мона­стыре близ алтаря Преображенского Собора.

Батюшку провожали сотни верующих, более тридцати священников Новгородской и других епархий. Множество людей пришло проститься с ревностным тружеником на ниве Христовой. Все они ощущали присутствие Божие, милостью Божию, Его огромную любовь к нам, несмотря на всю глубину постигшей нас утраты...

Печальные дни прощания и похорон 10 и 11 февраля стали и торжеством веры в то, что батюшка и после смерти с нами, ибо "Где двое или трое собраны во имя мое, говорил Господь, – там и Я среди них".

«Новгородские ведомости» 15 апреля 1997 года №56(1 II 2)

АРХИМАНДРИТ АГАФАНГЕЛ – ИЗ ОФИЦИАЛЬНОЙ БИОГРАФИИ

Архимандрит Агафангел (Догадин Николай Алексеевич) родился 5 декабря 1936 года в деревне Слободка, Михайловского района, Рязанской области.

В 1954 году окончил среднюю школу в г. Москве;

в 1954-55 гг. служил в рядах Советской Армии;

по окончании службы обучался в Ленинградской Духовной Семинарии, которую успешно окончил в 1958 году и был зачислен в число студентов Ленинградской Духовной Академии;

в 1961-62 гг. без отрыва от учебы в Академии работал библиотекарем при Отделе Внешних Церковных Сношений Мовсковской Патриархии;

в 1962 году окончил Ленинградскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия;

с 1 января 1962 года по 15 декабря 1962 года – состоял личным секретарем Высокопреосвященнейшего Никодима (Ротова), архиепископа Ярославского и Ростовского;

15 июля 1962 года по благословению Святейшего Патриарха Аликия I Николай Алексеевич Догадин был пострижен в монахи в Троице-Сергиевой Лавре с именем Агафангел;

9 сентября 1962 года монах Агафангел был рукоположен во иеродиакона архиепископом Ярославским и Ростовским Никодимом (Ротовым);

5 февраля 1963 года иеродиакон Агафангел был рукоположен во иеромонаха архиепископом Ярославским и Ростовским Никодимом (Ротовым) и награжден набедренником. В это время иеромонах Агафангел нес послушание в качестве референта при Отделе Внешних Церковных Сношений;

в 1963 году иеромонах Агафангел был награжден золотым наперстным крестом;

с 5 февраля 1963 года по 28 декабря 1963 года иеромонах Агафангел состоял членом Русской Духовной Миссии в Иерусалиме;

с 20 января 1964 года по 21 января 1976 года иеромонах Агафангел находился в числе братий Псково-Печерского мужского монастыря;

в 1974 году иеромонах Агафангел был возведен в сан игумена;

с 16 февраля 1976 года игумен Агафангел служил штатным священником в церкви св. апостола Филиппа г. Новгорода;

в 1977 году за ревностное служение игумен Агафангел был награжден крестом с украшением;

с января 1988 года игумен Агафангел являлся настоятелем церкви св. великомученика Георгия Победоносца г. Старая Русса и благочинным Старорусского округа;

в 1988 году игумен Агафангел был возведен в сан архимандрита;

с 27 мая 1993 года архимандрит Агафангел освобожден от должности настоятеля церкви св. вмч Георгия Победоносца и благочинного Старорусского округа и назначен настоятелем Воскресенского собора г. Старая Русса;

с 30 августа 1993 года и до своей кончины архимандрит Агафангел являлся штатным священником церкви св. вмч Георгия Победоносца г. Старая Русса.

Скончался 8 февраля 1999 г.

Похоронен в Великом Новгороде.

«БЕЗ КРЕСТА РОССИЯ НИЧТО...»

В недавнем прошлом настоятель Храма Святого Георгия в Старой Руссе, а ныне второй священник этой церкви архимандрит АГАФАНГЕЛ (Догадин) считает, что у каждого служения, в том числе и воинского, есть свое призвание. И грани этого при­звания связаны с подвигом.

У отца Агафангела два дяди по отцовской линии служили на флоте на подводных лодках. Оба погибли. Со стороны родительницы один из родственников был офице­ром, служил на надводном корабле.

Да и сам священник, сразу же после сдачи вступительных экзаменов в семинарию был призван на флот. И принял присягу на службу Отечеству. Три года из положен­ных тогда пяти прослужил на крейсере проекта 68 бис «Мурманск». Был наводчиком цели на орудии сотого калибра. О службе флотской у отца Агафангела остались только хорошие воспоминания:

– Мы, конечно, слышали слово «салажата», но не более. Те, кто был постарше, на­оборот, следили, чтобы никто нас не обижал. Не было в те годы никакой дедовшины. Что же касается питания, то, честно скажу, дома я так не кушал. Тогда на кораб­лях было вдоволь хлеба и белого, и ржаного, и мяса...

– Отец Агафангел, а как, на ваш взгляд, сочетается христианское «не убий» с тем, что солдату приходится делать на войне?

Если придет человек, который захочет обесчестить вашу жену, вы же не встанете перед ним на колени, не станете его уговаривать, мол, пойми, это жена моя, мы лю­бим друг друга и дети у нас... Вы просто возьмите в руки что-либо по увесистей и предупредите насильника, что здесь его и похороните...

У нас, православных, защищать Отечество – это значит быть исповедником и мучеником. Есть политики, которые призывают защищать наши интересы в Африке или Азии. Это одно. А воин, он и в Чечню шел не интернациональный долг испол­нять, он исполнял приказ, данный ему правительством. Он видел в правительстве избранников, хотя таковыми они, честно говоря, никогда и не были. Дух служения Отечеству – это мученичество. Потому и должны воины наши быть причислены к лику святых. Господь человеку хочет какого счастья? Он славы ему хочет. А каж­дый солдат и офицер этой славы достойны.

В Чечне, конечно, гражданской войны было два-три дня. Все остальное время шли московско-грозненские «разборки». Все от чего? От сребролюбия и оттого, что люди перестали любить Отечество свое.

– Сегодня вера возвращается в армию и на флот. Навсегда или это всего лишь дань моде?

Конечно, 70 лет безбожия сделали свое дело. Но если мы будем вести историю лишь с 1917 года, мы из России сумасшедший дом сделаем. Почему Патриарх Мос­ковский и Всея Руси Алексий беспокоится об армии? Потому что это крылья Рос­сии. Как хорошо сказал Александр Второй: «У России только два верных союзника – ее армия и ее флот». И без веры армия и флот не могут. Я разговаривал на «Мурманске» с тогдашним Главкомом ВМФ страны адмиралом флота Советского Союза Горшковым. Он знал, что я семинарист. И показал иконку святителя Нико­лая, покровителя моряков. Ему ее дед подарил, дал благословение. А маршал Жу­ков? Он всю войну прошел с иконой Матери Божией, никогда с ней не расставался. Эти люди войну выиграли, они веровали в Бога, и Господь посылал им победы...

После семинарии и Духовной академии я работал в отделе внешних сношений Русской православной церкви, бывал за рубежом, писал рефераты о творчестве Дос­тоевского... И уже тогда почувствовал, что государство и церковь есть корень еди­ный. И вера этот корень крепит.

Достоевский мудро писал в «Братьях Карамазовых»: «Без Креста Россия ничто и всеобщее совокупление...». Что к этому добавишь...

Досточтимый отец Агафангел

Досточтимый отец Агафангел,

Пусть молитвы до Бога дойдут.

Да хранит Вас спасительный Ангел,

Спор рассудит Божественный суд.

Пусть молитву Всевышний услышит,

Ниспошлет Вам здоровья сполна.

Под Георгием светится крыша

На большие святые дела.

Мы желаем Вам многие лета,

Чтобы таинства свято хранил,

Чтобы отрок, словами согретый,

Причащаться к Вам чаще ходил.

2 декабря 1994 г.

«Живоносный родник»

Благодатью Господней обласкан

Живоносный священный родник

В ожидании звездного часа,

Будто путник, к дороге приник.

Он смиренно, достойно и честно

Каждой каплей делился сполна,

И его задушевная песня

Как живого к живому звала.

Серый сторож из каменной глыбы –

Вековая гранита печать,

И склонились кудрявые ивы,

С родником разделяя печаль.

Был и крест над часовнею новой,

Души странников радовал глаз,

Но эпоха была столь сурова,

Что в затмение бросила нас.

И когда, в забытьи пребывая,

Разобрали с часовнею крест,

Родничок, слез своих не скрывая,

Лил страдания воды в протест.

А затем бездуховные люди

Под бетон заточили родник.

Слышишь?.. Тысячи жизней и судеб,

– Все слилось в оглушительный крик.

Наступили минуты прозренья

Над часовнею – бронзовый крест,

Осенившее разум знаменье,

Слава Богу, источник воскрес!

«День Ангела»

Лишь только Ангельские крылья

Разбиты в кровь, спасая нас,

С нечеловеческим усильем

Вручали свыше жизни шанс.

Когда, усталости не зная,

Мой Ангел падал, сбившись с ног,

Я, боль души превозмогая,

Сжигал печальный мой венок.

Уж белы крылья простынями

Держали саван надо мной,

Но, по стене скользнув тенями,

Мой Ангел дал воды живой...

Лампаду свято возжигает

Души неистовый прилив;

Архангел вновь меня спасает,

Мои страданья утолив.

Батюшке Агафангелу в честь 60-летия

За все грехи во чреве ада

Себя в монахи заточил,

В священных таинствах обряда

Смиренно Господу служил.

В суровой жизни монастырской

За нас с тобой молил монах,

В желаньях помыслами чистый,

Он славил Господа в стихах.

Его келейный островок

Похож на кубрик корабля:

Лишь только б время дало срок,

По курсу – Русская Земля.

Святая матери слеза,

Россия кается в грехах,

Себя отдав через "нельзя",

Пред Богом молится в ногах.

Души завистливый обидчик,

Довольно смуты на Руси,

В ней наша жизнь подобна спичке,

Россия милая, прости!

В молитве зная исцеленье,

Монах жену от смерти спас,

Прося у Господа прощенья,

Он подарил надежды шанс.

Горят, как свечи, судьбы наши,

Мы в горе к батюшке идем,

Он мудро душу перепашет:

Пришел один — ушел вдвоем.

Печоры ладан – дух Господень,

Жива, монах, святая Русь,

Есть жизни, может быть, достойней,

Но Вами, как никем, горжусь.

Пусть Божий образ Старорусский

Тебе даст благости земной,

Ведь каждый исповедник русский

Духовно связан был с тобой.

Источник силы живоносной,

Источник святости Руси,

Мы в юбилейный день приносим

Свои раскаянья... Прости!

Архимандрит Агафангел (Догадин)

СОЛЬ ЗЕМЛИ
Духовные очерки

Это последнее, что написал архимандрит Агафангел в своей земной жизни.

БЛАЖЕННЫЙ ДИМИТРИЙ

Любой из нас не может не сознавать уникальную древность и святость новгородской земли, но, живущим в суетливой повседневности, святость кажется нам где-то там, в прошлом, во всяком случае, если спросить прохожего: "Возможна ли праведность сегодня?", мало надежд получить положительный отлет. Чаще всего, и, надо сказать, справед­ливо, вам укажут на твердыни православной Руси – монастыри, где огонь святости действительно веками не угасал, но вот о существовании такого огня в миру, рядом с нами, ответит только тот, кому посчастливилось возле сего огня греться.

Что же это за огонь, не опаляющий, а делающий счастливыми прикасавшихся к нему?

Ответ прост: благодать,.. благодать, изливае­мая Богом на нас, грешных, через Его святых праведников, исповедников, мучеников, Христа ради юродивых...

И одним из таких праведников, совсем, совсем еще недавно жившим рядом с нами в маленькой деревне Большой Ужин, приютившейся на берегу древнего Ильменя, что под Ста­рой Руссой, был тот, кому мы и посвящаем наш рассказ, – блаженный раб Божий Димитрий, человек тяжкого креста и настоящих побед духа.

Судьба с самого начала жизни уготовила ему суровейшие испытания: младенец Митя лишается матери сразу после своего рождения, а в отроческий возраст вступает уже полным инвалидом: с 8 лет он прикован к постели – парализованы обе ноги и одна рука.

Как часто в подобных или даже в менее тяжелых случаях жизнь для человека меркнет, рождая в душе лишь уныние. И кто тут дерзнет осуждать? Мы, конечно, не имеем морального права оставлять этих людей в беде, обязаны помогать им, должны молиться за них Богу – всё так. Но ведь остальное зависит от самого человека.

И вот, если человек находит в себе силы (а непосильного креста не бывает) и обращается или, точнее, разворачивает свою жизнь лицом к Господу, происходит каждый раз чудо, которому не перестаешь удивляться.

Эта мученическая доля вынужденного лежания выпала маленькому Мите в роковой 1914 год: началась Первая мировая война.

Случайностей нет!

Не на подвигах ли таких чад Христовых еще держится наш окаянный мир, хотя должен бы был погибнуть, погрести себя под обломками мировых катаклизмов? Вспомним еще вопрошания Авраамом Бога: "Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? (И с праведником будет то же, что с нечестивым). Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь, и не пощадишь (всего) места сего ради пятидесяти праведников (если они находятся) в нем?" (Быт. 18, 23-24).

Святой Силуан Афонский прямо говорил, что ради неведомых миру святых изменяется течение исторических и даже космических событий, и поэтому каждый святой есть явление космического характера, значение которого выходит за пределы земной истории в мир вечности. А когда земля перестанет рождать святых, тогда отнимется от нее сила, удерживающая мир от катастрофы.

Вот, верно, и милует нас Господь ради таких праведников, к каким, несомненно, принадлежит и блаженный Димитрий.

Его и самого спасла вера в святость Божественного Промысла: со временем пришло осознание случившегося с ним как проявление особой милости Бога. Провидение оберегало от соблазнов века сего, века невиданных падений человеческих и невиданных соблазнов – века двадцатого, который в России кроваво и начинал свою историю – 1905 годом.

Митя Принцев родился в следующем – 1906 году, когда страна ненадолго стала входить в свои берега; родился в один год с Дмитрием Шостаковичем, Сергеем Королевым, Леонидом Брежневым, Дмитрием Лихачевым... Каждого из них ждала своя судьба, а всех вместе – история.

Но, в отличие от своих знаменитых и безызвестных современников, Дмитрий Принцев был обречен творить историю, почти не сходя с одного и того же места. Что и сохранило его в стороне от страшного водоворота, в который втягивалась страна – страна, восставшая против самой себя и Бога. Чудны дела твои, Господи! В то время, когда поголовно изничтожался аристократический слой общества, фамилия Принцев определенно звучала как знамение, а не насмешка. Это было указанием свыше: избранник Божий получил свою фамилию в награду по праву наследия грядущего Царства.

Он и искал для себя прочных оснований не в здешнем суетном мире, от которого милосердием Отца Небесного он был почти отрешен, а в ином – духовном. Стяжание Духа Святого стало для блаженного Димитрия по воле судьбы, но, прежде всего, по его собственной воле, смыслом и содержанием всей жизни и внутренних устремлений.

Это был удивительно живой, духовно бодрый человек и интересный собеседник. Если кто-нибудь думает, что праведники скучны и однообразны, то, уверяю вас, подобное мнение ни на чем не основано, напротив, достаточно обратиться к церковной истории (да и опыт моих личных встреч с людьми подтверждает): чем дальше человек от Бога, тем однообразней он становится. Разве гордыня, упрямство или человеческая недалекость при­дают нам личностные черты? И, наоборот, чем успешней преуспеваем в своем духовном росте, тем уникальней становится наша личность. Бог ведь – полнота всего, кроме греха. Свя­тых монахов потому и называют "преПОДОБНЫМИ", что они при­ближаются к божественной полноте, да и блаженен человек тоже по причине созерцания духовным зрением этой полноты.

Чем, наверное, и объяснима неожиданность не­которых вопросов старца Димитрия, они могли быть даже смеш­ными. Например; "Как вы думаете, если Господь сподобит пре­бывать в раю, разрешит ли он мне шить штаны?" это привело в недоумение. "Да Вы там будете королем!" – говорю ему. "Вспомните свою фамилию; о каких штанах может идти речь!" У него повеселели глаза, он непередаваемо улыбнулся и потом оказал: "А Вы знаете, королем – я согласен, но непременно таким, которому разрешено шить штаны". И подобных случаев вспоминается много, можно ли после этого сомневаться в ду­ховной силе блаженного?

Сегодня многие из нас "скисают", кивая на "кризис", "реформы", "разруху"... Дело понятное; смута...

Но у Димитрия-то "кризис" все 82 года его лежания. Однако никто не припомнит ни одного стона, вырвавшегося из его уст днем. И только после того, как он засыпал, а значит, терял над собой контроль, родственники, взявшие на себя о нем попечение, понимали, насколько он болен и каких усилий ему стоило скрывать свои страдания.

Особо следует оказать о постничестве старца. Это был постник самый аскетичный, какого можно себе представить. Мясо отсутствовало в его рационе вообще. Понедельник, среду и пятницу блаженный проводил совсем без пищи. Посудой ему служили обыкновенные жестяные банки, в которые он сам закладывал необходимые продукты, а потом отдавал близким для приготовления на печи. Но ел исключительно после того, как пища выдерживалась 3 дня. Это было для него принципом. Свежеприготовленные и вкусные блюда отвергал категорически. Старец ввел для себя привычку с марта по ноябрь ежегодно проживать на чердаке, куда его переносили близкие. Он никогда не был обузой, родственники не чаяли в Димитрии души – они до сих пор вспоминают о нем со слезами на глазах.

Приобретая земные блага, иной человек легко впадает в гордыню независимости и самостоятельности. Старец Димитрий, как видим, был лишен земных благ и существовал за счет опеки других. Он даже не умел читать и писать (знания же любил, молодежь наставлял учиться), все молитвы, в которых он не переставал пребывать, знал наизусть. Надо было видеть воочию его лицо, преисполненное радости – той высшей радости, наделенной от Господа, сделавшей его жизнь безмятежной и воистину блаженной. Немощное тело озарялось изнутри особым светом. И ощущение жалости к страждущему скоро перерастало в чувство какого-то упоительного восторга и даже благоговения. Хотелось склониться перед лежащим и просить у него помощи, совета, защиты...

Может быть, поэтому во время войны немецкие оккупанты, зайдя в избу к блаженному, сменили строгость на улыбки, одарили его конфетой и ушли?

Святость действует и на врагов.

Во всяком случае, со своими соотечественниками он по-царски щедро делился теми богатейшими духовными дарами, которыми наделил его Бог за праведность.

Одним из таких даров, настоящей наградой Господа сам старец считал благодатное общение на протяжении более 30 лет с великим прозорливцем – отцом протоиереем Николаем Гурьяновым, старейшим клириком Псковской епархии, о котором ходят легенды, который и по сей день несет послушание старчества на острове Залит. Духовная связь этих людей была особо доверительной и неразрывной. Они делились друг с другом сокровенным опытом и взаимно исповедовались в сердечных тайнах, являя пример настоящего священного братства.

Перерастая рамки самодостаточности, это братство всеми своими как внутренними, так и внешними векторами обращалось к чаяниям людей, на их духовное окормление, им в помощь.

Насколько велика и благодатна была эта помощь, свидетельствовал нескончаемый поток болящих, паломников и просто народа Божия, который стекался к блаженному Димитрию не только с разных концов Русской земли, но даже из-за рубежа. К старцу приходили люди разного социального положения, самых разных профессий: врачи, юристы, крестьяне, профессора, черное и белое духовенство – многие из них впоследствии становились его духовными детьми, не мысля уже своего дальнейшего существования без опыта общения с ним.

Отличаясь сердечной мягкостью и добротой, он находил-таки в себе особую твердость для произнесения горькой правды, а иногда прямого обличения и наставления заносчивых умов, чтобы имели смирение и молитвы, чтобы любили своего Господа. Приходившим за советом и благословением старец часто говорил о необходимости настоятельного покаяния и сокрушения о своих грехах как о прямом пути к достижению Царства Небесного. Покаяние, по его мнению, – это, прежде всего, борьба за чистоту помыслов, подвиг к частой молитве, которая приносит с собой глубокую веру и понимание того, что она жива в душе человека чувством безропотного несения своего креста.

Это убеждение он вынес и подтвердил всей своей жизнью.

Многих не единожды поражал его дар видения души человеческой. Когда приходили к Димитрию люди сварливые, завистливые, находящиеся в недуге пьянства и других смертных болезнях, то блаженный, видя, что человек сам не справляется с грехами, обращался к нему с теплыми словами: "Жадобный (на местном диалекте – милый), возлюбленный, прошу, не пей, Богу не угодно!" А если человек победил страсть и грех, то призывал: "Умоляю, больше не греши!" И удивлялись, откуда он узнал, что человек перестал грешить. Уезжали от него всегда с легкостью. Он благословлял, крестя своей детской ручкой головы и сердца.

После каждого знакомства старец сразу же постигал тайну судьбы того или иного человека, провидел будущее. Подобные истории теперь рассказывают немало. Вот одна из них. Однажды к блаженному Димитрию приехала молодая пара из Риги за благословением на брак. Старец, взглянув на них, сказал: "Нет Божьего благословения на сей брак". Он перекрестился и замолчал. Молодые в недоумении стали суетиться возле него, желая узнать причину подобной немилости, уверяя блаженного в своей взаимной любви друг к другу и Святой Матери-Церкви. Но так ничего и не добились. С тем и уехали домой. В Риге они взяли благословение у священника местного кафедрального собора и затем обвенчались... А через полгода развелись – совместная жизнь их не сложилась, брак оказался несчастливым. Еще через некоторое время разведенная женщина вновь вышла замуж, сейчас у счастливой супружеской пары двое детей. Мать этого семейства была на отпевании старца, плакала, прощаясь с ним, и благодарила Бога за встречу с прозорливцем.

Блаженный Димитрий тихо скончался 17 ноября 1996 года, не дожив 10 дней до своего 90-летнего юбилея, отошел ко Господу, которому уже давно принадлежал. Памятник себе он воздвиг, прежде всего, в душах ему благодарных людей. Они скорбят о расставании со старцем и вместе с тем радуются о нем, потому что теперь он, несомненно, пребывает возле Бога.

Одним из памятных мест на земле о праведнике является недавно восстановленная по его просьбе и благодаря его молитвам часовня "Живоносный Источник" около села Буреги, что находится на автотрассе Новгород – Старая Русса, И если вы будете проезжать мимо, не торопитесь, испейте из воистину живоносного источника и вспомните блаженного Димитрия – отныне эта часовня стала для православного люда как бы символом светлой души старца, изливающей потоками свою благость на всех окружающих.

В том числе и на нас.

Автор родился в 1936 году в г. Москве. Окончил Ленинградскую духовную Академию, кандидат исторического Богословия. Был насельником Псково-Печерского монастыря. Проповеди о. Агафангела и очерк о нем, принадлежащий перу Вячеслава Марченко, напечатаны в журнале "Слово". Его высокопреподобие является составителем "Чина исповедания", популярного в православной среде и изданного в Твери по благословению преосвященного Виктора, епископа Тверского и Кашинского. В последние годы жизни блаженного Дмитрия и старицы Варвары – их постоянный духовник. Живет и служит в г. Старая Русса (статья опубликована до кончины о. Агафангела, последовавшей 8 февраля 1999 г.).

(газета "Воскресная школа", август 1998 г., № 29)

Р. S.

Фрагмент интервью о. Агафангела, данного им в октябре 1997 г. *

* Этот фрагмент интервью печатается здесь по настоятель­ному желанию и благословению самого автора – архимандрита Агафангела.

Блаженным можно назвать того, кто обладает смирением, чистотой сердца и творит непрестанную молитву; у такого человека нет злобы. По словам преп. Ефрема Сиринa, безумие сеять на воде, ибо случись небольшой прилив – и малая волна уносит это семя: так и мы своими богопротивными трудами, по сути дела, уходим в небытие, не принося радости ни ближним, ни дальним. Но блаженный сеет разумно, потому у него всегда и плод добрый.

Принято в Церкви почитать еще праведников. Какими же качествами и добродетелями должны для этого они обладать? Праведником можно считать человека, который является хранителем традиций, обычаев и хранителем истины православия, т. е. он не только имеет религиозную чувствительность, выпол­няет утреннее и вечернее молитвенное правило, читает кано­ны, регулярно ходит в церковь, но он и беспокоится, он жи­вет Церковью, он не мыслит, чтобы в ней не участвовать.

Сейчас принято даже в наших университетах говорить: "Мне вещь эта очень нравится", "я страшно люблю этого чело­века", Сие свидетельствует: в такой среде просто не знают или не любят славянского языка. И мы определяем: человек из нее далек от Церкви. Можно ведь одним словом сказать: "Зело", что значит больше, и "очень".

И праведник – больше, чем "очень", он не просто религиозный и церковный – он превосходит каждого участника и прихожанина той или иной церкви, а в целом является водителем, носителем благодати, благодати, которой награждает Сам Господь Иисус Христос. Подобиях примеров можно привести много из жизни новомучеников и праведников нашего времени. Они не проклинали своих гонителей, а благословляли.

Многие из нас хорошо помнят время, когда все было порушено, когда уже, казалось, была посыпана пеплом сама церковь, и даже мысли о ее воскресении находились под строжайшим запретом. Ведь было, было же, к несчастью, оное время! А сейчас Святейший Патриах Алексий II много раз говорит: "Мы живем в начале возрождения, и надо пользоваться этим моментом, этой щедрой милостью Божией, которая к нам пришла незаслуженно. Мы должны уметь каяться". И действительно: если мы не покаемся, то никогда не приобретем вновь нас­тоящего понятия о православии. И оно не может стать для нас хранителем единства народа и веры. Будь же мы истинно православные, то никакие представители западных, восточных, демо­нических и прочих, прочих сект (имя им легион), никакие пред­ставители оккультизма и вампиризма – никто не мог бы овладеть тем или иным человеком, вырывая его из единства прихода и вообще церкви Православной.

Значит, праведник – это есть хранитель истины Божией и пример для других того, как приобрести благодать духа Святого. И праведники, конечно, – проповедники покаяния, но не столько словом, сколько своей жизнью.

Видя их такую подвижническую жизнь, церковный люд потому и называет их праведниками да блаженными.

Но между праведниками и блаженными существует, разумеется, и отличие. Блаженный, к примеру, может быть и юродивым (расцвет юродства как явления, по сути дела, у нас приходится на конец XIV – начало XV веков), праведники же всегда призывали людей именно к покаянию.

А покаяние, сами знаете, это образец явления Иоанна Предтечи, это проповедь Самого Христа Спасителя нашего на земле. И проповедь чего? – "ты, человече, борись за чис­тоту помыслов, непрестанно совершай свою молитву, понимай: вера и крестоношение есть как бы синонимы, потому что "ВЕРА БЕЗ ДЕЛ МЕРТВА", вера никогда не будет даром Божиим, если мы не примем ее с тем, чтобы знать нам, как мы веруем. Мы принимаем обряд крещения, становимся членом Церкви Христо­вой, даже несем послушание, например в каких-то отделах Московской Патриархии, т. e. в недрах Церкви, принося послед­ней пользу, – и вдруг случается момент, когда нас не поняли, – мы же не отступаем от нее, а, наоборот, занимаем место в ряду тех, кто молится за церковь, – а это ряд любящих ее, как родную мать, и ее благовествующих всей жизнью.

Вот таким был блаженный Димитрий. И его нельзя считать юродивым. Он благовествовал покаяние, приводил множество примеров из Священного Писания и житейской литературы, из своего опыта многострадальной жизни.

БЛАЖЕННАЯ СТАРИЦА ВАРВАРА

В последнее время замечается все возрастающий интерес к так называемому старческому устроению жизни в русском обществе, особенно в среде нашей верующей интеллигенции. Понятие "старец" уже вышло из пределов монастыря: о стар­цах заговорили и светские люди, старцами начали почитать не только отдельных иноков и духовников из среды белого духовенства, но и людей мирских. Наше русское старчество последнего столетия есть детище Афонского монашества, кото­рое в свою очередь получило таковое в наследие от древневосточной Церкви. С первых дней появления на Руси старчество становится самостоятельным и новым путем, не столько мона­шеским, сколько народным. Идею старчества популяризировал и великолепно отмечал его духоносный характер и Ф. М. Досто­евский, на основании своих Оптинских впечатлений. В послед­ние дни своей жизни в Шамордино старец о. Леонид своим яр­ким и самобытным словом убеждения доказывал: долг старца – служение всему человечеству, необходимо заметить, что в Оптиной пустыни строились целые корпуса для приезжающих туда мирян; от зари старцы принимали их, отдавая лишь вечер для своей братии. Братия гордилась старцами и радовалась наплыву мирян.

Вот так же, голосом народа – гласом Божиим – была названа "старицей" и наша матушка Варвара.

И когда спрашивают, какие у нее заслуги перед Богом и добрые дела перед людьми, я отвечаю: целомудрие (чистота духовная и телесная), смирение, худоба (телесная истощенность), монашеский облик (белая лицом, словно прос­фора), более того, строжайшая постница (в понедельник, среду и пятницу ничего не ела), удивительная утешительница народа, приходившего к ней с разными печалями и душевными язвами...

* * *

Трофимова Варвара Григорьевна была уроженкой д. Горушко Новгородской губернии. Отец ее, Григорий Трофимов, ходил по деревням, сапожничал. Мать Варвары, Анастасия Багрова, вторая жена отца, имела четырех сыновей и четырех дочерей. Последняя – Варвара, была крещена в д. Ефимово. При крещении священник сказал: "Эта – сразу с крестом". Потому что девоч­ка родилась уже слепой. Даты своего появления на свет Варвара точно не знала, но известно, что в год смерти Иоанна Кронштадтского (1908) ода была годовалым или двухлетним младенцем.

Младшая в семье, оставшаяся без матери в возрасте пяти лет, а без отца в одиннадцать, Варвара лишь непродол­жительное время пользовалась приютом старших сестер, вскоре, дабы не становиться обузой, пошла жить по добрым людям да церковным богадельням, нигде подолгу не задерживаясь. Много раз посещала она прославленные обители святой Руси, как, напри­мер, женский монастырь в Эстонии, который окормляла тогда игуменья Варвара, а еще раньше, до назначения последней, встре­чалась с юродивой монахиней Екатериной. Они подолгу беседо­вали о спасении, Иисусовой молитве и о многом другом, о чем ведомо только Богу. Была странница в Литве, в мужском монас­тыре, где почивают нетленные мощи преподобномучеников Виль­нюсских – Антония, Евстафия и Иоанна. Много раз навещала Псково-Печерскую обитель. Там к Варваре приходили за советом, там она получала пищу и ночлег среди стариц, обслуживавших скотный двор. Архимандрит Алипий просил ее святых молитв в дни больших искушений обители, когда неопределенное юридическое положение монастыря вызывало добровольное муче­ничество среди братии. Теперь то время называют "оттепелью". Катушка Варвара всех утешала, говоря: "Никого не бойтесь, вы под Покровом Матери Божией. Радуйся, Обрадованная, во успении Твоем нас не оставляющая". Авва Алипий проявлял великодушие к Варваре, почитал ее искренне и глубоко, и разрешал иногда, при большом стечении народа, побеседовать, дать наставления паломникам. Вот как она размышляла, когда к ней приходили за советом: "Врач – лекарь, да и молитва не мешает, и преданность Богу нужна – то и другое пусть идет вместе. Не понял – перемени лекарство. Молитесь, чтобы Гос­подь надоумил: если не надоумит, верно, лучше для вас жить с больной головой. Помоги вам, Господи, поговеть в утешение и укрепление".

Часто приходилось матушке Варваре менять место жи­тельства, терпеть от злых людей: не раз по их навету вы­зывали ее в милиции, но, видя ее кроткий, незлобивый нрав, отпускали.

Во время войны она ходила по деревням, собирала милостыню, кормила раненных и сирот. Она называла тогда себя "лесной птицей". Идя лесом, много раз встречала волков и диких кабанов. В эту опасную минуту она пела: "Заступница усердная, с нами Бог", и звери обходили ее стороной.

Постоянный приют обрела Варвара 12 лет назад в Ста­рой Руссе. Мы выделили ей небольшую келью при нашей богадельне. И то, что она будет жить здесь постоянно, и что встре­тила ее с сочувствием и радушием – все это оживляло ее ис­томленное сердце. Сюда за советом к ней потянулись люди, и всем она говорила: "Господи, спаси всякую душу". И еще, любимое выражение: "Чтобы знать Бога, быть в откровении, надо иметь терпение, главное – терпение, через это открывается воля Божия". Сие – не просто слова, а опыт: воле Божией она подчинила себя, покинув в детстве сестер.

Потому, видимо, она и наделена была даром прозорливости. Узнав о назначении на высокий пост одного священника, вздох­нув, матушка произнесла: "Ни голоса, ни волоса, ни духа, ни слуха. Вырастут гусиные крылья и улетит".

И словно в воду глядела.

Через год упомянутый священник был уволен, потом запрещен в служении, бросил семью и занялся торговлей...

На церковных службах старица присутствовала всегда. На память знала акафисты, псалмы, стихиры, часы и многие ирмосы канонов. Хорошо знала чин "Како подобает пети дванадесять псалмов особ". И если что-либо при пении пропускали, комментировала: "Евши горох, не разжевали", много колорит­ных поговорок было у Варвары. К примеру, одна из них: "Кость праведника не сокрушится", это значит: Господь обя­зательно сообщит, где мученик почил, как уготовил ему погребение и молитву о нем; где ссыльный погиб, где косточки его обрелись, чтобы о почестью и светлым печалованием их погреб­ли. Эпоха ведь была суровая.

Приходящие в лице матушки находили настоящий кладезь мудрости. "Сей свет вам на волю дан", – говорила ома. – "Широкая всем дорога, а ум у каждого свой, вот и разбирай­тесь". Или вспоминаются такие высказывания: "Все добро у Бога, а вышел в мир – как в море: что изберешь, так и поплывешь", успела она сказать и о нашем с вами времени: "Если в доме хозяина нет, худо дому. Раньше была святая, Русь, а теперь живу и всех боюсь. Не стало настоящего правления на Руси, и это Господь попустил так, потому что отошли от ис­тинного христианства, забыли Бога. За что Ему нас любить? За что добро нам делать? Но и среди хаоса Он сохраняет тех, кто Ему не изменяет, заповедей не нарушает". Обратите вни­мание: наша блаженная ведь не могла читать газет, смотреть телевизор, радио в келью ей никто не проводил, никто не чи­тал ей и политинформаций. А она видела всё – и видела луч­ше зрячих. Имела Варвара свое мнение и по вопросам педаго­гики: "Все хотят детей хороших, а какие мы сами? Что даем доброго им? Время злодеев, сыны прелюбодеев, раньше детям на каждом шагу говорили: это можно, это нельзя. Сейчас родили, крестили, в мир пустили. Плывите в море по волнам своей воли! А кто хочет жить своей волей, тот всё потеряет. Волей Божией скорби терпеть можно, а своей – и радости не впрок, конец будет, а Господь не забудет. Как умрем, спросят нас: кто был? что делал?" А в утешение всем любила старица повто­рять: "От Господа дана возможность исправления. Покайся и благодари Бога. Без скорбей и труда нет дорожки Туда. Ой, друзья мои, не надо унывать, а на Бога уповать, и всё в свое время придет. Надо простенько-простенько помаливаться Богу: Господи, помоги, и он Сам всё покажет". Это тоже был лич­ный опыт Варвары. Свидетельствую: есть убедительные доказа­тельства того, что ее молитвы прямиком долетали до Всевышнего.

Прожила матушка "по полной программе" и глубокую старость, а ум сохраняла ясным, пребывала и в доброй памяти. Прихожане Георгиевской церкви по сей день помнят, как при­водили ее, уже больную и немощную, в храм к началу богослу­жения. Сидя в уголке перед Старорусской иконой Божией Матери, скрестив на коленях свои худенькие, почти прозрачные руки, она неслышно, одними губами молилась за всех – за себя, за нас, за наш богоспасаемый город и всю Россию.

Говоря о старице Варваре, нельзя не вспомнить и моменты ее духовного общения с блаженным Димитрием из Боль­шого Ужина, сотаинником и братом во Христе по молитве и посту. Это были по-настоящему конгениальные личности, до конца понять которые можно лишь в том случае, если сам ока­жешься на соответствующей им высоте. Да как же туда взлететь нам, привязанным грехами к земле?

Последняя встреча Димитрии и Варвары до сих пор стоит у меня перед глазами... они понимали, знали духом, что уже не увидятся в этой земной жизни. И так радостно беседовали друг с другом, что никто и не заподозрил в озор­ном разговоре сцену прощания.

Сегодня их радость понятна: разлука оказалась совсем короткой. А встреча со Христом – близкой.

Душевное обращение со всеми, кто приходил к ним за утешением, будет служить образцом для нас на веки вечные.

Старица Варвара с одинаково чистым расположением сердца обращалась и со своими духовными детьми, и с закорене­лыми грешниками: кому крестила головы, кого призывала "цело­вать пост", т. е. принимать пост как лекарство для обуздания плоти и для приобретения дара рассуждения.

Запомнилось и ее благословение умываться трижды в день: от человек некоторых, бесов и страстей. Вода долж­на быть святая; если же таковой не окажется, то можно ис­пользовать, по словам матушки, родниковую или даже из-под крана, предварительно ее перекрестив.

Часто от мирян приходится слышать вопрос: "Правомерны ли какие-либо параллели между матушкой Варварой и популярной в прессе болгаркой Вангой?

Что тут сказать?..

Обе были физически слепыми, обе дожили до пре­клонного возраста. Вот и все сходство.

Ванге являлись некие существа в виде светящихся точек, с которыми она и беседовала. Спаси ее, Господи.

Варвара же была великой молитвенницей, а значит – собеседницей Самого Бога, о чем мы сказали выше.

Православному человеку тут объяснять ничего не надо.

Крестный подвиг... Легко впасть в заблуждение, что он давался матушке без особых усилий. Нет, конечно. Как бы сие банально ни звучало, но всякий подвиг требует от человека колоссального напряжения сил. И Варвара – не исключение, напротив, ей приходилось труднее всех. Я понял это, когда она наедине со мной как-то раз проронила: "Гос­поди, сколько же Ты меня будешь еще держать в тюрьме!" Под "тюрьмой" она разумела свою слепоту. Крест есть крест... На нем (и под ним) сладко не бывает. И если мы обращаемся к Богу, то подаются и силы. В раю не распятых нет. Главное – повторим еще и еще раз – старица умела собирать свою волю воедино и подчинять ее воле Бога.

Она и умирала мужественно: тихо, без слов, но с молитвой в слепых глазах. Так мирно отходят только истинные праведники.

Она прожила на свете свыше 90 лет, и каждый год по тяготам телесным и беспрестанности духовкой брани можно считать "фронтовым".

Матушка задолго до своей кончины пророчески пред­сказывала, что преставится ко Господу на пасхальной неделе. Размышления о смерти были одной из ее добродетелей. Она де­лилась ими со всеми, ибо эти мысли содействуют обилию бла­годати, силой которой мы трезвеем душой и подвергаем пере­оценке ценности нашей земной жизни.

Завершая рассказ о блаженной старице Варваре, трудно поставить точку; ее святой, славный путь однажды только начался на Земле, а конца ему нет. И не будет. Ибо он пролегает теперь на царских небесных твердях. Для глубокого почитания старицы, чтобы стада она нашей молитвенницей, вспомним здесь олова святого Иоанна Богослова – зрителя неизреченных откровений, когда он предстоял своей душой во граде Вечной Пасхи – Иерусалиме, видя особую честь, возданную девству: "И взглянул я, – пишет он в откровении, – и вот, Агнец стоит на горе Сионе, и с Ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах".

Евангелист слышал песнь, звучавшую перед престолом: и никто не мог научиться сей песне, кроме сих ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли. Эти старцы суть девственники, не познавшие жен. Они идут за Агнцем, куда бы он ни пошел, они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу, и в устах их нет лукавства: они непорочны пред престолом Божиим"...

Хутынь. «Святая горка» батюшки Агафангела.

Есть в Хутыни горка святая,

Погост монастырский при ней –

Дорога избранников рая,

Мерцанье лампадных огней.

За все прегрешенья мирские

И суетность дел на земле

Я вас умоляю, святые:

«Меня не оставьте во мгле!»

Он скуфьею горе измерил,

Греховную тяжесть земли,

Варламу святому поверил –

В знак жертвенной высшей любви.

В земле по-над горкой святою

Остался лежать навсегда,

И Волхов студеной водою

Нас с ним разлучил на года.

Распятьем крестовым отмечен,

Заступник, духовник и друг,

Идут твои чада навстречу,

Смыкая разорванный круг.

И слышат те души нагие,

Как батюшка им говорит:

"За ваши деянья благие

Господь пусть живущих простит..."

2000 г.

Моим духовным детям, возлюбленным братьям и сестрам во Христе.

Вы, друзья мои, если исполняете то, что Я заповедую вам.

(Еванг. От Иоанна, 15, 14)

Непостижимый творец всех миров

Вселенную так сотворил.

Пределы и сроки всему

Во власти своей положил

Не плачьте, духовные чада,

Слова сохраняйте мои,

В сердце всегда их носите,

Ко мне приведут вас они.

Не сам шел я к вам, дорогие,

Промысел Божий меня посылал

И силою Духа Святого

Он слово мое согревал.

Хранит то слово, родные,

Смиренно идя по пути,

Ведь только в смиренное сердце

Господь обещает войти.

А когда он войдет, всему вас научит,

Не оставит сиротами вас.

Вы чистую веру святую храните,

И он вас врагу не отдаст.

Так же и вас, как меня, мои чада,

Не сегодня, так завтра, Господь позовет.

Всегда в помышлении держите,

С чем душа ваша в вечность пойдет.

Верьте, что час тот настанет:

Господь вместе нас всех соберет.

Из слов Его верных священных

Йота одна не пройдет.

В плачевной юдоли мой кончился путь.

Пробил Богом назначенный час.

Но чад свих верных я не забуду,

Молился и буду молиться за вас.

Прошу Вас, духовные чада,

Молитесь и вы за меня.

Пред судом Вседержителя Бога

Предстать буду должен и я.

И за избранных Богом от мира

Должен буду дать строгий отчет

Как пастырь духовного стада,

Если враг вас кого увлечет.

Спасибо вам, верные чада,

Проводили с любовью мой прах.

Теперь вы за меня поищите:

Может, где стонет овечка в горах.

Что она заблудилась, ее не вините –

Сама она даст ответ на суде.

И за эту убогую душу

Наш Спаситель страдал на кресте.

Смиренно вы к ней подойдите,

Согрейте словом Христовом любви.

Тяжесть ее на себя вы возьмите,

Может, она из Христовой семьи.

Было дано на то время,

Я овечек заблудших искал

И все их грехи, преступленья

На себя я с любовию брал.

Время мое миновало.

А вы умножайте таланты свои

И, когда пред Судьею предстанем,

Я скажу: «Господи!

Я пред Тобою и чада мои.

Ты питал нас хлебом вечныя жизни,

Пречистою кровию грехи омывал.

Ну, а мы… О, прости! Мы совсем забывали,

Как тяжко за нас на кресте Ты страдал.

Что скажем себе в оправданье?

Произнести не посмеем и слов.

Утешает одно упованье

На Твою безгранично святую любовь.

Прими нас по милости в вечные кровы,

Меня, недостойного, и стадо мое.

Да вечно и мы воспеваем

Всесвятое великое имя Твое,

Отцы и Сына и Святаго Духа.

Аминь

На молитвенную память скорбящим духовным детям от покойного любящего духовного отца архимандрита Агафангела, скончавшегося 8 февраля 1999 г.

Дорогие братья и сестры! Возлюбленные чада Русской Православной Церкви, живущие и гостящие в богоспасаемом граде Старая Русса!

В дни тяжелых испытаний, вновь выпавших нашему Отечеству, да будут с нами великие заветы преподобного Сергия: искреннее благочестие веры и воодушевление патриотической любви к своей родине и к своему народу.

Архимандрит Агафангел (Догадин)

Слово пастыря

В Новозаветной церкви Пас­ха празднуется в память Воскре­сения Господа Иисуса Христа. Как писал св. Феофан Затворник, "Бог на земле – человек на небе, все в соединении".

Можем ли мы в этой любви сомневаться, когда видим и зна­ем, чего эта любовь Богу стоила:

жизнь Христа, смерть Христа, от­верженность людьми, отвержен­ность Богом, ужас Гефсиманского сада, когда он ждал смерти, зная, что его предал самый близ­кий ученик, зная, что через не­сколько часов Петр, другой его ученик, от него отречется, и что все Его оставят умирать в оди­ночестве...

Только через любовь к Богу мир наш станет новым, другим миром. Тогда придет к нам цар­ствие Божие, Воскресение, новая жизнь.

Но для этого каждый из нас должен умереть – не телесной смертью, и не ужасной смертью разлуки, а отказом от всего се­бялюбия, открыться Богу, жить для других.

Пасхой Христовой уничто­жены проклятие и грех, попрана смерть, а над людьми распрос­терта благодающая десница Господня.

Христос Воскресе!

Архимандрит Агафангел (Догадин), апрель 1998 г.

Из истории основных церковных праздников

КРЕЩЕНИЕ И БОГОЯВЛЕНИЕ

«В Иордане крещающиеся Тебе, Господи, троическое явися поклонение. Родителев бо глас свидетельствоваше тебе, возлюбленнаго тя Сына именуя, и Дух, в виде Голубине, извествоваше словесе утверждение. Явлейся, Христосе Боже и мир просвещает. Слава Тебе».

 

Тропарь Крещению.

С каким чувством благо­говения ко Христу и благо­дарности к родным, кото­рые нас приводят к вере, мы вспоминаем о своем крещении; как дивно ду­мать, что потому, что наши родителя или близкие нам люди открыли нам веру во Христа, поручились за нас перед церковью и перед Богом. Мы таинством кре­щения, стали христовы. Мы названы его именем. Мы это имя носим с таким же благоговением и изумлени­ем, как юная невеста несет имя человека, которого она полюбила на жизнь и на смерть и который дал ей свое имя: как это человече­ское имя мы бережем! Как оно нам дорого, как оно нам свято, как нам страшно было бы поступком, обра­зом своим его отдать на хулу недоброжелателям... И именно так соединяемся мы со Христом. Спаситель Христос, Бог наш, ставший человеком, нам дает носить свое имя. И как на Земле по нашим поступкам о всем роде, который носит то же имя, так и тут, по нашим поступкам, по нашей жиз­ни судят о Христе. Какая же это ответственность!

Апостол Павел почти две тысячи лет тому назад предупреждал молодую Христианскую церковь, что ради тех из них, которые живут недостойно своего призвания, хулится имя Христово. Разве не так теперь? Разве во всем мире сейчас миллионы людей, которые хотели бы найти смысл жизни, радость, глу­бину в Боге, не отстраня­ются от него, глядя на нас, видя, что мы не являемся, увы, живым образом еван­гельской жизни — ни лич­но, ни как общество?

И вот в день Крещения Господня хочется перед Богом сказать от себя и призвать всех сказать, кому было дано креститься во имя Христа: вспомните, что вы стали теперь носите­лями этого святого и боже­ственного имени, что по вас будут судить Бога, Спаси­теля вашего. Спасителя всех, что если ваша жизнь — моя жизнь! — будет достойна этого дара Божия, что тысячи вокруг спасутся, а если будет недостойны — пропадут: без веры, без надежды, без радости и без смысла.

Христос пришел на Иор­дан безгрешный, погрузил­ся в эти страшные иордан­ские воды, которые как бы отяжелели, омывая грех человеческий, образно ста­ли как бы мертвыми водами — он в них погрузился и приобщился нашей смер­тности и всем последстви­ям человеческого падения, греха, унижения для того, чтобы нас сделать спо­собными жить достойно че­ловеческого нашего досто­инства, достойно самого Бога, который нас призвал быть родными Ему детьми, быть Ему родными и свои­ми...

Отзовемся же на это дело Божие, на этот Божий призыв! Поймем, как высо­ко, как величественно наше достоинство, как ве­лика наша ответственность, и вступим в теперь уже начавшийся год так, чтобы быть славой Божией и спа­сением каждого человека, который прикоснется на­шей жизни! Аминь.

В далеком прошлом, во времена «Золотого века» христианского богослуже­ния, таинство крещения совершилось в пасхальную ночь и составляло органи­ческую часть ежегодного торжественного празднова­ния Пасхи. Даже теперь, когда между этими двумя торжественными актами давным-давно уже не суще­ствует никакой внешней связи, чинопоследование крещения и пасхальное бо­гослужение все еще несут на себе следы первоначаль­ной взаимозависимости. Однако не многие христиа­не сознают это. Мало кто из их знает, что пасхальное богослужение развилось из богослужения крещального, что, слушая в канун Пасхи ветхозаветные чте­ния о переходе через Чер­ное море или о трех отро­ках в печи, или об Ионе во чреве кита, они внимают наиболее древним парадиг­мам (преобразованиям) Крещения и присутствуют на великом предкрещальном молитвенном бдении. Они не знают, что радость, освещающая святую ночь, с ее ликующим всевозгласом «Христос Воскрес!» — это радость тех, что «кре­стились во Христа и во Христа облеклись», что «погреблись с Ним креще­нием в смерть, дабы, как Христос воскрес из мерт­вых славою отца», так и им ходить в обновленной жиз­ни». (рим. 6, 4).

Мало кого из христиан учили, что Пасха — как литургический праздник, и Великий Пост — литургическое приготовление к Пасхе первоначально воз­никли из чинопоследования крещения, что Пасха, этот «праздников празд­ник», есть, таким образом, исполнение крещения, а крещение есть истинно пас­хальное таинство.

Знание всего этого, одна­ко, есть нечто большее, чем просто знакомство с одной интересной главой в исто­рии богослужения. На са­мом деле, это единственный путь к более полному пони­манию Крещения, его зна­чения в жизни церкви и в нашей личной христиан­ской жизни. И именно в этом более полном понима­нии основного таинства христианской веры и хри­стианской жизни мы нуж­даемся в наше время, как ни в чем другом. Почему? Да потому, что, попросту говоря, крещение отсутствует в нашей жизни. Конечно, оно все еще приз­нается как самоочевидная необходимость. Против не­го не выступают, его не­обходимость не подвергают сомнению. Оно все время совершается в наших церк­вах. Иначе говоря, оно принимается, как нечто «само собой разумеющее­ся». И однако, несмотря на все это, я осмелюсь ут­верждать, что в весьма реальном смысле оно от­сутствует и что в этом «отсутствии» коренится трагедия Церкви в наше время.

Прежде всего, крещение отсутствует в церковной литургии, если под литур­гией мы будем подразуме­вать то, что всегда означал термин «Летургия»: общее действо, в котором дей­ствительно участвует вся Церковь, то есть вся общи­на. В нашей жизни креще­ние, с литургической точки зрения, стало частным се­мейным делом, совершае­мым, как правило, вне общего богослужения Цер­кви. В наше время можно быть годами примерным прихожанином и не при­сутствовать ни при одном крещении и не знать, как оно совершается.

Архимандрит АГАФАНГЕЛ

НАСТОЯТЕЛЬ

Четыре года назад (статья 1992 года) пришел настоятелем в Старорусский храм Святого Георгия архимандрит Агафангел. Отец Агафангел — пример истинного русского чел6века, человека большой души и высокого духовного обаяния, он хорошо воспитан и широко разорван. Вспоминается его выступление на последних «чтениях Ф. М. Достоевского». Он говорил о творчестве великого писателя как профессионал-филолог, приведя в немалое изумление специалистов-достоевсковедов, гостей города из зарубежных стран. За это время, что отец Агафангел в Руссе, он приобщил к храму многих людей, в ком многие годы дремала невостребованная жажда православной веры.

…Биография у нашего настоятеля, как жизнь его, сложная: голодное и холодное военное детство, трудная послевоенная юность, служба на флоте, семинария и духовная академия, командировка за границу, монастырь, служба на приходах. И все это умещается в неполные шесть десятилетий.

Четыре года что отец Аафангел в нашем город, — очень небольшой срок. Но посмотрите, что сделано за эти годы! Заново построены: административный дом при церкви, крестильня, ризница, и другие помещения отремонтированы. Ко всем этим постройкам проведен природ­ный газ. (Поневоле напра­шивается вопрос: почему же во все предыдущие десятилетия не было сдела­но то, что сделано за эти четыре года? Средств у церкви не хватало, что ли? Или инициативы и заботы о храме было маловато?).

При церкви есть бога­дельня, где несколько ста­риков в тепле и заботе могут жить отпущенные им годы. А как прекрасно внутреннее убранство хра­ма! Как великолепен иконостас!

Особой заботой настоя­теля является воскресная школа. В ней около двухсот детей приобщаются к веч­ным нравственным ценно­стям, в большинстве своем утраченным народом в по­следнее время. Среди них и те ребятишки, которые обделены семьей и ее теплом, — дети школы-интерната. Здесь помощниками отцу Аафангелу служат преподаватели воскресной школы: Лидия Карловна Отс, Людмила Ефимовна Пелюшенко, Елизавета Аркадьевна Меднякова, новгородцы: искусствовед Валентина Михайловна Ковалева и Анатолий Сергеевич Андров. Все они воистину сеют в душах детей разумное, доброе, вечное...

...Годы, что провел в Ста­рой Руссе великий писатель Федор Михайлович Досто­евский, он был прихожани­ном Георгиевской церкви. Таким образом, храм этот являет собой память о До­стоевском. И подтвержде­нием тому служит посто­янная духовная связь Георгиевской церкви с му­зеем Федора Михайловича.

«Нашел» отец Агафангел и нашего земляка, поисти­не русского художника Ва­силия Алексеевича Федо­рова, выпускника знамени­той Палехской школы. Ва­силий Алексеевич работает над восстановлением одной из старинных икон, помогает в росписи церкви. У отца Агафангела уже есть планы создания иконописной мастерской при храме.

В ДК «Приборостроитель» по инициативе директора завода A. Б. Кузнецова намечается провести цикл лекций по истории русского православия. И опять это станет заботой Агафангела. Замысел этот получил одобрение и благо­словение самого владыки Льва — епископа Новго­родского и Старорусского.

А сколько лет захороне­ние останков солдат Вели­кой Отечественной, лежа­щих в лесах старорусских, проводилось без отпевания по православному обряду! И только стараниями во­енкома В. Т. Джумаева и о. Агафангела ритуал отпевания воинов, павших на поле брани, возродился.

Вот теперь, когда православной общине возв­ращен Воскресенский со­бор, отец Агафангел весь в заботах о колоколах для него, часах на коло­кольне, которые нужно восстановить. Часы эти находились в 3-м ярусе колокольни, громко били каждые четверть часа и час. Ведь город десятилетиями све­рял по ним время.

Клир в храме сейчас очень мал, говоря мирским языком, штат не укомплектован священнослужителя­ми. И тем ценней безотказная служба верных помощ­ников настоятеля — священника отца Николая и гостя Старой Руссы отца. Давида. Это благодаря им не срывается ни одна служ­ба в храме ни утром, ни вечером.

…Доброта, кротость так и светятся в глазах нашего настоятеля. Люди тянутся к нему — кто за благословленьем, кто за советом, а кто просто постоять возле него, набраться излучаемой им благодати. Но есть у него и недруги. Их немно­го, но они злы, черны душой, грубы и завистливы.

Как же важно в наше исторически сложное вре­мя, когда почти утрачена присущая русскому челове­ку нравственная чистота, заложенная в заповедях Божьих, как важно, что бы было куда пойти и по­пытаться обрести это утра­ченное. Как хорошо, что в Старой Руссе есть такое место — это Георгиевская церковь, а настоятелем в ней — архимандрит Ага­фангел.

Пожелаем же, чтобы Господь даровал ему доб­рое здоровье и многие годы службы на благо и пользу старорусцев.

Соболезнование немецких друзей

На днях из Германии был принят факс, подписанный име­нами нескольких активистов ор­ганизации «Мост взаимопонима­ния и дружбы». Обращаясь к жи­телям Старой Руссы, супруги Гюнтер и Аннелиза Кааль, Криста и Руди Вессель, Рени и Хорст Питцель сообщают, что глубоко потрясены известием о смерти их друга отца Агафангела, с кото­рым они познакомились еще в 1992 году и которого искренне полюбили с первой же встречи. «Это был исключительно велико­душный человек! — говорится в послании, преодолевшем грани­цы и языковые барьеры. — К сожалению, нам не удалось его еще раз увидеть и с ним погово­рить. Посещение его дома и церкви останется для нас незабы­ваемым. Мы скорбим вместе с вами»...

Не зарастет народная тропа

Ровно год назад в этот самый день, 8 февраля, пришла к нам скорбная весть о кончине священ­нослужителя церкви Свя­того Георгия архимандри­та Агафангела. «Наш до­рогой Батюшка» — так до сих пор называют его те, кому промыслом Божиим было предопределено встретиться с ним, об­щаться, скормляться у о. Агафангела.

Год спустя потеря горя­чо любимого Пастыря ощущается не менее остро. Но все больше среди нас свидетелей того, как и после кончины Батюшка молитвенно поддержива­ет, ведет по жизни своих духовных чад. Примеров чудесной его помощи очень много, и свидетель­ства о них с радостью передаются из уст в уста, от сердца к сердцу. Уже этим одним согреваются мысли и чувства верующе­го человека: не оставляет нас Батюшка, помнит о нас, знает все наши печали и нужды.

Все больше паломников ежедневно из разных мест приезжают в Новго­родскую обитель — Варлаамо-Хутынский монас­тырь поклониться на мо­гилу к Батюшке. Словно живому рассказывают они ему о своих делах и забо­тах, исповедаются, прино­сят покаяние, просят его святых молитв. И получа­ют искомое и просимое, то, что необходимо для спасения вечно живой ду­ши.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II

Наш милостивый архипастырь владыко Алексий! Мы, прихожане Георгиевской церкви Воскресенского собора г. Старая Русса Новго­родской области, вынуждены обратиться к Вам с открытым письмам через газету, так как неоднократные обращения в Патриархию на Ваше имя остаются без внимания. Просим, разрешить конфликт, сложившийся в храме, хотя церковь и отделена от государства, но люди, посещаю­щие ее и проживающие на территории храма, – граждане нашего государ­ства. А также просим Ваше Святейшество вмешаться и заступиться за настоятеля, теперь уже бывшего, Георгиевской церкви отца Агафангела, постоянно унижаемого епископом Новгородским и Старорусским Львом.

За пять, лет в Старой Руссе о. Агафангел много сделал для города и верующих. Он обустроил территорию Георгиевской церкви; заасфальти­ровал, провел газ, водопровод, построил крестильню, ризницу, 2-этажный дом, баню, беседку, теплицу, гараж, дом для регента, дом в Леохновском приходе. Двор храма превращен в настоящий рай. Им была создана Воскресная школа для детей, богадельня. Огромная работа проведена о. Агафангелом для возвращения в лоно церкви кафедрального Воскресенского собора, где раньше был музей.

Из-за уважения к о. Агафангелу и его благородной деятельности появи­лись и спонсоры – в итого отремонтирован Воскресенский собор и колокольня, установлены новые колокола. Сейчас ежедневно проходят в нем богослужения. Много было работы, трудно, но служба шла в двух храмах: соборе и церкви, хотя штат священнослужителей оставался не укомплектован, – везде о. Агафангел успевал.

Со значительными и длительными проволочками он был назначен настояте­лем своего детища – Воскресенского собора.

О. Агафангел является примером любви к Божьему храму и к людям. К нему идут с горем и радостью, особенно его любят дети.

Батюшка обладает особой благодатью, прихожане это чувствуют, идут, прося совета и молитвы. И каждый услышит нужное слово и утешение, а это так важно в наше трудное время. Видимо, это кому-то не нравится и кого-то раздражает, что о. Агафангел сеет разумное, доброе, вечное. Ведь сейчас это не в почете.

Несмотря на большую занятость (служба, постоянное строительство, прием иностранных делегаций, занятия в Воскресной школе и т. д.), он

находил время для детей интерната, лично окрестил более 200 детей, брошенных родителями, проводил занятия по Закону Божьему.

Мы, прихожане, не понимаем постоянное недовольство и последовательное уничижение о. Агафангела правящим епископом Новгородским и Старорусским Львом. Любой повод используется им для бичевания, часто словесные оскорбления звучат прилюдно, в присутствии прихожан. Епископ Лев обвиняет о. Агафангела в нечестности и сокрытии доходов церкви, заявив публично об этом на собрании прихожан в соборе, но это клевета, придуманная для того, чтобы снять о. Агафангела с должности настоя­теля собора. Все знают, что батюшка бессребреник: у него нет ни дачи, ни машины, есть лишь маленький дом, а ходит он кругом пешком. Что есть у него, он все раздает людям. Если какие-то суммы не сдава­лись в епархию, то все они шли на нужды вновь открытого собора (это легко проверить). Отец Агафангел доверчив и добр, и многие злоупот­ребляют этим. Постоянные уничижения со стороны епископа Льва за­кончились последовательным освобождением батюшки от всех должностей: сначала сняли благочиние, потом освободили от должности настоятеля Воскресенского собора, отправили на должность простого священника в Георгиевскую церковь, а ведь он архимандрит.

И в собор, и в церковь назначены новые молодые священники, слабо знающие богослужение. Как выразилась одна из прихожанок: "Поставили каких-то артистов". Но это было бы не так страшно – со временем они научились бы, а страшна грубость, жестокость, а главное – отсутствие веры, что и проявил сразу же в начале своего правления новый настоятель Георгиевской церкви о. Василий (Гэрзун). Он приехал с Западной Украины и, видимо, оттуда принес с собой жестокость и стремление к расколу, поэтому стал достойным преемником политики Льва. Мы боимся, что наши православные храмы превратятся в католические.

О. Василий начал свою деятельность с выселения одиноких старых женщин из своих комнат-келий, данных им для проживания на территории церкви и оформленных старостою церкви, советом и прежним насто­ятелем о. Агафангелом. Обе старушки посвятили свою жизнь служению Богу и труду в храме. Ефимова Анна Михайловна на территории храма прожила 44 года, Степанова Елена Кирилловна – 5 лет. У обеих была трудная жизнь: Ефимова A. М. перенесла блокаду, трудовой фронт, а Степанова Е. К. была в концлагере, спаслась бегством. Одна работала в алтаре, а вторая – просфорница, она и сейчас печет просфоры.

О. Агафангел вселил их в благоустроенные комнаты, и вот сейчас идет их активное выселение. По идеологии нового настоятеля о. Василия для них не находится заслуженного места при храме. Он ссылается на благословение епископа Льва. А переселить старушек некуда, так как площади, пригодной для жилья, на территории церкви нет. Ежедневно они слышат крики о. Василия: "Я вас вышвырну отсюда, я здесь хозяин, ваша власть кончилась – я здесь настоятель" и т. д. Пообещал привести на днях милицию и выселить, Епископ Лeв часто обвиняет о. Агафангела в непослушании, но как нравственно оценить послушание о. Василия, когда он выселяет старушек из богадельни. О. Агафангел такое бесчеловечное послушание никогда бы не выполнил.

По понедельникам и вторникам службы в церкви нет – впервые в Георгиевское церкви появились выходные. Старушки приезжают из окрест­ных деревень, а на двери храма – замок и никаких разъяснений, в собор успевают лишь на конец службы. А ведь в церкви находится чудотворная икона Старорусской Божьей Матери!

Нет у о. Василия почтения и благоговения к святыням: православному кресту и чудотворной иконе – это отмечают многие истинно верующие люди. О. Василий жил на территории Почаевской лавры и окончил Загорскую семинарию – эти данные из местной газеты "Старая Русса". Но мы ставим это под сомнение, так как он не знал ход службы (где читается Евангелие во время литургии, как провести крестный ход в Успение и др.), а также не слышали от него ни одной проповеди. Напрашивается вопрос: с какой целью заменен опытный, истинно верующий священнослужитель о. Агафангел, несущий людям Божью благодать и являющий собой доброту и любовь, на неопытного, грубого, неверующего молодого священника о. Василия?

О. Василий в день своего назначения на должность настоятеля Георгиевской церкви был поселен в 2-этажный дом со всеми удобствами и мебелью. Этот дом о. Агафангел строил для себя и приезжающих к нему людей, а часть этого дома отводилась под канцелярию и Воскресную школу. Но о. Агафангелу не пришлось жить в этой доме, в зимнее время он был изгнан оттуда епископом Львом в недостроенный дом, где планировалась просфорня и где сейчас он живет. Пять лет 2-этажный дом стоял пустой, иногда во время, своих наездов там ночевал епископ Лев, а теперь он все­лил в этот дом о. Василия.

Сейчас о. Агафангел отправлен в отпуск – впервые за 6 лет, и идут разговоры, что из отпуска его не вернут, у нас есть основания этому ве­рить. Неужели этот беспредел епископа Льва бесконечен? Каков следую­щий шаг и чего добивается правящий епископ Лев?

Слишком неадекватна оценка всего, что сделал для церкви, собора, для людей о. Агафангел.

Просим помочь положить конец притеснениям со стороны епископа Льва и исполнителя его воли настоятеля Георгиевской церкви о. Василия. Если не остановить о. Василия, то он уничтожит все добрее, что оставил после себя о. Агафангел.

Мы встали на защиту о. Агафангела по собственному желанию и добровольно, а епископ Лев упрекает его в том, что он все это органи­зовывает. На собрании в соборе первая фраза Епископа Льва была: «Опять собрал своих бабок?» Это звучит унизительно по отношению к верующим от такого высокого духовного лица. Батюшка не умеет постоять за себя перед напором жестокости и бесчеловечности, поэтому мы, прихожане, ре­шили сами его защищать, так как считаем, что он единственный настоя­щий пастырь, могущий привлечь людей к вере.

Странно то, что произвол исходит от духовных лиц, которые должны созидать, а не разрушать и проявлять милосердие.

Мы видим, что мира в нашей пастве не будет, пока во главе ее стоит епископ Лев. Ваше святейшество, Ваша деятельность известна как миротворческая, и мы надеемся, что услышите нас, просящих милости к архимандриту Агафангелу.

Прихожане и жители города, 23 подписи.

31.10.93

ОТЕЦ АГАФАНГЕЛ

Меня крестили в курной бане, подальше от любопытствующих глаз, как раннехристианина в пещере, повесив в углу икону Казан­ской Божьей Матери, и купелью мне был банный котел. Записи по этому поводу, естественно, сделано не было, и крёстных родителей поименовали заочно, так я, в общем-то, и не узнал, кто они были. Никто мне серебряную ложечку на первый зуб не дарил и некого мне было звать "лёльками".

Когда я подрос, бабушка выучила меня одной из самых светлых молитв: "Богородица Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с Тобою; благословенна, ты в жёнах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших", сказав мне в напутствие:

– Это твоя заступница. Читай молитву трижды на ночь.

Я даже ужаснулся:

– Меня же задразнят...

– А ты читай про себя. Господь милостив, он услышит.

Так с этой молитвой я и прошел по жизни.

Но в мире бесконечны только время и дорога, а всё прочее имеет свой конец, иногда – счастливый, чаще – печальный. Кончи­лись и гонения на веру, теперь даже страшно подумать, что челове­ка только за слова "Верую во единого Бога нашего..." могли со­слать на каторгу или даже убить под ликующий гул толпы, которая одинаково исступленно радовалась и при звуках фанфар, и при виде невинной крови.

"Прости им, Господи, ибо они сами не ведают, что творят".

Быть раннехристианином в своем роде накладывало печать не­коей таинственности и даже отрешенности (по крайней мере, так я себя осознавал), но я всегда ощущал себя общественной скотинкой, брался за любое дело, за которое, естественно, ни хрена не плати­ли, но выволочку устраивали постоянно, находя во мне стрелочника. Сколько я помню себя, меня постоянно куда-то выбирали и с тем же постоянством бранили, обзывая меня всякими нехорошими словами. Я, разумеется, огрызался, меня колотили сильнее, тогда я уже пёр, не разбирая дороги. После этого меня просили об выходе, но миновал год, другой, и все начиналось сызнова. Мне казалось, что передо мной расстилалась вдаль ровнехонькая дорожка, а на самом деле я шел, словно слепая лошадь на маслобойке – по кругу, у которого, как известно, не было ни конца, ни начала, но, значит, не было и цели, хотя нет – цель у нас была, правда, общая, как вдалбливали нам в головы со школьной скамьи: мы строили социализм всем колхо­зом, сперва, недоразвитый, дебильный, что ли, потом уж и развитой, а раз все строили, то и я вроде бы топориком тюкал. Один раз по полену, другой – по колену, но все равно топориком помахнивал.

Мне было ближе: "Возлюби ближнего... ", а власть предержащая утверждала: "В борьбе обретешь ты счастье свое", священнослужите­ли говорили: "Бог – это любовь", а люмпен-философы надрывались, хрипя: "Весь мир насилья мы разрушим...", а там еще приятель только что не тайком принес "Окаянные дни", а там еще корреспон­дент из Тулы написал, что "атеизм – религия негодяев". Было отче­го стронуться со своих катушек. Медики называли это состояние "раздвоение личности".

Но как бы человек ни двоился и ни троился, наступает время, и он пытается собрать себя воедино: любое деление требует уйму душевной энергии, и когда она мало-помалу иссякает, невольно рож­дается мольба: "Господи, помоги мне укрепить себя". Я начал ис­кать духовника, чтобы исповедаться. Раздвоение невольно влекло за собой ложь, которая как бы становилась не только нормой поведе­ния, но и составной частью мышления, когда уже сама ложь не заме­чалась, поэтому слово "исповедь" казалось словно бы чужеродным и просто страшило. Всё перевернулось с ног на голову, и там, где по всем канонам следовало быть праву, появлялось лево, а право вооб­ще отсутствовало. С таким смещенным мироощущением идти к незнако­мому духовнику было напрасной затеей: чего-то ему я ведь мог и соврать, а во лжи какая же исповедь.

– Не вернемся к богу – все погибнем, – сказал мне один муд­рый человек, бывший до недавнего времени отчаянным атеистом. – А как вернешься, если сами же дорогу к нему потеряли.

Что потеряли – слов нет, но теряли-то ее мы все вместе, а искать ее придется каждому в одиночку. Ломать не строить, как го­ворится, большого ума не требовалось, а когда потребовалось, то не нашлось его ни большого, ни маленького, да и откуда ему было случиться, если мы сызмальства не думали, а только цитатничали:

– Как правильно указал... Как справедливо заметил... Как мудро сказал...

Вот и доцитатничались...

Одно время нашелся на мою голову попик: худородный, ни­зенького росточка, с мочалистой бороденкой, и голосом был немо­щен, и словно уже паутиной пошел. Исповедоваться ему я постеснял­ся – внешностью он своей не располагал, – но посудачить, к нему я частенько наведывался. Сам он был монах из Псковско-Печорской лавры, и прислали его служить в Борисовскую Покровскую церковь. Еще из-за ворот – дом притча стоял в ограде – я спрашивал его:

– Отец Власий, принимаешь ли?

– Да-к приехал, что ж... Распрягайся.

Кладбище с церковью было обнесено только с трех сторон – от села, а там, где оно уходило в поле, огорожки не было, и мы с от­цом Власием, поплутав между могилками, уходили в ромашковое раз­долье.

Отец Власий важно покачивал засаленной косичкой, которая выползала у него из-под скуфьи – он монашествовал, – а я брел сза­ди и все не решался приступить к важному для меня разговору. Эта косичка, похожая на крысиный хвост, смущала, в некотором роде за­бавляла и уводила в сторону мысли.

– Отец Власий, – наконец, начинал я, – существует таинство ис­поведи – это я хорошо знаю, ну все такое прочее...

Отец Власий останавливался, повернувшись ко мне, задирал свою тощую бороденку и строго вопрошал:

– Блудишь много?

– Как тебе сказать... – говорил я потерянно.

– Я не о прелюбодействе реку, – тем же строгим голосом по­правлялся отец Власий. – А только о словоблудии. Словом блудишь много?

– Много, – радостно говорил я.

– А пошто?

– Жить-то ведь как-то надо.

Отец Власий опускал бороденку долу и долго молчал.

– Больно уж тяжек твой грех.

Так я ему тогда и не исповедался, а потом его снова услали в монастырь.

А недавно был я у себя в Старой Руссе и заглянул на огонек к тамошнему военкому Валерию Джумаеву. Познакомился я с ним дав­ненько, лет десять назад, когда он только что вернулся из Афга­нистана. Едва очухавшийся после тяжелой контузии, не остывший еще от боев, пропахший порохом. Мне он доверительно сказал, когда на­ши жены ушли на кухню:

– А я туда еще вернулся бы...

– Не настрелялся?

– Этого хватило по ноздри. Но теперь у меня ни один солдат не погиб бы.

Мать у Валерия была русская, а отец – узбек, поэтому черты лица у него как бы смазаны: глаза будто бы раскосые, а будто бы уже и не раскосые, и скулы утратили жесткость, и волосы стали мягче. О себе он так говорил:

– Я человек неопределенной национальности.

Попили мы с этим человеком неопределенной национальности чайку, посудачили о том, что было, и о том, чего не было, тоже порассуждали, он как бы между прочим и признался мне:

– Батюшка наш, отец Агафангел, настоятель нашего Георгиев­ского собора, предлагает мне креститься, дескать, воину, прошед­шему афганский ад, грешно быть не христианином.

– Ну, а ты?

Джумаев зябко повел плечами.

– Неудобно как-то.

– Брось, – сказал я ему. – Батюшка знает, что советует. – И тут меня осенила счастливая мысль: – А ты не мог бы меня с ним познакомить?

– Наш батюшка человек общительный, – неуверенно сказал Джу­маев.

– Вот и познакомь.

В тот день отец Агафангел приболел, а потом сам дал знать, чтобы мы проведали (это прежде всего относилось к Джумаеву) его.

– Батюшка, у нас добрый, но правил строгих, – сказал Джумаев. -Давай не опаздывать.

– А зачем опаздывать? – невольно спросил я.

– Не знаю... Иногда опаздывают только для того, чтобы опаз­дывать. Для солидности, что ли, или еще для чего...

– Это мирские власти обозначают солидность, а для духовных лиц вроде бы ни к чему. Перед богом все равны – солидные и несо­лидные.

До храма можно было подъехать на газике (погода к этому ча­су расстроилась, закрапал легкий весенний дождь-снегоед) или пройти пешком – расстояние было не ахти какое, и мы, маленько по­совещавшись, решили прогуляться: в первый раз (да, наверное, и во второй, и в третий) к храму на машине не подъезжают, а то, что моросил дождик, так ведь не из сахара же родители слепили, а строго по подобию Божиему.

0бедня уже отошла, и отец Агафангел то ли нас поджидал в ограде, то ли отдавал распоряжения по хозяйству – в храме мирских дел всегда невпроворот: одно подбелить, другое подкрасить, третье прибрать, четвертое подколотить, пятое... да, Господи, всего ведь и не перечислишь.

Отец Агафангел увидел нас, издали величаво колыхнул головой в черной скуфье с накидкой, но занятия своего не прервал, продол­жая беседовать с женщиной, одетой во все строгое черное, и с муж­чиной в долгополом пальто, с седой бородкой клинышком и породис­тым носом в багровых прожилках, обличавшего в нем бывшего кутилу, а теперь, видимо, раскаявшегося, – иначе бы зачем он появился в ограде.

Положение наше – ожидающих – было удобное, и я принялся разглядывать отца Агафангела. Если исключить все подробности и сказать одним словом, то лицо его было благородно, а если двумя, то еще и – иконописно. Оно как бы лучилось, но в то же время было обыденно, но обыденность эта была все-таки духовная. Нос у него сидел уверенно, бородища уже посерела от седины, была хорошо вы­мыта и хорошо расчесана. Он почти не мигал, только иногда щурился, и в уголках глаз тогда застывала грустная усмешка. Ко всему про­чему у него был еще один удивительный дар – в этом я скоро убе­дился: он умел красиво говорить и не менее красиво слушать. Иног­да человек слушает, а вид у него при этом отсутствующий, незаин­тересованный, первую фразу произнесешь вроде бы легко, вторую уже с натугой, а третью уже и выговаривать не хочется. А отец Агафан­гел внимал каждому слову, изредка покачивая в такт говорившему ухоженной бородой, дескать, ах как все это правильно, как все это к месту, как все-это достойно...

Он, наконец, повершил свои дела и подошел к нам, легонько придерживая правой рукой панагию. В первую минуту у меня появи­лось желание приложиться к его руке – священник все-таки, к тому же я сразу проникся к нему доверием, – но я уже давно и женщинам не целовал рук, в своем роде – дисквалифицировался, сильно засом­невался в разумности своего порыва, и мы обменялись рукопожатием. Рука у него оказалась пухлой и вяловатой.

– Вы, кажется, служили на Северном флоте? – спросил меня отец Агафангел.

– Так точно, – сказал я, немного подобравшись.

– Я тоже там проходил срочную. В Североморске и в Полярном. В этом смысле мы с вами однопалубники. В пятидесятых годах это случилось.

– Так и я служил в те же годы, – радостно сказал я.

– Вот как хорошо... Значит, мы с вами в одно время послужи­ли Отечеству. Отечество у нас неразделимое, и мы все служим ему по мере своих сил. Это пещерные атеисты хотят его разодрать, а нам его делить незачем. – Он помолчал, спрятав рот в бороду. – Надеюсь, вы не атеист?

– Возвращаюсь к Богу, – сказал я несколько уклончиво.

– Раз возвращаетесь, то и вернетесь. Понимаю, что возвраще­ние всегда мучительно, но мучительно все же не само возвращение, а только его первый шаг. Он всегда дается с большим трудом, после долгий раздумий и размышлений. Но если он дастся, и вы почув­ствуете, что выходите из тьмы к свету, то дальше ноги уже сами понесут вас.

– Бог – это свет? – спросил Джумаев, не желая стоять на обо­чинке нашего разговора.

– Свет, – согласился отец Агафангел. – И еще любовь… Любовь и свет. – И предложил: – Пройдемте в притвор. Нехорошо моросит сегодня, а я еще не совсем оправился от болезни.

Отец Агафангел ступил на паперть первым (так, видимо, и по­лагалось священнику), за ним Джумаев, человек неопределенной национальности, но по отцу все-таки мусульманин, а следом уже и я, крещенный в курной бане и поэтому считавший себя в одних случаям раннехристианином, а в других все-таки, по словам отца Агафангела, пещерным атеистом. Отец Агафангел осенил себя крестным знаме­нием, Джумаев снял фуражку, но креститься раздумал, и у меня тоже (сатанинская печать еще чувствовалась) не поднялась рука ко лбу. "Значит, – подумал я, – первый шаг мне еще не дался. Значит, я только еще пытаюсь", – и так мне стало и горько, и обидно за себя, выросшего на своей земле, и преданного своей земле, и оказавшего­ся тем не менее Иваном, не помнящим родства: ведь все мои деды и прадеды, щуры и пращуры верили, даже мать украдкой молилась, а я-то в кого такой уродился? Чужая прививка на моем корне оказалась сильнее, чем само родовое дерево? "Господи, прости меня, подумал я. – Прости меня. Господи. Я сам не ведаю, что творю".

В храме стояла настороженная прохлада – его только что пос­ле обедни проветрили – пахло сырым, хорошо вымытым полом, лада­ном и воском. Перед ликом Старорусской Божьей Матери теплилось несколько свечей, их зажгли уже после обедни, и ровные желтые их язычки были нарядны и печальны, словно березки в пору задумчиво­го бабьего лета.

– Отец Агафангел, вы не могли бы помолиться о всех погибших на войне, – попросил я. Себя я еще не считал погибшим. – На той, страшной, именуемой Великой. И на этой, страшной, никак не именуемой.

– Почему же не помолиться, – кротко сказал отец Агафангел. – Нам по канону полагается делать это ежедневно. Маршал Жуков, мо­жет, это вам не ведомо, а если ведомо, то повториться не грех, всю войну возил с собой икону Божьей Матери и перед каждой битвой неустанно молился нашей Заступнице.

Он перекрестил нас с Джумаевым, повернулся к Старорусской Божьей Матери, перекрестился сам и запел чистым сильным голосом:

– Живый в помощи Вышнего, в крови Бога небесного, речет Господове: заступник мой и крепость моя. Бог мой...

Это было так неожиданно красиво, что у меня невольно побе­жал по спине холодок, я размашисто перекрестился, склонив голову, глянул искоса на Джумаева и увидел, что он тоже осеняет себя, за­быв, видимо, что по отцу был мусульманином, или решив, что кроме отца. у каждого человека есть еще и мать, и неизвестно еще чья кровь, а вместе с нею и вера сильнее.

Окончив молитву, отец Агафангел повернулся к нам и снова осенил крестным знамением.

– Я давно предлагал брату Валерию окреститься, уже и отца крестного присмотрел ему, а он все медлит.

Я понял, что наступил тот самый момент, которого я давно и трепетно ждал, и, почти робея, сказал:

– Мне тоже следовало бы принять повторное крещение.

– И разумно поступите. Чем скорее вы это совершите, тем раньше очутитесь дома. Ваше место там, где были ваши деды. Чело­век никогда не должен лишать себя той веры, которую предопреде­лил ему Всевышний. А нам всем Всевышний указал быть в православии и никогда его не покидать.

– Не мы покинули. Отцы наши, – возразил я.

– К сожалению, – вздохнув, согласился отец Агафангел. – Гор­дыня обуяла нашими людьми, и они снова вознамерились построить Вавилонскую башню. Что из этого получилось, ведомо только Госпо­ду, но и нам грешным. Люди опять разучились понимать друг друга, и все это громоздкое сооружение, которое они возводили семь де­сятков лет, готово вот-вот рухнуть. Скажем же мы словами Иисуса Христа: «Господи, они не ведают, что сами творят».

– Но тогда Господь лишил людей единого языка...

– А разве это не одно и то же, когда православные грузины перестали понимать православных осетин? – возразил мне отец Ага­фангел. – Язык любви – это единый язык. Язык ненависти – это мно­жество языков. Когда много языков, тогда согласия ждать не прихо­дится. Брат Валерий, – он обернулся к Джумаеву, – вы еще не созре­ли?

– Батюшка, совсем немного осталось.

– Я понимаю вас, брат Валерий.

Отец Агафангел – в моем, разумеется, представлении – отли­чался от отца Власия: тот был земной, бесхитростный и весь плотский, хотя тело имел хилое и тщедушное. Отец Агафангел был дороден, под рясой у него колыхалось пузцо, бородища лежала на груди (на персях) осанисто, но при этом он принадлежал к другому миру, неведомому мне, и был словно бы бестелесен, и молил он неслышно, и в речи не допускал грубых слов и затертых трафаретов, которые словно бы вошли в нас и стали частью нашего сознания. Впрочем, дело было не в сопоставлении одного с другим, а в том, что в отце Власии я сильно сомневался, стыдясь духовно обнажиться перед ним на исповеди, а отцу Агафангелу поверил сразу, свет ли от него особый исходил, именуемый человеческим теплом, или еще что, или то, что был он моим однопалубником, или все это вместе взятое как бы потянуло меня к нему. Мне уже казалось, что я знаю его давно, может, столько времени, сколько помню себя.

– Батюшка, – неожиданно для меня, но, видимо, продолжая свой давний разговор, спросил Джумаев, – так в чем же моя вина? Я воевал в Афганистане – это действительно. И я убивал там людей это тоже действительно. Но ведь я не сам туда отправился. Я сол­дат и я присягал своему Отечеству. Так кто же мне скажет – вино­ват я или не виноват?

– Брат Валерий, солдат – мученик. Погибшему в бою Святая Церковь отпускает все его грехи. Солдат – не источник войны, солдат – ее жертва. – Отец Агафангел перекрестил Джумаева. – Брат Ва­лерий, не мучай себя больше. Ты уже достаточно пострадал. И пом­ни святые слова: солдат – мученик.

Я никогда, не сказал бы, что солдат – мученик, мне даже в голову не могли прийти эти слова, меня никогда не учили этому, даже мученическую смерть сожженного на костре балтийца Евгения Никонова. представляли бестелесной кончиной. У одного из нас ( у отца Агафангела и у меня) голова явно была повернута не в ту сто­рону, поэтому и мыслить мы могли как бы наоборот. Всё это было немного странно; жили мы на одной земле, служили в одно время на одном флоте, мысли выражали одними и теми же словами, читали од­ни и те же газеты, и телевизионные передачи смотрели одни и те же, но он при этом думал о человеке, а меня едва не с пеленок приучали думать о всем человечестве. Казалось бы, это так мало – человек и человечество, но эта малость создала, между нами прегра­ду, которую мы теперь и пытались преодолеть.

"Господи, спаси, сохрани и помилуй".

Но Джумаеву "мученика", кажется, было маловато, и он спро­сил:

– Я как воин-интернационалист...

Только раз отец Агафангел перебил его (и меня в том числе) во время нашего разговора, и это случилось как раз на этой фразе. Не меняя интонации, мягкой и доверительной, он, тем не менее, заме­тил:

– Брат Валерий, вы употребили очень неудачное сравнение.

– Батюшка, разве интернационализм это что-то неудачное? – удивился Джумаев.

Отец Агафангел терпеливо повторил;

– Это очень неудачное сравнение, брат Валерий.

Потом мы прошли в маленькую гостиницу (или келью), бывшую тут же в церковной ограде, и пили чай, заваренный на травах. Отец Агафангел опять сотворил молитву, но чай по великопостному времени был скуден, хотя нам с Джумаевым поднесли еще и по стопке вод­ки. Отцу Агафангелу тоже налили чаю, и тарелочку поставили, и вилку с ножом положили, но он сидел за столом прямо и к еде не прикоснулся.

– Приезжайте-ка к нам на Пасху, – пригласил он меня. – У нас бывает весело.

И тогда я решился на вопрос, который давно уже вертелся у меня на языке:

– Отец Агафангел, а Ленин это что – Антихрист?

– Нет, – возразил отец Агафангел так же прямо и ровно, как и сидел. – Ленин – предтеча, а прихода самого антихриста мы все ждем.

До этой минуты мне казалось, что наши беды уже позади, но если все, что творилось на моей земле, было только предтечей, то что же еще-то предстоит?

– Но как же тогда жить?

– Возвращаться.

– Куда?

– Домой...

Господи, как это хорошо, что у меня еще был дом.

Март 1991 г.

Старая Русса

8 февраля 1999 года в последний путь проводили архимандрита о. Агафангела.

Многих ты провожал в этот путь с молитвой и причащением Св. Тайн. Всю ты свою жизнь посвятил Господу. С ранней молодости твое сердце не было связано с мирской суетой.

Тебя Господь с юности призвал на иноческий путь и наделил тебя талантом и чтения и пения. Службу ты совершал благоговейно и с любовью. Ты нам оставил завет – как нужно молиться, читать в храме Божием слово Божие, чтобы оно доходило до сердца каждого молящегося, а твоя молитва доходила. Ты много молился в храме и как инок у себя дома. За твою любовь к Господу и усердное служение церкви Божией все святые, которых ты прославлял, будут ходатаями за тебя перед Господом.

И твоя душа тоже должна дать отчет о пройденном тобою земном пути. Тебя Господь будет судить по суду любящих имя Его. Мы верим, что по этому суду тебя Господь оправдал, так как нет ни одного человека без греха, хотя бы и прожил он один день на земле. Мы надеемся, что Господь тебя не лишит своего царства. А когда тебя Господь оправдает, помолись и о нас грешных.

Ты на земле в Его земной Церкви славословил Господа, мы веруем, что и в Небесной Церкви ты будешь прославлять Его Святое Имя со Безначальным Его Отцом и Святым и Благим и Животворящим Духом.

Аминь.

Архимандрит Агафангел очень много положил трудов для Церкви Христовой, на служение которой был призван Господом. Укрепляемый Духом Святым, распространял учение Христово, которое овладевало умами многих ученых людей, так как проповедь Апостольская несла новую мудрость, перед которой вся мудрость человеческая – ничто, хуже, чем прах земной.

Проповедуемая апостолами мудрость, а впоследствии – пастырями и учителями церкви, не есть продукт человеческого мышления, но благодать Божия, возрождающая, просвещающая и укрепляющая верующего человека в жизнь вечную.

Для неверующего человека проповедь Христова учения – безумие, а для спасаемых – Божия премудрость и сила. Из истории Церкви видно, как тяжела была жизнь Церкви Божией, а особенно – ее пастырей на протяжении всех веков. Но несмотря на все препятствия и гонения Церковь Христова распространялась и распространяется по всей земле, дав Господу богатый плод в лице Апостолов, Святителей, мучеников, преподобных и праведных, ведомых и неведомых, которые, просветившись Духом Святым, не щадили своей жизни.

Для открытия собора в честь Покрова Божией Матери в Великом Новгороде архимандрит Агафангел ночью тайно ходил по городу, собирал подписи членов двадцатки. Люди неохотно давали свои адреса, так как в тридцатые годы в период гонения на церковь много пострадало невинных людей (расстрелы, ссылки в лагеря). Неоднократно на свои средства посылал письма в Москву в Министерство культуры с просьбой получить разрешение на открытие собора.

По приезде в г. Старую Руссу архимандрит Агафангел около трех лет занимался открытием Воскресенского собора, церквей в деревнях Учно, Ополицы, Парфино, Верехново, Холм. Организовал Воскресную школу.

Батюшка трудился как верный раб Христов. Веру в господа Иисуса Христа и в его спасительные заслуги сохранил до конца своего отхода ко Господу. Нам тоже надо подвигом добрым подвизаться, данный каждому из нас Господом свой земной долг совершать добросовестно во славу Божию как добрым рабам Христовым, имея всегда перед своими глазами Господа, который за всеми смотрит и за всеми следит.

Ведь батюшка трудился не только для того, чтобы себе иметь хлеб и все необходимое, но он исполнял долг любви, вкладывая свой труд в общее дело, для созидания земной жизни себе и своим ближним. Течение свое совершил, т. е. Закончил свою земную жизнь и был до конца верным Господу, никогда не изменял Господу ни при каких жизненных обстоятельствах, даже до смерти.

Родился батюшка архимандрит Агафангел 5 декабря 1936 года в семье зажиточных крестьян д. Слободка Рязанской области Михайловского района у Алексея Архиповича и Анастасии Ивановны Догадиных. Семья жила очень дружно, была трудолюбива и не знала недостатков.

Но не долго прожили молодожены в браке, всего лишь полгода, как на них грянула беда. Отца с матерью забрали и отправили в ссылку на «Кузнецкстрой» как «спецпереселенцев».

Анастасия Ивановна часто вспоминала со слезами на глазах, как председатель накануне сказал Насте: «Уходи домой, ты из бедной семьи и жила только полгода, ничего тебе не будет, а завтра утром много будет слез». Но она не оставила мужа и никуда не ушла. «Ведь мы любили друг друга. Как же я оставлю мужа!» Таким образом, они оказались с мужем на «Кузнецкстрое». В ссылке у них народился мальчик. Жили в землянках, пол земляной, кровати стояли вплотную она к другой.

От голода и холода люди умирали, ссыльным делали гробы, а заключенных клали прямо в яму, как дрова, штабелями. Началась эпидемия дизентерии, тифа. У Алексея Архиповича возник план побега. Они были расконвоированы, разрешалось ходить в город свободно.

Анастасия Ивановна вместе с сыном тайно уезжает. Билет купили в мягкий вагон, в котором ехали военные. Кондуктор говорил: «Молодцы, догадались. Потому что этот вагон на станциях не проверяли». В дороге мальчик заразился дифтерией. Приехала домой к своим родителям, там и первого сына похоронила. Через короткое время сбежал Алексей Архипович. Тайно ушли из слободки и начали скитания по городам. Муж Анастасии Ивановны был трудолюбивый и мастеровой. В Твери устроились на работу, там похоронили и второго сына.

В их деревне был обычай: мужчины по окончании домашних работ уходили на заработки (стекольщики вставляли стекла). Как увидят своих односельчан, так сразу уезжают в другое место. Решили поехать в Москву, там их никто не знает. Сразу устроились на работу, дали им комнату 18 кв. м в коммунальной квартире.

Но вот грянула война. Анастасия Ивановна уезжает в Слободку на родину, а Алексей Архипович по повестке уходит в армию, комнату закрыл на ключ.

Под Ржевом в 1942 г. Алексей Архипович погиб. Сохранилось несколько писем, в каждом письме пишет жене, чтоб берегла Колю, «и три раза поцелуй за меня, скажи сыну, что так велел папа».

По возвращении в Москву узнали, что комната оказалась занятой другими жильцами. Анастасия Ивановна обратилась в военкомат, а военком посоветовал не брать другое жилье, а подождать, когда освободится комната. Люди оказались хорошие, они даже подкармливали их, с Колей они жили вместе. Через некоторое время комната освободилась, и Анастасия Ивановна дожила в ней до самой смерти.

Еще маленьким ребенком Анастасия Ивановна взяла в церковь Колю, чтобы причастить. Когда открыли царские врата, Коля от радости захлопал в ладоши и сказал: «Как красиво! Всегда буду сюда ходить». Ему было показано Господом видение.

У Коли был друг Володя Захаркин, и он его рекомендует прислуживать в алтаре, а мать ничего не знает, что ее сын Коля прислуживает в церкви. Мать с первой электричкой от ст. Ухмоская уезжает на работу в Москву на молокозавод, а Коля, чтобы н проспать, караулит, как она уходит, сразу же встает и бежит в церковь и сидит на паперти, ожидает, когда откроют храм.

Однажды служащий священник о. Сергий говорит: Анастасия Ивановна, почему вы так рано будите Колю? Нас еще никого нет в церкви, а он уже сидит на паперти и ждет, когда откроют церковь».

В церкви прислуживала монахиня Арсения, вот она-то и научила мальчика молитве, читать по-славянски, пению. Голос у него был сильный, чистый. После литургии брала с собой домой, накормит его и говорит: «Коляшка, пойдем со мной на огород». Она оберегала его от уличных ребят, а к вечеру к приходу матери с работы отправляла домой. Батюшка очень любил и уважал матушку Арсению. Она несколько раз Успенским постом приезжала в Новгород к любимому батюшке.

Однажды Коля спрашивает у матери разрешения поехать в монастырь в Загорск вместе со своим другом. Мать благословила их и дала денег на дорогу. Вечером друг Володя возвращается один. Анастасия Ивановна спрашивает: «А где же Коля?» «Тетя Настя, Колю оставил самый главный начальник, а вам дал денег на дорогу и просил приехать завтра».

На следующий день Анастасия Ивановна приезжает в Лавру к концу службы. Смотрит, монахи идут в трапезную, и Коля, ее сын в своих руках несет нижний край мантии наместника. Среди народа наместник узнал Анастасию Ивановну, подошел к ней и говорит: «Анастасия Ивановна, мне нужно с вами поговорить», и приглашает ее в свои покои. В разговоре наместник архимандрит Иоанн говорит: «Вот, Коля хочет остаться у нас в лавре. Я не против, но ведь он еще мал, сейчас он хочет, а станет взрослым – вдруг расхочет? Как тогда быть? И – второе: ему нужно еще учиться. Договорились – хорошо, пусть Коля учится, а на каникулы приезжает в Святую обитель».

Вызвал в покои портного, с мальчика сняли мерку и вскоре сшили богослужебное облачение. Как же рвалась его душа в обитель к преподобному Сергию! За время обучения в школе все каникулы Кол находился в Святой обители на послушаниях: пел, читал, топил баню, трудился в просфорне, занимался уборкой храма.

У Коли было ильное желание пойти учиться в Духовную Семинарию в Загорске, но ему не хватало 4 месяцев до восемнадцати лет – и в учебе отказали. Наместник Пимен (впоследствии – Святой Патриарх) дает Коле рекомендацию и говорит: «Не теряй драгоценного времени, поезжай в Ленинград к митрополиту Григорию, он хороший и примет тебя учиться».

Зимой с рекомендацией наместника Николай едет в Ленинградскую Духовную Семинарию. Семинаристы уже полгода проучились, но впоследствии батюшка догнал студентов.

На собеседовании митрополит Григорий спросил Колю: «Что вы умеете?» Николай не растерялся: «Знаю наизусть несколько псалмов, тропари, могу петь и читать. Митрополит Григорий назвал несколько псалмов и кондаков, последовало звонкое каноническое чтение и пение. Это был блестящий тенор (голос все-таки ставила Лавра). На его прошение митрополит Григорий пишет резолюцию: «Бог благословит». Митрополит распознал в юноше Доброго Вестника, и к концу семестра новичок наверстал круглых отличников.

3 октября 1955 года Николай выбывает из числа учащихся 2-го класса Ленинградской Духовной Семинарии на действительную военную службу в Советской армии. Коля попал служить во флот в Североморск и проплавал полтора года. Но с матерью случилась беда. На заводе мать получает увечье. Коля, узнав о случившейся беде с мамой, пишет ей письмо, чтобы она похлопотала о продолжении его учебы в любимой школе (так он называл семинарию).

Сосед по коммунальной квартире полковник летчик Горлачев спрашивает, что Коля пишет. Он просит, чтобы мать похлопотала за него продолжить учебу в семинарии. «Разве с Армии отпустят учиться в Семинарии?» Полковник говорит: «Неважно, где учиться, отпустят». Посоветовал Анастасии Ивановне обратиться к Министру обороны Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову. Вначале Анастасия Ивановна испугалась и расстроилась, письмо Колино сосед забрал себе и от имени ее написал письмо Г. К. Жукову и сказал: «Отправь заказным письмом. К Новому году Коля будет дома». И действительно перед Новым годом особым распоряжением маршала Г. К. Жукова матрос Николай Догадин был уволен в запас. Когда сын-матрос вернулся домой, мать не стала долго держать его дома возле себя, благословила его продолжить учебу в семинарии.

После окончания семинарии Николая сразу же зачислили в Духовную Академию. В 1962 г. Николай Догадин блестяще заканчивает Духовную Академию. После окончания Академии 15 июля 1962 г. принимает монашеский постриг с именем иеромонаха Агафангела. Постриг совершил Архиепископ Ярославский и ростовский Никодим (Ротов) в Троице-Сергиевой Лавре 15 июля 1962 г. Владыка возлюбил духом и сердцем Агафангела. Распоряжением за № 366 от 12 июля 1962 года назначает его личным секретарем-референтом и переводит в отдел Внешних Церковных Сношений, которым управлял сам Владыка.

При постриге схиигумен о. Михаил (крестный отец), сопровождавший к постригу, говорит как бы все про себя, но это он предсказал будущую жизнь батюшке: «Всем-то я мешаю, отовсюду меня гонят, мирские батюшки меня ненавидят, все мне завидуют, а один даже хотел меня убить. Иду я вдоль берега, а он за мной бежит, чтобы меня убить. Я как кину ему кость и говорю: На, подавись! И этот человек подавился. Хотел в Иерусалиме остаться, восемь месяцев прожил там, а потом и оттуда выпроводили». Снимает с себя крест с украшением и дает батюшке на память, а через день просит вернуть обратно: «Отдай мой крести, а возьми Библию». Батюшка говорит: «Отче, у нас с мамой есть Библия». «Ну, тогда возьми белый хлеб – и никогда ни в чем не будешь иметь нужды». Видимо старец-схимник испытывал молодого монаха.

Все предсказания крестного отца сбылись. Действительно батюшка в жизни терпел и гонения, и унижения. Часто говорил: «На меня восстали все силы ада». И это происходило от духовных лиц. За то, что приводил людей к вере, за открытие храмов и вообще за все свои труды получил мученическую кончину.

Постановлением Святейшего Патриарха и Священного Синода от 23 января 1963 года за № 7 иеромонаху Агафангелу (Догадину) определено быть членом Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Постановлением от 5 февраля 1963 года иеромонах Агафангел (Догадин), членом Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Его Святейшество возложил на него Наперсный Крест. По благословению Его Святейшества иеромонах Агафангел может за Богослужением на себя Набедренник возлагать.

Указом от 14 апреля 1974 г. за № 208 иеромонах Агафангел (Догадин) за усердное ревностное служение, неустанные труды и за горячую любовь ко Святой Обители Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Пименом награжден саном игумена, с возложением палицы.

На 494-м заседании Совета Ленинградской Духовной Академии и Семинарии 3 марта 1966 года за курсовое сочинение действительного студента Совета Ленинградской Духовной Академии иеромонаха Агафангела (Догадина) выпуска 1962 года на тему «Разбор книги «Природа церкви» с точки зрения православного учения о сущности и природе Церкви» на основании высказанных отзывов рецензентов, отметивших положительные качества работы автора, ценность сделанного им перевода книги «Природа церкви» было решено присудить иеромонаху Агафангелу (Догадину) ученую степень кандидата богословия.

По возвращении из Иерусалима иеромонах Агафангел трудится секретарем у Митрополита Иоанна в Псковской епархии. В последующие годы отец Агафангел становится насельником Псково-Печерского монастыря. В качестве паломника о. Агафангел много раз бывал за границей: во Франции, Бельгии, Финляндии, Швеции.

Указом № 4 от 4 февраля 1976 г. распоряжением Высокопреосвященного Митрополита Новгородского и Ленинградского Никодима игумен Агафангел назначается священником церкви св. Ап. Филиппа в г. Новгороде.

Указом № 8 от 29 марта 1977 года Его Святейшество Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен ко дню Святой Пасхи 1977 года Агафангел награждается Крестом с украшением.

Указом № 1от 16 января 1988 года Митрополит Новгородский и Ленинградский Алексий игумена Агафангела (Догадина Н. А.) назначает настоятелем Георгиевской церкви города Старая Русса и благочинным Старорусского благочиннического округа с 25 января 1988 года с возведением в сан архимандрита.

Господь наградил архимандрита Агафангела даром прозорливости. Еще находясь в Псково-Печерском монастыре о. Павлу из Белоруссии было предсказано быть священником. Матушке о. Георгия, служащего в церкви Апостола Филиппа в Новгороде предсказал быть матушкой. Матушка Люба приехала в монастырь как паломница, чтобы помолиться. Это было 30 сентября, в день ее Ангела, а о. Агафангел попросил ее отправить в Люберцы поздравительную телеграмму своей маме, поздравить ее с днем рождения, и сказал, что будешь матушкой. И в знак благодарности подарил вырезанную на дереве церковь. Однажды матушка Люба со своей мамой пришла к о. Агафангелу и за чашкой чая стала рассказывать всю эту историю. Батюшка в это время вышел в свою келью и оттуда задает ей вопрос: «А телеграмма-то была в Люберцы?» «Да, да, в Люберцы, Догадиной Анастасии Ивановне», и показывает сохранившуюся квитанцию. Батюшка отвечает: «Вот она пред тобой и сидит». «Как же, меня просил отправить телеграмму совсем молодой, интересный монах?».

В воскресный день пришли из храма и трапезничали, раздается звонок, батюшка посмотрел в окно и говорит: «Срочно открывайте калитку». Заходят в дом две женщины, одна больная, с палочкой, а другая здоровая. Это были две родные сестры. Больную батюшка зимой причащал (она была парализована), подарил ей четочки, благословил читать Иисусову молитву по четкам и сказал: «Поправится, летом придешь к нам пешком, и будем вместе пить чай». А жили они далеко, в новом районе. Больная действительно поправилась и пешком пришла к своему батюшке. Плачет и радуется: «Батюшка, я теперь своими ножками, день и ночь благодарю Господа».

Батюшка очень любил детей, он не мог пройти мимо ребенка, чтобы не дать какой-нибудь гостинец. Если случалось, что у него с собой ничего нет, то приведет домой, угостит мороженным, напоит чаем с конфетами, подарит детскую книгу. А если кому чего подарит, сколько же было радости на его лице. Иногда он сам становился как малое дитя.

Здоровье батюшки постепенно стало ухудшаться, силы его покидали, он потерял аппетит, сон. Он знал, что скоро его заберет Господь. Часто говорил, что скоро умрет.

Находясь в отпуске в Свято-Успенском Вышенском женском монастыре в ноябре 1995 года архимандрит Агафангел сильно заболел. Ночью случился сердечный приступ стенокардии. О. Василий, игуменья Нонна с сестрами молились об исцелении архимандрита Агафангела. Матерь Божья услышала молитву, исцелила батюшку. На праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы батюшка пришел в храм, причастился.

Игуменья Нонна создала ему все условия, чтобы выздороветь. Достали хорошего лекарства, нашли человека делать уколы, два раза делали кардиограмму и обеспечили соответствующее питание. Матерь Божья исцелила батюшку. И здесь ему было открыто, что ему дана отсрочка годика три пожить. Силы батюшку стали покидать с каждым днем, батюшка становился слабее, но, преодолевая свою слабость, старался держать себя бодрым.

В воскресенье в январе 199 года батюшка уехал в Ригу к своим духовным детям о. Олегу, Григорию и Владику. Поездку в Ригу благословил о. Николай Гурьянов с острова Залет и архимандрит Гермоген со Святогорского монастыря г. Пскова. Прощаясь с нами, батюшка пересиливал свою слабость и старался быть бодрым. Он прощался с нами, домашними как-то особенно, как бы навсегда и всех благодарил за любовь к нему и услуги. Каждого несколько раз мазал святым маслом, целовал в голову и просил прощенья со словами «Не умру, но жив буду и повем дела Господни. Господь ведет меня особым путем».

В Риге батюшку пособоровали, причащали Святыми дарами, сестры из женского монастыря все время дежурили у него и читали каноны, акафисты.

Отошел ко Господу светильник веры, горевший теплотой своей любви и сердечным участием. Батюшка вел людей ко спасению путем духовной мудрости и простоты, унаследованной им от опытных старцев Троице-Сергиевой Лавры и Псково-Печерского монастыря: о. Кирилла Павлова, схиигумена о. Михаила (крестный отец), о. Афиногена, о. Луки, о. Сампсона и др.

С его кончиной прекратился источник света и духовная ласка, которая всех, даже озлобленных сердцем и жизнью людей, оживляла и вливала в них примирение и дух бодрости.

Поэтому можно сказать, что его духовные чада лишились не только духовного отца, но и нежной матери, так как у его ног они слагали свои скорби и получали утешение. У него не было никаких проблем, немало было осушено слёз. Часто ему говорили: «Батюшка, вам, наверное, обидно?» Нет, это благодатные слезы. Господь меня ведет особым путем. Верьте моему слову, я все знаю, мне теперь господь все открыл».